Сергей надолго исчез, видимо, уехал на финскую границу за литературой. Вера созналась себе, что беспокоится, ждет его, невольно расспрашивает друзей, не вернулся ли он.
Неожиданно случилось непоправимое. Типография в Новой Деревне провалилась. Что стало с Софьей и Ваней, было неизвестно. Наверное, их арестовали. А может быть, Софья опять ночевала по чужим квартирам. "Действительно, одни убеждения за душой, - думала Вера. - Права Софья".
И вдруг Бородин прибежал к ней прямо домой. В узкой комнатке со столиком, заваленным книгами, сразу стало тесно.
Вера засуетилась, заволновалась, спрятала в кулачке шпильки, начала складывать в стопку книги.
- Ты очень замерз? Хочешь чаю?
Сергей сел в продавленное хозяйкино кресло, окинул взглядом стену с портретиком Некрасова, фотографией Любови Семеновны и вдруг открыто, добродушно улыбнулся.
- Вот ты как живешь, а я думал, что по-другому.
- Как же? - тихо спросила она.
Он был близким, знакомым до мелочей. Ей хотелось смотреть ему в лицо, но она опустила глаза.
- Так каким ты представлял мое жилище?
- Не знаю. Только по-другому.
Что думал Сергей, она так и не узнала. Он хрустнул пальцами, встал и, близко подойдя к ней, взял за руку. Он говорил, что чай пить ни в коем случае не будет, потому что ему очень некогда, даже некогда поговорить, а глаза его говорили о том, что все это время он думал о ней, что он мечтал все время об этой встрече.
Вера растерянно, беспомощно улыбнулась.
Сергей глотнул воздух, отвел глаза.
- Сегодня вечером на Фонтанке наши печатники захватят типографию Альтшуллера и отпечатают четвертый номер "Пролетарского голоса". Рано утром ты получишь одну партию и с медичками развезешь по адресам, - потвердевшим голосом проговорил он, готовый бежать дальше.
Ей хотелось, чтобы он еще задержался, еще сказал что-нибудь...
- Сережа, Софью арестовали? - спросила она, подняв глаза на Бородина.
- Да, - качнув головой, ответил он, - арестована. Замечательная была печатница!
- А Ваню? - вспомнив имя парня, спросила Вера.
Сергей застегнул пальто.
- Ваня-печатник там не работал. Ну, я пошел, - и взял ее за руки. - Знаешь, я все время думал...
"Значит, Ваня не работал там", - забеспокоилась Вера.
- Он там был, Сережа. Я его видела, - твердо сказала она.
- Кто?
- Да Ваня-печатник...
- Он там был? - удивленно и подозрительно переспросил Сергей, опуская руки.
Вера еще ни разу не видела, чтобы Бородин был так испуган. Лицо его стало растерянным.
- Ты понимаешь, - проговорил он, - этот Ваня очень ловко избегает арестов. Сегодня он работает там, в типографии Альтшуллера.
Сергей вдруг сдернул с вешалки шапку и кинулся к двери. Вера схватила его за рукав, задержала:
- Ты куда?
- Туда.
- Я с тобой.
- Нет, я один.
- Но ведь если мы будем вдвоем, меньше подозрений.
- Давай быстрее, - помогая ей надеть шубку, проговорил он.
Молчаливые, встревоженные, они долго тряслись в пустом, от этого казавшемся еще более холодным трамвае. Сергей хмурил брови, уставясь взглядом в одну точку. Вера знала, о чем думал он. Та же тревожная мысль билась у нее в мозгу. "В типографии сейчас работает больше десяти партийных печатников. Возможно, там с ними и Николай Толмачев. Если будет провал, это надолго выведет из строя всю "технику". А Николай? Нет, этого не должно быть. Надо предупредить!"
Они вышли из трамвая на Марсовом поле, перебежали по звонкому мосту на набережную Фонтанки. Мороз жег лицо, ноги в легких ботинках закоченели, но Вера не замечала этого. Не замечала дороги, не видела бисерной россыпи звезд над головой.
Скрипел снег, в ночном морозном безлюдье. Звонко стучали каблуки.
Вот-вот должна быть типография.
Сергей остановился. Поднял воротник ее шубки.
- Ты замерзла, Верочка? Потерпи. Совсем немного осталось.
Потом опять остановился, обеспокоенно спросил Веру:
- Взгляни на меня: не отморозила ли ты щеки?
- Нет, нет, Сережа. Идем быстрее.
Вдруг от стены отделилась громадная фигура женщины, и густой простуженный голос просипел:
- Эй, господа. Нельзя. Вернись!
Они остановились. Это был жандарм. Усатый жандарм в башлыке, делавшем его похожим на женщину.
- Мне надо к больной подруге. Она недалеко, вон там живет, - показывая в темноту, жалобно произнесла Вера и потопала ногами. - Так холодно! Пустите, пожалуйста, а то я вовсе закоченею.
Сергей метнулся вперед, видимо, хотел пройти один, но жандарм схватил его за рукав.
- Куда? Сказано, нельзя! А то задержу для выяснения.
- А что там, дяденька? - спросила Вера.
- Сказано, проходи! - рявкнул жандарм прорезавшимся вдруг басом.
