Вместо пива я купил новую кассету в диктофон и побежал во дворец.
Упоминаю об этом, лишь чтобы вы представляли, в каких условиях приходится работать.
Как бы то ни было, вот текст получившегося интервью:
Митрополит Владимир в городе святого Петра
В коридоре, который ведет к приемной петербургских митрополитов, висит тридцать один портрет. Словно предки в старинном рыцарском замке, со стен смотрят лица тех, кто занимал Петербургскую кафедру на протяжении двух с половиной столетий.
Недавно здесь повесили тридцать второй портрет.
Митрополит Владимир прибыл в епархию совсем недавно. Тем не менее трудно найти в городе человека, который бы о нем не слышал.
Мирское имя владыки – Владимир Саввич Котляров. Ему скоро семьдесят. Новый владыка располагает к себе даже внешностью: невысокий, коренастый, с пушистой седой бородой.
Коллеги-священники отмечают работоспособность владыки. Интеллигенция – начитанность и умение аргументированно объяснить свою точку зрения. Женщины – природное обаяние.
В общем, едва появившись в городе, митрополит Владимир уже успел его покорить.
– Давайте начнем с самого начала: с вашей семьи.
– Я родился в 1929-м в Северном Казахстане. Мои предки были крестьянами. В те края они перебрались при моем дедушке, во времена столыпинских реформ.
Отец с детства пел в церковном хоре. У него был очень красивый голос – альт. Когда еще мальчишкой, по большим праздникам он читал "Апостол", барыня за голос давала ему каждый раз рубль. Это в те времена, когда корова стоила три рубля!
Со временем отец стал регентом, псаломщиком, затем его рукоположили в дьяконы, а умер он уже священником.
В семье было шестеро детей. Я самый младший. Двое детей умерли еще в младенчестве. Остальные живы до сих пор.
Брат у меня живет в Москве. Он военный, полковник запаса. Одна сестра работала учительницей. Сейчас она живет в Майкопе. Вторая жила в Киеве. Много лет пела в хоре киевского Владимирского собора. У нее, как и у отца, прекрасный голос. Сейчас она на пенсии. Вместе со мной сестра приехала в Петербург.
– И вся семья – верующие?
– Мы с детства воспитывались в вере. Другой разговор, что, пока мне не исполнилось тринадцать, я и не догадывался, что отец – священник. Такие были времена.
Отцу приходилось скрывать сан. За ним охотились работники госбезопасности. Мы много переезжали. Документы о рукоположении отец хранил в тайнике.
Сам я, когда решил стать священником, сначала приобрел гражданскую специальность. Я считал, что она может пригодиться мне в лагере.
В 1948 году я окончил Джамбульский техникум статистики. То есть по образованию я бухгалтер.
Когда после войны стали открывать храмы, я начал посещать службы. Пел в хоре. Мне все это очень нравилось. В девятнадцать лет я уехал из Алма-Аты в Москву – поступать в семинарию.
Отец меня благословил. Но когда я ехал в поезде, то помню свои ощущения: я боялся даже загадывать, что со мной станет дальше.
Обычно тех, кто не принимает монашества, рукополагают в священники годам к 30-35. Я упросил тогдашнего митрополита рукоположить меня почти сразу после семинарии.
Я был необыкновенно молодым священником.
– А дальше?
– После семинарии я приехал в Ленинград. В здешней Духовной Академии был такой преподаватель – протоиерей Александр Осипов. Он преподавал Ветхий Завет.
В 1959 году он отрекся от веры, написал в "Правду" статью, в которой открыто похулил Бога, и стал ездить по стране с атеистическими лекциями. Меня попросили вести курс вместо него.
Ветхий Завет – очень трудная тема. Я отказывался. Хотя и недолго. А уже в 1962 году я принял монашество.
– Лично мне очень интересно: что чувствует человек, решающийся на такой шаг? Все-таки стать монахом… полностью изменить жизнь…
– Что сказать? Конечно, у монахов свои обеты, более строгий пост. Монахам необходимо читать "правило" – особые ежедневные молитвы. Но изменило ли это мою жизнь?
Понимаете, в детстве я перенес тяжелую травму. У меня был сломан позвоночник. Я долго и очень серьезно болел. Последствия сказываются до сих пор.
Так что жениться я, в общем-то, и не собирался. Думал: заведу жену, детей, а сам не выдержу. Семья будет страдать. Я не хотел осложнять чью-то жизнь. Решил, что лучше оставаться одному.
Так что жизнь почти не изменилась. У меня даже имя осталось прежнее.
Обычно, когда человек становится монахом, он получает другое, монашеское, имя. А я не хотел, чтобы в паспорте у меня значилось "Владимир Саввич", а люди звали бы меня… "владыко Пантелеймон"… или, скажем, "Амникодист".
