Одинъ изъ нашихъ путниковъ, человѣкъ съ классическимъ складомъ ума, захотѣлъ взглянуть непремѣнно на водопроводъ, и мы, исполняя его желаніе, протряслись въ гадчайшихъ экипажахъ цѣлые три часа, поднимаясь съ холма на холмъ по сухимъ колеямъ ужаснѣйшей дороги, на которой торчали кое-гдѣ алое и чахлыя оливковыя деревья. Когда подъѣхали мы къ водопроводу, оказалось, что ворота его заперты. Въ награду за неожиданную неудачу, угостили насъ славной легендою, сочиненною, конечно, въ позднѣйшее время съ невинной цѣлью, выманить нѣсколько монетъ изъ кошелька легкомысленнаго путешественника. Въ городъ возвратились мы къ тому времени, когда надобно было спѣшить на пароходъ. Хотя гостинница, давшая пріютъ намъ, была и не слишкомъ хороша, но счетъ подали такой, что онъ сдѣлалъ честь бы лучшему заведенію въ Лондонѣ. Мы оставили ее съ превеликимъ удовольствіемъ; крѣпко хотѣлось намъ убраться изъ опаленнаго солнцемъ города и уйдти поскорѣй домой, къ черному котлу и раззолоченному изображенію леди Meри-Вудъ, блистающему на носу парохода. Но лиссабонскія власти очень подозрительны къ отъѣзжающему путешественнику, и намъ пришлось простоять цѣлый часъ въ устьѣ Тага, пока прописывались наши паспорты. Суда, нагруженныя крестьянами и пасторами, набитыя красивыми галегосами, въ темныхъ курткахъ, опоясанныхъ краснымъ поясомъ, и невзврачными женщинами, приходили и удалялись другъ за другомъ отъ стараго брига, на которомъ просматривались наши паспорты, а мы стояли передъ нимъ, не двигаясь съ мѣста. Испанскіе офицеры съ удовольствіемъ посматривали съ него, какъ досадовали мы на эту остановку, и препокойно курили сигары, не обращая ни малѣйшаго вниманія на наши просьбы и проклятія.
Удовольствіе наше при выѣздѣ изъ Лиссабона равнялось тому сожалѣнію, съ которымъ покинули мы Кадиксъ, куда прибыли въ слѣдующую ночь, и гдѣ позволено было пробыть намъ не болѣе двухъ часовъ. Городъ этотъ также прекрасенъ внутри, какъ великолѣпенъ снаружи; длинныя, узкія улицы его отличаются удивительной чистотою, дома изящны, и на всемъ лежитъ отпечатокъ довольства и благосостоянія жителей. Ничего не случалось видѣть мнѣ прекраснѣй и одушевленнѣе той картины, которую видѣлъ я теперь на длинной улицѣ, идущей отъ пристани къ рынку, заваленному плодами, рыбою и птицами. Все это лежало подъ разноцвѣтными навѣсами, вокругъ которыхъ возвышались бѣлые дона съ балконами и галереями; небо надъ ними было такое синее, что лучшій кобальтъ панорамъ показался бы не чистъ и мутенъ въ сравненіи съ нимъ. И какъ живописна была эта площадь съ своими мѣднолицыми ворожеями и нищими, которые заклинали насъ небомъ подать имъ милостыню, съ этими надменными рыночными дэнди въ узкихъ курткахъ и красныхъ поясахъ, которые, подбоченясь и куря сигару, гордо посматривали вокругъ себя. Это были конечно главнѣйшіе критики большаго амфитеатра, гдѣ происходитъ бой съ быками. На рогахъ здѣшнихъ быковъ нѣтъ пробокъ, какъ въ Лиссабонѣ. Низенькій, старый англійскій проводникъ, предложившій мнѣ свои услуги, лишь только успѣлъ я ступить на берегъ, разсказалъ множество занимательныхъ происшествій о быкахъ, лошадяхъ и людяхъ, убитыхъ во время этихъ побоищъ.
Было такъ рано, что только начинали отпирать лавки; но церкви были уже отворены, и мы встрѣтили довольно женщинъ, направлявшихъ къ нимъ путь свой. Въ маленькой ножкѣ ихъ, черныхъ глазахъ и прекрасныхъ блѣдныхъ лицахъ, не закрытыхъ черной мантильею, не находили мы ничего сходнаго съ грубой и смуглою физіономіею лиссабонокъ. Новые соборы, воздвигнутые теперешнимъ епископомъ на его собственныя деньги, отличались изящной архитектурою; однакоже народъ, минуя ихъ, шелъ преимущественно въ маленькія церковки, загроможденныя алтарями и фантастическими украшеніями, позолотой и паникадилами. Здѣсь велѣно было остановиться намъ у толстой желѣзной рѣшетки, за которою увидѣли мы колѣно-преклоненныхъ монахинь. Многія изъ нихъ, прервавъ молитву, съ любопытствомъ смотрѣли на насъ, также какъ и мы на нихъ, сквозь отверстія рѣшетки. Мужскіе монастыри были заперты; тотъ, въ которомъ находятся знаменитыя произведенія Мурильо, обращенъ въ академію художествъ. Проводникъ нашъ былъ убѣжденъ, что въ картинахъ не можетъ заключаться ничего занимательнаго для иностранца, а потому и повернулъ оглобли къ берегу, гдѣ за всѣ труды свои и увѣдомленія взялъ съ насъ только три шиллинга. И такъ пребываніе наше въ Андалузіи началось и кончилось до завтрака. Отсюда пошли мы въ Гибралтаръ, любуясь мимоходомъ на черную эскадру принца Жуанвилля, на бѣлыя зданія С. Мари и горы Гранады, краснѣвшія за ними. Самыя названія эти такъ хороши, что пріятно писать ихъ. Провести только два часа въ Кадикса - и это чего-нибудь да стоитъ. Здѣсь видѣли мы настоящихъ donnas и caballeros, видѣли природныхъ испанскихъ цирюльниковъ, взбивающихъ мыло въ мѣдной посудинѣ, и слышали гитару подъ балкономъ. Высокій парень, съ густыми усами, въ полинявшей бархатной курткѣ, бѣжалъ за нами, напѣвая и припрыгивая. Гитары у него не было, но онъ очень искусно подражалъ ей голосомъ и щелкалъ пальцами не хуже кастаньетовъ; плясалъ онъ такъ мастерски, что Фигаро или Лаблашъ могли бы позавидовать ему. Голосъ этого молодца до сихъ поръ гудитъ еще въ ушахъ у меня. Съ большимъ удовольствіемъ припоминаю я прекрасный городъ, синее море, испанскіе флаги, развѣвавшіеся на шлюпкахъ, которыя сновали вокругъ насъ, и громкіе марши жуанвилевыхъ музыкантовъ, провожавшія насъ при выходъ изъ залива.
