- Вы правильно сделали, что не ответили на поставленный вам вопрос, - похвалила мисс Броди класс, когда мисс Макей удалилась. - В трудной ситуации лучше не говорить ни слова, ни плохого, ни хорошего. Слово - серебро, молчание - золото. Мэри, ты меня слушаешь? Что я только что сказала?
Мэри Макгрегор, размазня, два глаза, нос и рот - снежная баба, да и только, - которая впоследствии прославится одною тупостью и тем, что вечно будет служить козлом отпущения, и которая в возрасте двадцати трех лет погибнет в пожаре, отважилась на ответ:
- Золото.
- И что же есть золото, как я сказала?
Мэри забегала глазами по сторонам, потом подняла их к небу.
- Падающая листва, - шепотом подсказала Сэнди.
- Падающая листва, - повторила Мэри.
- Ясно, ты меня не слушала, - попеняла мисс Броди. - Если вы, девочки, будете слушать меня, я сделаю из вас crème de la crème.
2
Мэри Макгрегор даже на двадцать четвертом году жизни не вполне отдавала себе отчет в том, что своими откровениями мисс Броди не делилась ни с кем из учителей и что историю своей любви она рассказывала только им, своим ученицам. Когда через год после начала Второй мировой войны Мэри вступила в Женскую вспомогательную службу ВМС, где, по обыкновению, проявляла себя неуклюжей неумехой и вызывала массу нареканий, она почти не вспоминала о Джин Броди, хотя, разумеется, никогда не испытывала к ней неприязни. Но однажды, в минуту подлинного отчаяния, когда первый и последний ее ухажер, капрал, с которым они были знакомы две недели, не явился на свидание, а потом и вовсе исчез из поля ее зрения, она, окинув мысленным взором свою жизнь, вдруг поняла, что если и был в ней действительно счастливый период, то это первые годы, проведенные с мисс Броди, когда она сидела и слушала ее удивительные истории и суждения, не имевшие ничего общего с реальностью. Да, то было самое счастливое время в ее жизни. Эта мысль мимолетно промелькнула у нее в голове, и больше она никогда не вспоминала о мисс Броди, но это помогло ей преодолеть отчаяние, и она снова впала в обычное для нее состояние полного отупения, в коем и пребывала до тех пор, пока во время отпуска, который проводила в Кумберленде, не погибла в горящем отеле. В стремительно сгущающемся дыму Мэри Макгрегор металась по коридорам: бежала в одну сторону, потом в другую, каждый раз в конце натыкаясь на стену огненных всполохов. Она не слышала никаких криков, потому что мощный рев огня поглощал все прочие звуки, и не кричала сама, потому что задыхалась от дыма. На третьем витке она столкнулась с кем-то, упала и умерла. Но тогда, в начале тридцатых, когда Мэри Макгрегор было десять лет, она безучастно сидела среди других учениц мисс Броди.
- Кто пролил чернила на пол? Это ты, Мэри?
- Не знаю, мисс Броди.
- Подозреваю, что ты. Никогда не встречала такой неловкой девочки. Кстати, если тебе неинтересно то, что я рассказываю, будь добра, сделай, по крайней мере, вид, будто тебе интересно.
И это были дни, которые позднее, оглянувшись назад, Мэри Макгрегор сочтет самыми счастливыми днями своей жизни!
У Сэнди Стрейнджер уже в то время было предчувствие, что в будущем эти первые школьные годы окажутся самыми счастливыми годами ее жизни, так она и сказала в свой десятый день рождения лучшей подруге Дженни Грей, которую пригласила к себе домой на чай. Коронным блюдом праздника были ананасные кубики со сливками, а коронным удовольствием дня - то, что девочек предоставили самим себе. Для Сэнди дотоле неведомый ананас воплощал аромат и вид счастья, и прежде чем начать орудовать ложкой, она долго и пристально разглядывала крохотными глазками бледно-золотистые кубики, а острый вкус, который она ощутила на языке, показался ей вкусом особого счастья, какое не имело ничего общего ни с едой, ни с той безотчетной радостью, какую испытываешь во время игры. Обе девочки сливки оставили напоследок и зачерпывали их теперь полными ложками.
- Девочки, вы у меня будете сливками общества, - сказала Сэнди, и Дженни, не сдержав смеха, едва успела прикрыть платком рот, из которого брызнули эти самые сливки. - Ты знаешь, - добавила Сэнди, - когда-нибудь мы будем вспоминать эти дни как самые счастливые в нашей жизни.
- Да, так принято говорить, - отозвалась Дженни. - Всегда говорят: берите от школьных лет все, что возможно, потому что никогда не знаешь, что ждет впереди.
- А мисс Броди говорит, что лучшие годы - это годы расцвета, - напомнила Сэнди.
- Да, но у нее никогда не было семьи, как у наших родителей.
- Зато у них не было расцветов.
- Зато у них есть половая жизнь, - возразила Дженни.
Девочки помолчали, для них это было пока шокирующим открытием, которое они сделали совсем недавно и все еще не могли в него поверить; само звучание слов и их значение завораживали новизной. Потом Сэнди сказала:
- На прошлой неделе у мистера Ллойда родился ребенок. Для этого они с женой должны были жить половой жизнью.
