"Все в порядке, - проговорил про себя Олмэйр, вынимая горсть яванского табака из ящика стола. - Теперь, если что-нибудь откроется, я чист как стеклышко. Я убеждал этого человека подняться вверх по реке. Я настаивал. Он сам это скажет. Отлично".
Он стал набивать свою китайскую трубку с длинным изогнутым мундштуком, придавливая большим пальцем табак. "Нет, - думал он, - я больше с ней говорить не буду. Довольно с меня. Я дам ей достаточно времени, чтобы отъехать, а потом пущусь сам в погоню, а за папенькой пошлю лодку. Да, так и сделаю".
Он подошел к двери конторы и, вынув трубку изо рта, проговорил:
- Счастливого пути, миссис Виллемс! Не теряйте времени Вам лучше пройти к пристани кустами, изгородь там свалилась Не забудьте, что дело идет о жизни и смерти. И помните, что и ничего не знаю. Я полагаюсь на вас.
За дверью послышался стук. Он отошел, осторожно ступая на цыпочках от двери, скинул туфли в углу веранды и, затянув шись трубкой, вошел в галерею и повернул влево к задернутому занавеской помещению. Это была большая комната, очень ела бо освещенная тускло горевшей на полу небольшой компасной лампой, которая какими-то судьбами много лет тому назад попала в дом из кладовой "Искры" и служила теперь ночником. Бесформенные массы, с головой укрытые белыми простынями, виднелись на устланном циновками полу. Посреди комнаты стояла маленькая колыбель, затянутая белым пологом от москитов - единственная мебель в комнате, - стояла, как алтарь из прозрачного мрамора в полутьме храма.
Олмэйр, с тусклой лампой в одной руке и трубкой в другой, отдернул полог колыбели и стоял, любуясь своей дочерью, своей маленькой Найной, частицей самого себя, крошечной бессознательной живой пылинкой, вместившей в себе всю его душу. Он как будто окунулся в светлую и теплую волну нежности. Словно зачарованный, он глядел в ее будущее. Чего он только не видел в нем! Все это было лучезарно, блаженно, невыразимо прекрасно и все предназначено ей судьбой. Да, он сделает это, сделает для своего ребенка! Погруженный в очарование чудесных грез, окутанный прозрачными волнами голубого дыма, струившегося из трубки и сгущавшегося в легкое облако над его головой, он походил на таинственного паломника, в немом молитвенном экстазе курящего фимиам перед чистым ковчегом ребенка: идола с закрытыми глазами, маленького божка, беспомощного, хрупкого и безмятежно спящего.
Когда Али, разбуженный громкими окликами, выскочил из своей хижины, он увидел узкую золотистую полосу, дрожавшую над лесами на бледном фоне с померкшими звездами; это наступал день. Хозяин его стоял перед дверью и, махая листком бумаги, неистово кричал:
- Живей, Али, живей!
Увидя выходящего слугу, он быстро подошел к нему и, указывая на бумагу, голосом, испугавшим Али, потребовал, чтобы он немедленно снарядил вельбот, который должен сейчас же - сейчас же - отправиться за капитаном Лингардом. Зараженный его волнением, Али засуетился и предложил:
- Если надо скорей, то лучше челн. Вельбот не догонит, лучше челн.
- Вельбот, вельбот, тебе говорят! - ревел Олмэйр, по-видимому, спятивший с ума. - Зови людей! Шевелись, лети!
Али заметался по двору, ногой распихивая двери хижин и, просовывая в них голову, неистовым криком будил их обитателей. Заспанные люди выползали, тупо озираясь и почесывая поясницы. Расшевелить их было не легко. Они потягивались и зевали. Некоторые просили есть. Один сказался больным. Никто не знал, куда запропастился руль. Али кидался от одного к другому, расталкивая их и ругаясь, ломая руки и чуть не плача, так как вельбот ходит тише самого скверного челна, а хозяин этого не хочет понять.
В конце концов вельбот с продрогшими, озлобленными, голодными людьми все-таки отвалил, когда было уже совсем светло. Он на минуту зашел в дом, где все уже были на ногах, изумленные странным исчезновением сирани, взявшей с собой ребенка и оставившей все свои вещи. Не говоря ни с кем ни слова, Олмэйр сунул в карман револьвер, снова спустился к реке и, прыгнув в небольшой челнок, направился к шхуне. Он греб очень медленно и только подъехав почти к самому борту, окликнул спящий экипаж голосом человека, страшно взволнованного.
- На шхуне! Эй, на шхуне!
Ряд изумленных лиц высунулся из-за борта. Через несколько времени показался человек с курчавой головой.
I - Что угодно, сэр?
- Позовите скорее помощника капитана, - возбужденно кричал Олмэйр, хватаясь за брошенный ему конец.
Помощник появился через минуту.
› - Чем могу вам служить, мистер Олмэйр?
- Дайте мне гичку сию же минуту, мистер Свои. Я вас прошу именем капитана Лингарда. Она мне необходима. Вопрос жизни и смерти.
Волнение Олмэйра подействовало на помощника капитана.
- К вашим услугам, сэр… Людей на гичку, эй. Она у кормы, сэр, - сказал он, снова перегнувшись через борт. - Переберитесь в нее, сэр.
