- Чем ты докажешь правдивость своих слов? - спросил чернобородый.
- О аллах, как же я дожил до этого дня! Где это видано, чтоб я, Сеит, говорил неправду? Да пусть меч создателя покарает меня на этом месте, если я сказал хотя бы одно слово лжи, - возмутился Сеит. - Да видать, что ты не батыр, а трус, если боишься меня. Неужели среди твоих… - Сеит замешкался, не зная, как назвать этих обросших, страшных на вид людей. - Да неужели среди твоих разбойников не найдется ни одного человека, который не знал бы Маная? Не с неба же вы упали, свесив ноги, а вылезли из утробы матерей, что жили и живут в этих горах и знали и знают славных, справедливых людей этих гор. Или же вам все равно кого грабить и убивать? Нашествие джунгар развязало вам руки… - разошелся Сеит.
- Замолчи! Я заткну тебе глотку, седины тебя не спасут! - Молодой жигит, темный от гнева, выскочил из-за спины чернобородого и, схватив шестигранную камчу, бросился к Сеиту. Кенже прикрыл Сеита и вцепился в руку жигита, не дав нанести удара.
В мгновение ока поднялись еще трое, и двум пленникам не миновать беды, если бы не раздался грозный окрик:
- Назад! Назад, жигиты! Не с ними бой!
Верзила, сопровождавший пленных, отбросил Кенже и жигита, вцепившегося в него, в разные стороны и стал посередине. От шума проснулись и те, кто до сих пор спал.
- Спокойствие! - кричал чернобородый. - Он говорит правду, - указал он на Сеита. - Мы действительно достойны гнева всех старейшин наших, всего народа. Когда враг сидит на шее, не след обнажать мечи на друзей.
- Малайсары, и ты уйми свой гнев, - спокойно и властно прозвучал голос пожилого сарбаза, единственного человека сохранившего спокойствие в эту минуту. Он был скуласт и морщинист. Над левой бровью виднелся короткий косой шрам. На нем был простой чекмень охотника-горца, и у него не было оружия, кроме кривого ножа в кожаном чехле на поясе. Он сидел, подобрав ноги, обутые в старые саптама. В руках он держал деревянную чашу с кумысом.
- Успокойся. И пусть этот незваный пришелец уймет свою спесь. А то получается по пословице: враг за горло душит, а друг за подол тянет. Спесив каждый из нас. Спесь всегда брала верх над разумом и подавляла чувство уважения друг к другу, чувство единства. Так, наверное, всегда будет. Но сегодня ни у кого из нас нет желания внимать оскорблениям этого ночного пришельца.
- Правда твоя, Мерген-ага, - сдерживая себя, ответил Малайсары. Сеит растерянно смотрел на него. Услышав имя Малайсары, притих и Кенже. Он забыл об обиде.
- А ты, отагасы, успокойся. Умерь свой пыл, - сказал Малайсары Сеиту. - Мы сейчас не в силах защищать не только твои аулы, но даже своих детей и жен. Мы остались здесь, чтоб взять у врага плату за себя, да подороже. Джунгары сильны. Но если наша смерть на миг заставит казахов - султана и пастуха, богача и бедняка забыть раздоры и подумать о единстве, то наша жертва станет священной. Мы не хотим, чтоб джунгары видели наши спины. Не хотим, чтоб и вы видели наше поражение и гибель… Ступайте назад к своему мудрецу. Нам нечего сказать ему. Нечем успокоить вас. Справедливых много на нашей земле, но их мудрость и справедливость редко перешагивала за пределы своих родов, своих племен. Только воля великого Хакназара и мудрого Тауке-хана могла держать единой Казахию. Но их уже нет. Нет теперь и единства на нашей земле. Ступайте к своему Манаю. Нам не нужны свидетели. Пусть молва и вольные птицы расскажут людям о нас…
Взгляд Малайсары был устремлен в огонь. Стало тихо. Лишь треск костра да клокотание кипящего котла отдавалось в ушах. В глазах батыра блуждал отсвет пламени. Лицо его казалось воспаленным.
…Кенже так и остался лежать в углу, не смея шелохнуться. Не удар верзилы, а речь Малайсары сразила его. Он впервые слышал слова, с такой болью отдавшиеся в его сердце. Он глядел на Малайсары, как завороженный. И в эту минуту он был готов исполнить любую волю батыра. Он как будто очнулся от сна, только сейчас вырвался из окутавшей его темноты. Он готов был сейчас идти за Малайсары хоть в пекло ада. Только бы не возвращаться назад. Не покидать этих людей.
Сеит преклонил колени перед Малайсары.
- Прости, батыр, старика. Не признал. Не понял. Мы шли к тебе. Не гони нас. Вели остаться. Твоя правда. Лучше умереть в бою, чем выть у дороги…
- Если верны твои слова, то пусть последний сын Маная разделит чашу кумыса со своим сверстником. Ты согласен, Кетик? - обратился Малайсары к жигиту, который только что сцепился с Кенже.