Слѣдующей станціею былъ Гибралтаръ, гдѣ предстояло намъ перемѣнить лошадей. Солнце еще не сѣло, когда пароходъ нашъ плылъ вдоль мрачныхъ горъ африканскаго берега; къ Гибралтару подошли мы передъ самымъ пушечнымъ выстрѣломъ. Утесъ этотъ чрезвычайно похожъ на огромнаго льва, который улегся между Атлантикой и Средиземнымъ моремъ для охраненія пролива. Другой британскій левъ - Мальта, готовый прыгнуть на Египетъ, вонзить когти въ Сирію или зарычать такъ, что ревъ его будетъ слышенъ въ Марселѣ.
На глаза студента, Гибралтаръ несравненно страшнѣе Мальты. Такъ грозенъ видъ этого утеса, что всходъ на него, даже безъ привѣтствія бомбъ и выстрѣловъ, кажется отважнымъ подвигомъ. Что же должно быть въ то время, когда всѣ эти батареи начнутъ изрыгать огонь и ядра, когда всѣ эти мрачныя пушки станутъ привѣтствовать васъ перекрестными выстрѣлами, и когда, вскарабкавшись по отвѣсной дороги до первой площадки, вы встрѣтите на ней британскихъ гренадеровъ, готовыхъ вонзить штыки свои въ бѣдный желудокъ вашъ, чтобы сдѣлать въ немъ маленькое искусственное отверстіе для свободнѣйшаго дыханія? Не вѣрится, когда подумаешь, что солдаты рѣшаются карабкаться по этой крутизнѣ за шиллингъ въ день: другой на ихъ мѣстѣ запросилъ бы вдвое больше за половину такой дороги. Облокотясь на бортъ корабля, покойно измѣряешь взорами объемистую гору на всемъ протяженіи ея отъ башни, построенной внизу, до флага на вершинѣ, гдѣ громоздятся самыя затѣйливыя зданія для убійства. Негодный для приплода конекъ моего воображенія - пресмирное животное. Онъ можетъ разъѣзжать только по паркамъ, или бѣгать легкой рысцою въ Потней и назадъ въ тѣсное стойло, къ яслямъ, которыя набиты овсомъ до верху; не способенъ онъ карабкаться по горамъ и нисколько не пріученъ къ пороху. Нѣкоторые жеребчики такъ горячи, что при первомъ взглядѣ на укрѣпленіе становятся на дыбы; обстрѣлянный боевой конь только всхрапнетъ и промолвитъ: "А-га!" какъ скоро намекнутъ ему на битву.
III
Спутники. - Леди Мэри-Вудъ
Семидневный путь нашъ приближался къ концу. Передъ нами, въ синемъ морѣ, бѣлѣлъ мысъ Трафальгаръ. Я думаю, не слишкомъ пріятно было смотрѣть на него морякамъ Жуанвиля. Вчера видѣли они Трафальгаръ, а завтра увидятъ С. Винсентъ.
Одинъ изъ ихъ пароходовъ потерпѣлъ крушеніе у африканскаго берега, и Французы должны были сжечь его, изъ опасенія, чтобы не овладѣли имъ Мавры. Это былъ дѣвственный корабль, только-что выступившій изъ Бреста. Бѣдная невинность! Умереть въ первый же мѣсяцъ союза своего съ богомъ войны!
Мы, Британцы, на палубы англійскаго корабля, выслушали съ самодовольнымъ смѣхомъ разсказъ о скоропостижной смерти "Грёнланда". "Невѣжи! сказали мы, - грубые фанфароны! Никому, кромѣ Англичанъ, не суждено господствовать надъ волнами!" Тутъ пропѣли мы нѣсколько пиратскихъ арій, сошли внизъ и свалились отъ морской болѣзни въ койки, наполненныя клопами. Нечего сказать, нельзя было не улыбнуться, глядя на адмиральскій флагъ Жуанвилля, развѣвающійся на фокъ-мачтѣ посреди двухъ огромныхъ пушекъ на кормѣ и на носу парохода, вокругъ котораго шумно суетились шлюпки, а на палубъ кудахтала озабоченная команда, - нельзя было не потрунить надъ этимъ могадорскимъ героемъ и не поклясться, что, доведись намъ взяться за тоже дѣло, мы обработали бы его гораздо чище.