Эту мысль было легче переварить, и девочки визгливо захихикали в розовые бумажные салфетки. Мистер Ллойд преподавал рисование в старших классах.
- Ты представляешь себе, как это происходит? - шепотом спросила Дженни.
Сэнди, постаравшись мысленно нарисовать нужную картину, сощурила глаза, от чего они стали еще меньше.
- Он должен был быть в пижаме, - прошептала она в ответ.
Девочки бурно развеселились, представив себе однорукого мистера Ллойда, всегда торжественно шествовавшего в школу, в пижаме.
Потом Дженни сказала:
- Это делается в порыве мгновения. Именно так это случается.
Дженни была надежным источником информации, поскольку недавно обнаружилось, что девушка, работавшая в бакалейном магазине ее отца, беременна, и Дженни кое-чего наслушалась, пока шла вся эта кутерьма. Когда она поделилась открытиями с Сэнди, девочки предприняли кое-какие изыскания, которые называли своим "исследованием", складывая мозаику из фрагментов недозволенно подслушанных разговоров и тайно прочитанных в толстом словаре статей.
- Это происходит мгновенно, как вспышка, - сказала Дженни. - С Тинни это случилось, когда она гуляла с приятелем в Паддоки. Потом им пришлось пожениться.
- Но ведь порыв должен был пройти, пока она снимала одежду, - усомнилась Сэнди. Под "одеждой" она явно подразумевала панталоны, но в столь научном контексте слово "панталоны" представлялось неуместно грубым.
- Да, именно этого я и не могу понять, - согласилась Дженни.
В комнату заглянула мать Сэнди.
- Веселитесь, детки?
Из-за ее плеча показалась голова мамы Дженни.
- Бог ты мой, - воскликнула она, глядя на стол, - да они тут объедаются!
Сэнди почувствовала себя оскорбленной и униженной, как будто главный смысл ее праздника состоял в еде.
- Ну, а что вы собираетесь делать теперь? - спросила мать Сэнди.
- Сэнди одарила ее исполненным потаенной ярости взглядом, который говорил: ты обещала, что мы будем сами по себе, а обещание есть обещание, ты прекрасно знаешь, что это очень плохо - нарушать обещания, данные детям; не сдержав своего обещания, ты можешь разрушить всю мою жизнь, в конце концов, это мой день рождения.
Мать Сэнди ретировалась, уводя с собой и маму Дженни.
- Давайте предоставим их самим себе, - сказала она. - Веселитесь, детки, не будем вам мешать.
Сэнди иногда испытывала неловкость оттого, что ее мать была англичанкой и называла ее "деткой", не так, как эдинбургские матери, которые говорили "дорогая". У мамы было кричаще шикарное зимнее пальто, отороченное пушистым лисьим мехом, как у герцогини Йоркской, в то время как другие матери носили твид или в крайнем случае ондатру, которая служила им всю жизнь.
Шел дождь, и земля была слишком мокрой, чтобы идти заканчивать рытье туннеля в Австралию, поэтому девочки перенесли стол со всеми праздничными деликатесами в угол комнаты. Сэнди откинула сиденье стульчика для рояля и достала из устроенного под ним ящичка спрятанную между двумя пачками нот тетрадь. На первой странице тетради значилось:
Сэнди Стрейнджер и Дженни Грей
ГОРНОЕ ГНЕЗДО
Это было сочинение, пока не законченное, о возлюбленном мисс Броди - Хью Каррутерсе. Как оказалось, его не убили на войне - в телеграмму закралась ошибка. Он вернулся с полей сражения и приехал в школу в поисках мисс Броди, но первым встретившимся ему человеком была директриса, мисс Макей. Она злобно сообщила ему, что мисс Броди не желает его видеть, потому что любит другого. С горьким страдальческим смехом Хью удалился и нашел себе пристанище в хижине, прилепившейся к скале высоко в неприступных горах, где его, с ног до головы облаченного в кожу, в один прекрасный день обнаружили Сэнди и Дженни. На данном этапе повествования Хью держал Сэнди в плену, а Дженни удалось бежать под покровом ночи, и она в кромешной тьме пыталась найти дорогу в горах. Хью собирался за ней в погоню.
Сэнди достала из буфетного ящика карандаш и продолжила:
"- Хью! - взмолилась Сэнди. - Клянусь тебе всем, что есть у меня святого: мисс Броди никогда не любила никого другого, она, в полном расцвете лет, ждет тебя там, внизу, вознося молитвы и не теряя надежды. Если ты отпустишь Дженни, она приведет тебе твою возлюбленную Джин Броди, ты увидишь ее воочию и обнимешь после разлуки длиной в двенадцать лет и один день.
Его черный глаз сверкнул в тусклом свете масляной лампы.
- Прочь с дороги, девочка! - крикнул он. - Меня не обманешь. Я знаю, что юная Дженни откроет мое убежище насмеявшейся надо мной былой возлюбленной. Я знаю, что обе вы - соглядатаи, посланные ею, чтобы еще раз поглумиться надо мной. Отойди от двери, говорю тебе!