- Согласен, батыр!
- Я готов разделить чашу! - встал с места Кенже.
- Жигит перед боем не должен хранить обиду на друга, - сказал Малайсары.
Мерген подал свой торсук Сеиту. Наполнив чашу, Сеит протянул ее Кетику. Отпив глоток, Кетик подошел к Кенже.
- Утоли свою жажду, брат. Видать, устал с дороги.
- Спасибо, брат! - Кенже выпил до дна.
Сеит вновь наполнил чашу и подал Малайсары, но тот не принял чашу.
- Выпей сам, ты гость. Не храни зла, не осуждай за столь суровый прием… Безвременье сейчас на нашей земле, и потому не всегда соблюдаем обычай.
Откинув кошму, прикрывавшую вход, и разомкнув копья, стража пропустила человека в темной накидке.
- Тучи давно рассеялись. Засветилась Шолпан, - сказал пришедший, отбрасывая в сторону мокрую накидку, но, увидев Сеита и Кенже, умолк на минуту. - О, гости у нас. А у меня вести. - Он посмотрел на Малайсары. Кенже загляделся на него. Высок. Чернобров. Острый взгляд, орлиный нос. Красавец-жигит. Лет тридцать ему, наверное.
Кенже заметил, что Малайсары смотрит на вошедшего с непривычной для него нежностью.
- Говори, Кенес.
- Камни слепы, но имеют уши, - ответил Кенес и недружелюбно взглянул на Кенже.
- Говори, он наш брат, - спокойно сказал Малайсары.
- Ухо цело и глаза остры, - ответил Кенес. - Слава аллаху, до нас доносится каждый шепот Галдан Церена. Сына Цевена. Сына Цевена Рабдана, не раз пытавшегося дойти до Сайрама, но изгнанного из наших земель батырами найманов и аргынов под водительством славного Тауке-хана. Рабы у Галдан Церена цини, уруты и кубуты, среди них есть и казахи - кереи и дулаты. Сердца троих из них объяты гневом, они клянутся в верности тебе…
- А где их тысячник? - перебил его Малайсары.
- Его шатер всегда впереди шатра Галдана Церена. Иногда, если предстоит битва, тысячник с конницей уходит далеко вперед и после боя посылает Галдан Церену красивых пленниц.
- А что говорят те трое?
- Говорят, что с ними будет еще тридцать. Готовы биться в шатре Галдан Церена и тысячника. А если их пошлют против нас во время битвы, то готовы мстить и умереть вместе с нами.
- Нет! - отрезал Малайсары. - Пусть лбами бьют землю у ног Галдан Церена. Не нам, а другим, что выйдут после нас навстречу джунгарам, нужны их уши и глаза. Пусть потерпят и пусть, если надо, бьют нас, как и все джунгары. Но наши стрелы пройдут мимо них, наши сабли не нанесут им ран. Пусть их взгляд не замутнится и острым останется слух.
- Не донесет ли ветер наш запах до джунгар? - вдруг спросил Малайсары.
- Ветер тих. Их сон спокоен. Дождь подмочил их порох. Кереи обвиняют в этом урутов, что стояли на страже у зенбриков. Завтра в полдень джунгары будут здесь. Галдан Церен торопит войско. Спешит в Сайрам на той победителей. Говорят, что лобные тысячники джунгар, что прошли здесь месяц назад, уже перевалили Каратау, проникли в долину Таласа, осадили Сайрам.
Кенес замолк и принял чашу кумыса из рук Мергена.
- Отведите гостей в юрты. Накормите. Верните коней и оружие, устройте на отдых, - приказал Малайсары верзиле. Тот молча кивнул Сеиту и Кенже, указывая на выход.
- Меня зовут Атай, - пробурчал великан. - Осторожно, аксакал, здесь острые камни, можно легко сломать себе шею, - говорил он, обращаясь к Сеиту.
Петляя между выступами скал, они пробрались вверх на большое плато, где стояло несколько юрт. Дождь прекратился. Тучи, разорванные в мелкие клочья, очищая просветленное небо, уходили на запад. Неожиданно из-под уплывающей тучки замигала утренняя звезда Шолпан. Близилось утро. Слышалось фырканье коней.
- Ваши кони еще на привязи. Были слишком усталы и потны. Отдыхают. Скоро их пустят пастись в табун. Охрана есть, - сказал Атай, махнув рукой на юрты.
- Надо сперва самим обсушить одежду и отдохнуть, а о скакунах потом поговорим. Может, мы их не возьмем в обратную дорогу, а заменим на других, чтобы быстрее весть о победе донести до аула.
- Прежде чем кудахтать, надо вначале яичко снести, - пробубнил Атай.
- Не читай заранее жаназу, - обидчиво сказал Сеит и умолк. От ближней юрты отделился человек и пошел им навстречу.
- Кого ведешь, Атай? - раздался голос.
- Принимай гостей! Малайсары послал.
- Пусть входят…