- Что отвечает шлюха?
- Она отвечает: "Да, о, ах, ну конечно же. Это безусловная прелесть". Потому что та шлюха, которой я прислуживала, низкого происхождения.
- А ты какого происхождения?
- Я не то сестра, не то брат мрачного писателя, причем я очень деликатно воспитана, что делает меня очень желанной, с точки зрения главной шлюхи и ее свиты.
- Убойные капли получила?
- А как же! Она сказала: "Душенька, возьмите эти никчемные капельки". Я говорю: "Спасибо". А она: "Передавайте привет вашему мрачному брату. Если он будет в Шебойгане, пусть непременно остановится в нашем отеле".
- Брысь с моего колена,- сказал ей Ник.
- Вот, точно так они и говорят в "Золотой монете",- сказала Махоня.
- Надо заняться ужином. Проголодалась?
- Я сделаю ужин.
- Нет,- сказал Ник.- Ты лучше рассказывай.
- Как ты думаешь, Ники, нам будет хорошо здесь?
- Нам уже хорошо.
- Хочешь, расскажу, что я еще для тебя сделала?
- Перед тем как ты решила сделать что-то практичное и остриглась?
- Еще какое практичное. Ты подожди, пока я скажу. Можно, я тебя
поцелую, пока ты будешь готовить ужин?
- Я тебе чуть погодя отвечу. Так что ты хотела сделать?
- Наверно, я прошлой ночью морально пала, когда стащила виски. Как ты считаешь, этого одного достаточно для морального падения?
- Нет. И вообще, бутылка была открыта.
- Ага. Но я взяла на кухне пустую бутылку объемом в пинту и целую бутылку в кварту, налила пинтовую бутылку дополна, немножко пролила на ладонь, взяла и слизнула, а после подумала, что это и есть мое моральное падение.
- Понравилось?
- Ужасно крепко, щекотно, и немножко стало тошнить.
- Значит, ты еще не пала морально.
- Вот и хорошо, потому что если бы я морально пала, как бы я могла оказывать на тебя хорошее влияние?
- Не знаю,- ответил Ник.- Так что же ты собиралась сделать?
Он разжег костер, пристроил сковородку и нарезал на нее ломтиками бекон. Сестра, обхватив колени, наблюдала за ним, потом расцепила пальцы, опустила одну руку к земле, оперлась на нее, а ноги вытянула. Она тренировалась быть мальчиком.
- Надо учиться правильно держать руки.
- Не тяни их к голове.
- Я знаю. Было бы проще подражать какому-нибудь мальчишке - моему ровеснику.
- Подражай мне.
- Думаешь, получится правильно? А ты не будешь смеяться?
- Посмотрим.
- Ха, не хотела бы я опять стать девочкой, пока мы не дома.
- Об этом не беспокойся.
- Плечи у нас одинаковые, ноги тоже похожи.
- Что же ты собиралась для меня сделать?
Ник жарил форель. Он отколол от упавшего ствола новое полено и бросил его в костер. Полоски бекона свернулись бурыми спиралями. От костра пахло форелью, жарившейся в растопленном сале. Ник полил рыбу жиром, перевернул, полил с другой стороны. Темнело. Он завесил костер куском брезента, чтобы не был виден огонь.
- Что ж ты хотела сделать? - повторил он. Махоня, наклонившись, плюнула в сторону огня.
- Ну как?
- В сковородку не попала.
- Ой, жуткую штуку. Я это прочитала в Библии. Я хотела взять три кола, по одному для каждого, и вогнать в висок мальчишке и тем двум, когда они будут спать.
- Чем ты их собиралась вгонять?
- Молотом с заглушающей прокладкой.
- И из чего бы ты сделала прокладку?
- Еще как сделала бы.
- Тяжелое это дело - колы вгонять.
- Ну и что, та женщина в Библии смогла, а я видела, что они спят пьяные, и раз я ходила ночью рядом и виски украла, так почему бы не сделать все до конца? Тем более что про это есть в Библии.
- Насчет прокладок в Библии нет.
- Наверно, я с веслами перепутала.
- Может быть. Но мы решили никого не убивать, ты из-за этого и пошла со мной.
- Да, конечно. Но знаешь, Ники, нас с тобой так и тянет на преступление. Мы не похожи на остальных. И потом, я подумала, что если я морально пала, так чтоб хоть польза была.
- Ты чокнутая, Махоня. Послушай, тебе можно чай перед сном?
- Не знаю. Я дома только мятный пила.
- Я сделаю слабый и добавлю сгущенного молока.
- Ники, если у нас мало, не добавляй.
- Вкуснее чай будет.
Они сели ужинать. Ник отрезал четыре куска черного хлеба и два из них обмакнул в растопленный жир. Они съели хлеб и съели форель, с поджаристой корочкой сверху и очень вкусную и нежную изнутри. Скелеты они бросили в огонь, а потом доели бекон, положив его на оставшиеся куски хлеба. Когда Махоня выпила чай, Ник заткнул двумя щепками дырки в банке сгущенки.
- Тебе хватило?
- Вполне. Форель была потрясающая. Бекон тоже. Правда, нам повезло, что у них был черный хлеб?