Они пошли обратно. "Что же делать? Что же делать? Уже оцепили. Значит, действительно Ваня-печатник - провокатор", - чувствуя, что зубы начали выбивать неудержимую дробь, думала Вера.
- Эх, мы, дураки! - остановившись, обрадованно сказал Сергей. - Ведь жандармы дежурят около дома Распутина. Докапываются, кто ухлопал старца.
Вере вдруг стало теплее. Действительно, дом недавно убитого Григория Распутина где-то недалеко от Фонтанки.
Они обогнули четыре квартала, решив подойти к типографии с противоположной стороны. Но там тоже были жандармы.
Полная смутного беспокойства, поздно ночью вернулась Вера домой.
Утром в комнату Зары Кунадзе, где Вера с курсистками-медичками ждала газет, чтобы развезти их по местам, пришел усталый, расстроенный Сергей. Он тяжело опустился на стул и зло закурил.
- Идите по домам, газет не будет. Все арестованы. Удалось спастись только одному Ване-печатнику. Николая там не было. А тираж весь жандармы забрали.
"Значит, провокатор! А Софья? Бедная Софья, ни о чем не зная, наверно, по-прежнему любит его. Человека, который стал ее врагом, - подумала Вера и зябко передернула плечами. - Как это страшно!"
Глава 22
За окном - синяя февральская ночь. Ветер заблудился в дряхлых антресолях домика, сердится и стучит, словно кто-то ходит по визгливым половицам. Вера поднялась по ветхой лестнице, скинула мокрую от снега шубку, отряхнула росяные капельки с меховой шапки. В комнате загородной дачи тепло. Сергей, устало улыбаясь, смотрит на нее.
- Ты что так смотришь? Думаешь, не успела взять? - она внесла четыре холщовых увесистых мешочка и поставила их на стол.
- Вот что я сделал, - показывая на разграфленный лист ватмана, сказал он. - Это будет касса.
Они долго разбирали металлические брусочки литер. Иногда их пальцы сталкивались. Сергей брал ее узкую руку в свою и тихо говорил:
- Вера!
- Не надо, Сережа, - высвобождая руку, произносила она. - Ведь к утру надо все набрать...
Но он подошел близко, так близко, что она чувствует его плечо. Оторвала взгляд от литер. В его глазах - бездонная колодезная чернота, от которой кружит голову... Вера опустила глаза, проговорила холодно:
- Встань на место, Сергей.
Он обиженно отошел, прикурил над лампой папиросу, долго мерял половицы широкими шагами, потом взялся разбирать литеры.
Наконец шрифт ершистыми грудками был разложен по самодельной кассе.
- Ты знаешь, - хрипло сказал Сергей, беря верстатку, - мне не удалось договориться нигде: ни в Адмиралтейской типографии, ни в "Биржевых ведомостях". Везде народ перепуган. Обещал зайти один наш, но когда - неизвестно.
Вера тоже взяла верстатку.
Долго отыскивая литеру, Сергей сердился. Вера находила ему нужную букву.
- Какой ты медведь!
Он молчал. Вера чувствовала рядом с собой его ровное глубокое дыхание и тоже сбивалась.
- Вот твоя "т", - говорил он. - Ты тоже медвежонок...
Строчка за строчкой, медленно вырастали слова. И вот уже можно прочесть начало прокламации о результатах созыва Государственной думы.
"Пролетарии всех стран, соединяйтесь!
Ко всем рабочим и работницам Петрограда!
Смело, товарищи в ногу!
Духом окрепнем в борьбе.
В царство свободы дорогу
Грудью проложим себе.
Товарищи! Сознайтесь друг перед другом, что многие из вас с любопытством ждали 14 февраля..."
Мучительно медленно набирали они. Ах, какими неповоротливыми были пальцы! За окном уже успокоилась метель. В тишине глухо постукивали часы, щелкала верстатка. У Веры слипались глаза. Иногда ей казалось, что она заснула. Перед глазами проносился мимолетный сонный мираж.
- Ты хочешь спать, - говорил Сергей. - Иди, приляг на диван, я тебя разбужу, - и мягко брал ее за плечи.
- Нет, Сережа, нет, - протерев слипающиеся глаза, говорила она и снова искала литеры.
Вдруг сон пропал. Теперь Сергей замирал с верстаткой в руке и долго не мог найти нужную букву.
- Ты бы прилег, Сергей.
- Что ты, Верочка, нельзя, - сонно улыбаясь, ответил он.
Глухой ночью кто-то осторожно постучал в дверь. Вера замерла у кассы, готовая каждую минуту смешать набор и уничтожить текст. Оказалось, свой, наборщик. Взглянув на самодельную кассу, он усмехнулся, поднял щетинистые желтые брови.
- Вы еще быстро работаете. А вообще ваша касса не годится ни к дьяволу, - и раскатисто засмеялся, показывая неровные кряжистые зубы.
Вера смущенно смотрела, как он быстро перенес ватман с литерами на пол и разложил грудки шрифта по-своему, прямо на столе. Быстро защелкала верстатка. Засыпая на диване, Вера слышала сухое шуршание литер и виноватый голос Сергея:
- Так ведь первый раз набираем сами.