Когда Олмэйр взобрался в гичку, в ней сидело уже четыре гребца. Наблюдавший сверху помощник капитана вдруг обратился к Олмэйру:
- Дело, кажется, серьезное, сэр? Не помочь ли вам? Я бы поехал с вами.
- Да, да, - закричал Олмэйр, - Едем, но не теряя ни минуты. Возьмите револьвер. Скорей, скорей!
Тон Олмэйра, симулировавшего лихорадочную поспешность, мало соответствовал его комфортабельной позе. Он сидел, спокойно развалившись на своем месте, пока помощник капитана не уселся рядом с ним. Тут он как бы проснулся.
- Отдайте фалинь! - крикнул он.
Гичка быстро отвалила от шхуны.
Олмэйр был на руле. Помощник капитана заряжал револьвер. Покончив с этим, он спросил:
- В чем дело? Вы за кем-нибудь гонитесь?
- Да, - коротко ответил тот, устремив глаза вперед. - Нам надо поймать опасного человека.
- Я не прочь поохотиться, - сказал помощник капитана, но не получая ответа, замолк.
Прошло около часа. Гребцы навалились на весла, и двое си девших на офицерском месте ритмично покачивались в такт при каждом взмахе длинных весел.
- Отлив нам благоприятствует, - сказал помощник капита на.
- В этой реке течение всегда быстрое, - ответил Олмэйр.
- Да, но оно еще быстрее во время отлива, - возразил тот. - Смотрите по берегу, как мы быстро несемся. Я бы сказал, что течение узлов в пять.
- Гм… - проворчал Олмэйр. - Тут есть проход между двумя островками, - вспомнил он, - который сократит наш путь на четыре мили. Правда, когда вода спадет, эти два острова превращаются в один, разделяясь только грязной канавой. Все же стоит попробовать.
- Дело мудреное пройти во время отлива, - заметил помощник капитана. - Вам, впрочем, лучше знать, успеем ли мы проскочить.
- Попробуем, - сказал Олмэйр, не спуская глаз с берега. Он круто повернул руль.
- Суши весла! - вскричал помощник капитана. Гичка сделала полуоборот и понеслась узким проходом.
- По борту!.. Пролив узенек, - проговорил помощник капитана.
Они очутились в темном протоке, осененном переплетавшимися над ними ветвями деревьев, через которые едва проникали лучи солнечного света.
Олмэйр принял озабоченный вид. Он плохо правил. Весла то и дело задевали кусты то с той, то с другой стороны, задерживая лодку. Раз, пока отталкивались, один из гребцов что-то быстро прошептал другим. Все наклонились к воде. Помощник капитана последовал их примеру.
- Ого, - воскликнул он, - взгляните, мистер Олмэйр, вода сбывает. Смотрите, мы попадемся.
- Назад, назад! Надо вернуться! - вскричал Олмэйр.
- Пожалуй, лучше было бы продвигаться вперед.
- Нет, назад, назад.
Он потянул румпель-брасики, и лодка уперлась носом в берег. Ушло еще немало времени, чтобы оттолкнуться.
- Навались, ребята, навались! - понукал помощник капитана.
Гребцы выбивались из сил, с нахмуренными лицами, с трудом переводя дух.
- Опоздали, - проговорил вдруг помощник капитана, - Весла уже задевают за дно. Мы на мели.
Лодка застряла. Гребцы сложили весла, скрестив руки и тяжело дыша.
- Да, мы попались, - спокойно сказал Олмэйр. - Не везет!
Вода быстро спадала. Помощник капитана следил за появившимся на поверхности илом. Вдруг, рассмеявшись, он указал пальцем на проток. ь; - Смотрите, - сказал он, - проклятая река уходит от нас. Вот там последняя капля исчезает за поворотом.
Олмэйр поднял голову. Вода ушла, и он увидел перед собой только грязную колею илистого дна, черной и мягкой грязи, скрывающей под своей блестящей поверхностью гниение, лихорадки и неведомые беды.
L - Ну, теперь придется просидеть тут до вечера, - сказал он с добродушно-покорным видом. - Я сделал все, что мог. Не моя вина. f; - Надо выспаться за день, - предложил помощник капитана. - Даже закусить нечем, - мрачно добавил он.
Олмэйр растянулся на своем месте. Малайцы расположились на дне между банками.
- Ловко я влопался, - заговорил вдруг помощник капитана, - Торопился, как черт, и застрял на целый день в тине. Вот вам и праздник! Так, так…
Люди спали или сидели неподвижно и терпеливо. Солнце поднималось выше, ветер стих, и скоро полная тишина воцарилась в высохшем проливе. Появилась стая длинномордых обезьян и, повиснув на выступающих ветвях деревьев, сосредоточенно и печально глядела на лодку и неподвижно сидящих в ней людей. Маленькая птичка с сапфировой грудкой качалась на тонкой ветке, сверкая в солнечном луче, как упавший с неба драгоценный камень. Ее крохотный глазок был устремлен на странные неподвижные существа в лодке. Вдруг она слабо чирикнула, и этот звук насмешливо и дерзко прозвучал в торжественной тишине лесной чащи, в великой тишине, полной борьбы и смерти.