- Ешь яблоко,- сказал он.- Может быть, завтра получше что-нибудь раздобудем. Может, надо было ужин сытней сделать, а, Махоня?
- Нет, мне хватило.
- Ты точно не осталась голодная?
- Нет, я сыта. У меня шоколада немного есть, хочешь?
- Откуда?
- Из моего хранителя.
- Откуда?
- Из хранителя. Где я все храню.
- А-а.
- Свеженький. А есть старый, который я на кухне взяла. Мы можем начать с него, а остальное приберечь на какой-нибудь особенный случай. Смотри, мой хранитель затягивается у горлышка, как кисет. В нем все можно держать, даже золотой песок. Как ты думаешь, Ники, может, нам теперь на запад пойти?
- Я еще не решил.
- Вот бы насыпать хранитель доверху золотым песком по шестнадцать долларов унция.
Ник протер сковородку и положил рюкзак у передней стенки шалаша. Поверх подстилки из веток было разостлано одеяло. Он развернул второе одеяло и подоткнул под первое с Махониной стороны; наполнил холодной ручьевой водой оловянное двухквартовое ведерко, в котором готовил чай. Когда Ник вернулся от ручья, сестра уже спала, положив под голову, как подушку, обернутые джинсами мокасины. Он поцеловал ее, но она не проснулась, и он накинул свою старую куртку и стал шарить среди вещей, ища бутылку с виски.
Открыв ее и понюхав (запах был очень хорош), Ник зачерпнул полчашки воды из ведерка, с которым ходил к ручью, и налил туда немного виски. Потом он сел и начал очень медленно пить, задерживая разведенное виски под языком и только потом медленно втягивая его на язык и глотая.
От дуновения ночного ветра ярче вспыхнули угольки в костре, и, наслаждаясь вкусом виски с холодной водой, он смотрел на угли и думал. Допив из чашки, он зачерпнул еще холодной воды, выпил ее и лег. Карабин лежал у левой ноги, под головой была отличная жесткая подушка из закатанных в брюки мокасин, и он плотно завернулся в свой край одеяла, вспомнил положенные слова молитвы и заснул.
Ночью ему стало холодно, и он укрыл сестру курткой, а сам перекатился поближе, чтобы завернуться еще плотнее в свою половину одеяла. Нащупав карабин, он снова подтянул его к левой ноге. Воздух был холодным и резким, и каждый вдох был полон запахом хвои и смолы от срубленных веток. Только проснувшись от холода, он понял, до чего он устал. Теперь ему было опять хорошо и уютно, и, ощутив спиной теплое тело сестры, он подумал: "Я должен все делать для нее, чтобы она была счастлива и вернулась домой в полном порядке". Вслушался в ее дыхание, в тишину ночи и снова уснул.
Когда Ник проснулся, рассвело ровно настолько, что завиднелись далекие холмы за болотом. Он полежал тихо, потянулся, напрягая сонные мускулы, сел, натянул штаны, надел мокасины. Сестра спала, уткнув подбородок в воротник его теплой куртки. Смуглая кожа ее высоких, усыпанных веснушками скул розовела из-под загара. Остриженные волосы открывали красивый абрис головы, подчеркивая прямизну носа и аккуратную форму ушей. Ему захотелось нарисовать ее портрет, и он стал смотреть, как длинные ресницы лежат на ее щеке.
Она похожа на дикого зверька, подумал Ник Адамс. И спит так же. Как бы ты описал ее голову, думал он. Пожалуй, самое правильное - это как будто ей волосы обкромсали на плахе топором. Скульптурная внешность.
Он очень любил сестру, а она любила его чересчур сильно. Но это, думал он, еще придет в норму. По крайней мере должно.
Зачем будить человека, думал он. Как же она устала, если я так устал. Если ничего не стрясется, то мы все делаем правильно: скрыться из виду, чтобы улегся шум и перестал здесь торчать приезжий. Все равно, надо ее лучше кормить. Просто позор, что я не припас ничего вкусного.
Правда, мы много всего взяли. Рюкзак был очень тяжел. Сегодня пойдем за ягодами. Если удастся, хорошо бы добыть пару куропаток. А можно грибов набрать. Надо быть аккуратней с беконом, но ведь есть жир, так что можно и обойтись. Может, все-таки ей вчера мало было. Она привыкла пить много молока и любит сладкое. Не думай ты об этом, все будет хорошо. Хорошо, что она любит форель. Вкусно было. Не бойся ты за нее. Она отлично все съест. Но ты, брат, ее не перекормил. Чем ей сейчас просыпаться, пусть поспит. У тебя масса дел.
Он очень осторожно начал доставать из рюкзака вещи. Сестра улыбнулась во сне. От улыбки смуглая кожа ее скул натянулась, и из-под смуглоты выступил нежный розоватый оттенок. Она не проснулась, и Ник стал готовить все, чтобы развести костер и сделать завтрак. Дров было вдоволь. Он соорудил костерок и на скорую руку вскипятил чай. Ник выпил чай с жадностью, съел три сушеных абрикоса и попытался вчитаться в "Лорну Дун". Но он уже читал ее. В ней не было больше чуда, и он понял, что взял с собой эту книжку зря.