- Как алая заря?
- Нет, как маленькие флажки, - уводя взгляд, ответила Вера.
Глава 20
В Вятку пришлось уезжать неожиданно, не сдав экзамены, не дожидаясь Лены, не узнав результатов суда над Ариадной. Сергей передал Вере пачку чистых паспортов, которые надо было сохранить в надежном месте. А что могло быть надежнее Вятки? "Никому в голову не придет, что они хранятся в доме вятской фельдшерицы Зубаревой", - думала Вера, увозя их с собой.
Дома все было по-старому. Любовь Семеновна не напоминала пока о ночном разговоре. Фортунатов, которого она тогда так горячо обвиняла, был по-прежнему желанным гостем.
Бродя в одиночестве по изрытым тележными колесами улицам, любуясь с обрывистой кручи на мглистые завятские дали, Вера постоянно думала об одном: как здесь, в Вятке, на одном из кожевенных заводов или в железнодорожных мастерских создать нелегальный кружок? Ее не тревожила захолустная тишина. Она не верила ей. "Надо найти одного-двух рабочих-большевиков, через которых можно было бы связаться с остальными. Они здесь есть, есть..."
В этот день, сидя на траве в Александровском саду, она думала о том же.
На противоположном песчаном берегу мужики натужно тянули, провисая на тягах, невод. Вытащили. В мотне рассыпчатым серебром засверкала рыба. От Дымковской слободы кто-то подъехал на дрожках, видимо, подрядчик. Замахал руками. Босой, в поярковой шляпе рыбак схватил сверкавшую на солнце широкую, как валек, рыбу и ударил подрядчика по голове. Тот, по-кошачьи отмахиваясь, попятился, но запутался в рыжем неводе и упал. Над ним столпились рыбаки. Видимо, били.
- Счеты сводят, - услышала Вера над собой голос и повернулась. Рядом с ней с лицом, обросшим мягкой русой бородкой, стоял Виктор Грязев. Он посуровел, кустистые брови, казалось, ниже нависли над глазами. Лицо потеряло юношескую округлость.
- Что-то вы сильно изменились, Виктор, - сказала Вера, довольная тем, что встретила его.
Он снял фуражку, сел.
- Наверное, изменился. Были причины...
Вера повернулась к нему.
Виктор обхватил сцепленными руками колени.
- Я ведь давно здесь, с марта.
- А почему? Что случилось?
Мимо них по аллее крадущейся походкой прошел похожий на лабазника мужчина в картузе и сапогах бутылками. Покосившись на Веру и Виктора, сел на скамейку. Виктор бросил на прохожего мрачный взгляд, зло сорвал метелку лисохвоста и с хрустом перекусил стебелек.
- Неужели это ваш? - удивилась Вера. Ей показалось противоестественным, что в маленькой тихой Вятке тоже есть шпики.
Виктор ожесточенно порвал стебель травинки, отбросил в сторону.
- Мой. Такой дурак, каких бог не видывал. Везде за мной волочится. Даже купаться вместе ходим...
Шпик стоял, уныло глядя на реку.
- Петя Никонов в Казани попался, - приглушенно рассказывал Виктор. - А у него были мои письма из Харькова. И вот ночью, когда мы с сестренкой возвращались из университета, нагрянули с обыском, У меня было кое-что: фотография депутатов Государственной думы - большевиков в одежде каторжников, прокламации против войны, брошюрки, стихи. В общем, посидел я. Сейчас дядя заложил свою хатенку, живность всякую, взял под залог. До суда выкупил. Если сбегу, пойдет по миру.
Шпик приблизился к ним, стал старательно рассматривать вырезанные на березе имена. Вера глубже надвинула на глаза панаму. Зачем шпику запоминать ее лицо?
- Вот видишь, до чего глуп, - раздраженно сказал Виктор. - Думает, услышит, что я говорю.
Вера усмехнулась.
- Видно, начинающий, хочет выслужиться. Уши большие, слух, наверно, хороший... А как Петя?
- Петя тоже выпущен под залог.
Неожиданно небо потемнело, запахло акацией, сиренью, дорожной пылью и еще чем-то острым, терпким, наверное, цветущей рябиной. Первые капли начали кропить тропинку. Вера с Виктором спрятались под осину, обросшую желтыми лишайниками, но дождь быстро пробил слабую крону, и они побежали в ротонду мимо шпика, прижавшегося спиной к березе.
Здесь никого не было. Между колоннами гулял легкий ветерок. Дождь, покрыв водяным туманом реку и заречный Широкий лог, бурлил на охряно-рыжих склонах Раздерихинского спуска, гнал по нему к реке стремительный поток.
Внизу, поскальзываясь на глинистой дороге, шли богомолки, переправившиеся с правого берега на пароме. Они возвращались е моленья на реке Великой. Их горбатые от котомок фигуры хорошо было видно сверху.
Береза уже не спасала от дождя, и весь мокрый, с текущими по одежде дождевыми струями, шпик забежал в ротонду. Фыркая, начал топать сапогами и выжимать картуз. Он делал вид, что не замечает Виктора и Веру, но большие розовые уши, казалось, вытянулись и стали еще больше.
- Ты знаешь, я заметила, у него глаза зеленые-зеленые, как крыжовник, - сказала Вера. На нее вдруг нашло веселье. То ли от дождя, то ли от встречи с Виктором.