Меня постригали в монахи в Троице-Сергиевой лавре. По традиции этой лавры, заранее были написаны три записки с разными именами: "Никон" (имя, предложенное настоятелем лавры), "Константин" (имя, предложенное патриархатом) и "Владимир" (имя, которое я предложил сам).
Постригавший меня ленинградский митрополит Никодим вытащил одну записку и громко прочел: "Брат наш… Владимир".
Я почувствовал, что по лицу у меня расползается улыбка.
– Правда ли, что у православных монахов какое-то особенно строгое постное меню?
– Не люблю, когда мне задают такие вопросы. Я ведь не спортсмен, не музыкант, чтобы кого-то интересовали подробности моей личной жизни.
– И все-таки?
– Хорошо. Я отвечу. Есть я стараюсь поменьше. Образ жизни у меня сидячий. Калорий расходуется мало, а толстеть не хочется.
С утра – очень легкий завтрак. Салат или каша. Вечером я почти никогда не ем. Разве что немного орехов. Просто чтобы не принимать лекарства на голодный желудок.
Когда несу послушание в монастыре, то там пост, конечно, строже. Недавно жил при Псково-Печерском монастыре. Решил себя испытать и десять дней голодал. Не ел вообще ничего.
Чувствовал себя превосходно! Восстановил свой нормальный вес: 75 килограммов. Ровно столько я весил в пятьдесят лет. Нормализовалось давление.
Организм так очистился, что в комнату вносили гвоздики, и я чувствовал их запах. А ведь считается, что гвоздики не пахнут.
Сейчас времени заниматься собой нет. Ничего этого я, конечно, не чувствую.
А вообще, вы поймите: я никогда не был приходским священником. Или монахом, служащим в монастыре. Я очень рано попал в особую рабочую струю и начал много работать за границей. Выполнял задания, наполовину церковные… а наполовину… скажем так, – дипломатические.
– Вы помните свою самую первую поездку?
– Прекрасно помню. При Хрущеве границы СССР немного приоткрылись. В 1961-м за рубеж отправилась первая большая делегация Русской Православной Церкви.
Сложилось так, что в эту делегацию попал и я.
Мы ехали в Нью-Дели, на конференцию Всемирного Совета Церквей. Есть такая организация. Ответственность – жуткая!
Все понимали: случись что, и это моментально отразится на отношении советского правительства к Церкви. А с другой стороны, мы разговаривали с людьми, видели, что им безумно интересно, но на самом деле люди уверены, что все приехавшие священники – агенты КГБ.
Приходилось доказывать, что мы представляем не Кремль, а именно Церковь.
Вставали затемно. Прямо в номере отеля служили литургию. Потом шли на заседания. Опыта никакого не было. Но мы старались изо всех сил, пытались представлять Православие в мире.
– Насколько я знаю, за тридцать лет вы успели побывать от Парижа до Индии…
– Да. Успел.
– Какой город запомнился больше всего?
– Иерусалим. Когда я был заместителем начальника Духовной миссии в Святой земле, нас там было всего трое. А иностранных посольств, миссий, представительств – больше сорока.
Я прожил там полгода. Начальник Миссии каждый вечер шел на один дипломатический прием, эконом – на другой, а я – на третий.
А еще мне, разумеется, запомнилась поездка 1962 года в Рим на II Ватиканский Собор, когда я встречался с Папой Иоанном XXIII. Я был там наблюдателем от Русской Православной Церкви.
То, что я увидел в Ватикане, меня потрясло!
– Потрясло?
– Все, что меня окружало, было таким величественным… сам этот громадный ватиканский Собор св. Петра… Вы, кстати, знаете, что наш петербургский Казанский собор – его уменьшенная копия?
На одном только заседании там могли присутствовать 90 кардиналов! Три тысячи епископов! И это в те годы, когда на весь громадный Советский Союз было 40-50 епископов!
– Было обидно за державу?
– И это тоже. Но главное, именно в Ватикане я впервые увидел, чем может стать Церковь, если ей не мешать нормально развиваться.
Огромное количество процветающих монастырей! Прекрасно функционирующие учебные заведения! Организации мирян, с которыми не могут не считаться правительства!
Вы даже не представляете, насколько это прекрасно работающая система! Ватикан отлаживал ее две тысячи лет. Сегодня Церковь на Западе – это могучая общественная сила!
В Ватикане я увидел, какой могла бы быть Русская Православная Церковь. И очень сожалел, что у нас эти возможности не используются.
Мы могли бы приносить пользу. Стать объединяющей, организующей, мобилизующей силой общества. А вместо этого…
– Раз вы сами об этом заговорили, давайте перейдем к политике.
– Политика меня очень интересует. То, чем я так долго занимался за границей, представляя там нашу Церковь и защищая интересы государства – это ведь тоже политика.
Я слежу за тем, что происходит в мире, с большим интересом. Читаю газеты, обязательно смотрю новости. Недавно вот нашлись благодетели, поставили мне в резиденцию особую антенну. Теперь могу принимать целых двадцать новостных каналов.