Когда дождь кончился, Вера сняла туфли и по мягкой холодной тропинке пошла с Виктором из сада. На площади стекленели лужи. Было тихо и свежо. По Раздерихинскому спуску спешила к реке мутная вода. Обходя ее, устало поднимались богомолки. Дюжий мужик с лицом, заросшим сивой барсучьей шерстью, нес на руках икону. Среди измученных говеньем лиц Вера вдруг увидела бледное, с опущенным взглядом лицо подруги по гимназии Нелли Гордиевой. Подошла ближе.
- Здравствуй, Нелли, что с тобой?
- В добрый, во святой час, Верочка, - ответила та, тяжело переводя дыхание, и поправила посеревший от солнца монашески черный платок.
- Ты ведь, вроде, не отличалась религиозностью? - спросила Вера.
- Вот господь меня и наказал, - с тупой обреченностью произнесла Гордиева и начала мелко крестить Веру. - Иди с Иисусом со Христом, иди, раба божия, - и смешалась с черной толпой, повернувшей на Пятницкую.
Издали прогнусили сборщики:
- Пожертвуйте, православные, Николаю-чудотворцу и всем святым на встречанье.
- Что она, помешалась, что ли? - опешила Вера.
- Вполне возможно. У нее мужа на войне убили и сын умер. Вот и ударилась в религию, - сказал Виктор. - А веселая была.
Бездумнее и беспечнее Нелли не было в гимназии. Она признавалась, что даже во время уроков закона божьего мечтает о вечерах. "Какое же тяжелое потрясение пережила она!" - подумала Вера.
Улица была пустынна. Шпик далеко. Он смотрел на грачей, гомонивших на монастырских тополях.
- Мне нужно поговорить с вами об очень нужном деле. Есть кое-что новенькое. Заходите ко мне. Хорошо?
Виктор кивнул:
- Только нам надо избавиться от филера. Зайдемте сейчас к нам. Выйдете через черный ход. Заодно и поговорим...
Виктор жил на Казанской улице, против входа в женский монастырь, в полуподвале. В мрачноватой полутемной кухне высокая женщина в повязанном по-украински платке месила тесто.
- Это ты прийшов, Витя? - мягко пропела она.
- Я, я, мама! - ответил он, проводя Веру в тесную, заставленную комнатушку.
- Вот здесь мы и живем, - согнав с табуретки дремлющего кота, сказал он.
Вера знала, что Грязевым живется туго. Виктор всегда, еще в гимназические годы, давал уроки, а мать арендовала у Спиридона Седельникова тесную булочную, которая еле-еле покрывала расходы. Сама же Дарья Илларионовна месила по ночам тесто, а утром разносила покупателям свежие бублики, распевая своим грудным приятным голосом:
- Харячии, свежии, покупайте бублики!
Вера долго рассматривала сделанные карандашом рисунки Виктора. Праздник - Свистунья, Казанский - в березах - тракт.
- Хорошо. Очень хорошо, - потом оторвалась от набросков и, прищурившись, посмотрела пристально в глаза Виктору. - Вот что я подумала: почему мы здесь, в Вятке, отдыхаем от всяких дел? Ведь отдыхать рано. Вятские рабочие, наверное, ждут нас; наверное, могли бы мы организовать здесь хотя бы один кружок? А? Как вы думаете, Виктор?
Виктор вскочил, прошелся по кривым половицам. Остановился напротив.
- Вы знаете, я тоже думал об этом. Если бы не "хвост", я повел бы один кружок. Впрочем, неважно, филера можно обмануть. У меня есть хороший знакомый в железнодорожных мастерских...
Вера вышла от Виктора ободренная. "Значит, получится. Значит, будет", - думала она. На углу Николаевской остановилась и подождала: шпика не было. "Видимо, не заинтересовался".
Дня через три к Вере неожиданно нагрянула целая ватага петроградских студентов: Гриша, первокурсницы-медички. Но больше всего ее обрадовал приезд Лены. Та весело рассказывала о том, как они трое суток ехали на тихоходном поезде, прозванном студентами "Максимкой". Гриша, теперь уже не смущаясь, видимо, поверив в свои силы, читал новое стихотворение о морской голубой жемчужине. "Нет, не стал он Добросклоновым. Еще больше ударился в мистику", - с горечью подумала Вера. Гриша ждал от нее похвалы. Лена горячо хлопала ему, поздравил его "с хорошим стихотворением" Виктор, и только Вера не сказала ничего. Суровцев смял листок бумаги, на котором были написаны стихи, и заявил, что больше читать не будет. Его начали уговаривать, потом из-за стихов разгорелся спор...
Гриша, не зная, куда девать руки, подошел к Вере.
- Значит, вам не понравились мои стихи?
В голосе звучали обида и надежда. Вера посмотрела в его близорукие робкие глаза.
- Нет, Гриша, не понравились. Это модно, но это мелко. Вы, наверное, жемчужной-то раковины не видали?
Суровцев поправил очки.
- Вы всегда сеете в моей душе какое-то смятение, неуверенность. Ведь другим нравится...
Вера пожала плечами.
- Вы хотите, чтобы я подлаживалась под общее мнение?
Он рассматривал свои белые слабые пальцы.
- Нет, нет, что вы!