Торжество на этом и кончилось. Остаток угощения завернули в скатерть и сунули в хурджун, чтобы в нашем доме полакомились женщины и ребятишки. Когда мы вернулись к себе, все привезенное разделила и раздала старуха Бексолтан, и себя, конечно, не обидела при этом.
Ломоть свадебной лепешки отнесли и моей матери. А у меня на плечах - новый халат! Ну, чем не праздник?
Точно пришибленные сидели мы в этот вечер вдвоем с матерью в нашей кибитке. У меня сжимались кулаки и судорогой сводило скулы. Вскипятили чай, но пить его не хотелось.
- Мама! - не вытерпел я. - Ну, где же совесть у, нашего, дяди Амана? Разве покойный отец не дал ему денег да баранов в счет калыма за Донди? Об этом знает весь аул… А раз он поступает против совести и свое же обещание нарушает, давай пожалуемся казы… или даже к бекча пойдем…
- Грех жаловаться властям на родных, сынок! - сразу же возразила мать и надолго умолкла, задумалась. Потом проговорила, глядя на тусклый огонек керосиновой лампы: - И что проку жаловаться? Вон, соседи наши, Ёлдаш и Яз-Халыпа… Разорились только, сами теперь локоть кусают. Нет, не будет помощи от тех, у кого сила и власть… Одно остается нам, беднякам: терпеть и на аллаха надеяться… Ох, ох, горемычные деточки вы мои-и!.. - она всхлипнула и ладонями зажала глаза.
Снова она за свое: терпеть, покоряться… Но и возразить нечего. Опять повисло тягостное молчание. Гнев и обида разрывали мое сердце: я вспомнил сегодняшний постыдный торг, обжорство, болтовню хитрого святтоши-ахуна. Ненависть, лютая злоба - чувства доселе неведомые - разрастались в моей душе.
- Я уже с ее матерью говорила, - мать точно угадала мои мысли, поспешила хоть чем-нибудь меня утешить. - Та со мной согласна, даже мужу своему отважилась сказать, что неладно он поступает… Так Аман с кулаками на нее: убью, мол, искалечу и тебя, и девчонку, если попробуете еще раз заикнуться против!.. Озверел человек, ослеп от жадности. Ум у него помутился, не иначе. Ведь это такое злодейство: почти девочку силой отдавать за пятидесятилетнего! С родной дочерью он, пожалуй, так не обошелся бы!
- Как?! Разве Донди не родная дочь дяди Амана?
- Ох, сынок, я нечаянно проговорилась Об этом мы не рассказывали никому… Отец Донди умер рано, даже не повидав свою дочь. Мать осталась вдовой и ее выдали за дядю Амана. Ты, сынок, никому не говори, но она тоже сирота вроде тебя. Хотя сама Донди не знает об этом.
Я был ошеломлен услышанной новостью. Оказывается, и у Донди, как у меня, нет отца. Она теперь для меня еще дороже, еще ближе стала.
Я крепче стиснул кулаки, выпрямился:
- Ну, тогда я скажу Донди, и мы вместе убежим… Я увезу ее!
- Аллах с тобой, сынок, не говори такого! - мать замахала на меня руками. - Как ты можешь так думать? Куда ты ее увезешь? Догонят вас, поймают, убьют обоих, даже не задумаются…
- Пусть лучше убьют! - глядя в пол, проговорил я.
- А может, еще и не удастся им поймать? Ну скажи, мама, разве смею я сидеть сложа руки, отдавать безропотно… ту, дороже которой нет для меня в жизни?!
Мать молчала, опустив голову. Поняла, должно быть: в эти минуты меня все равно не переубедишь. Больше мы в тот вечер не разговаривали. Я лег, потом улеглась на свое место и мать, лампу задула. Однако сон ко мне не приходил. Крепло и крепла вспыхнувшая однажды дерзкая мысль: увезу Донди! Она согласится, в этом я не сомневался ни на миг. А дальше - будь что будет. Может, милостивой к нам окажется переменчивая судьба? Ну, а уж если настигнут - прирежу, задушу любого, кто станет на пути! Живым в руки не дамся, да и Донди… Оба примем смерть, но не позволим свершиться бесчестию!
С такими мыслями я наконец уснул. А утром стал обдумывать, с чего начать исполнение плана.
С Донди удалось тайком переговорить лишь под вечер. Беседа была короткая. Девушка поняла меня с полуслова.
- Когда скажешь, я готова. Только не медли. Если ты будешь со мной, ничего не страшно.
Условились завтра же опять встретиться.
Но уже с утра обстановка осложнилась. Худайкули-бай неожиданно выплатил оставшуюся часть калыма. Возможно, и он тоже торопился. Или догадывался об опасности?
Был назначен день тоя. И с этого момента, согласно обычаю, в дом приглашена и оставалась тут до самой свадьбы пожилая женщина:, кроить и шить наряды дли невесты, а главное - приглядывать за ней, днем и ночью глаз не смыкая. Такой надсмотрщицей была избрана старуха Розыгуль. Она-то уж знала толк в подобные делах: за много лет не одну девушку сберегла, обрядила для немилого жениха.
И в это утро Донди не пришла на условленное место для свидания со мной. Старая ведьма ходила за ней по пятам.
Дядя Аман, как видно, тоже был встревожен недобрым предчувствием. И опять, как уже много раз, решил применить излюбленный прием: вызвал меня и велел отправляться в пески за топливом. Да побольше привезти - ведь той собирался устроить богатый.
Я решил схитрить, уговорил дядю: если требуется больше топлива, то мне одному не справиться, нужно поехать с кем-нибудь из ребят, следует только найти подходящего паренька. Одним словом, я старался всячески оттягивать время. Прошелся по аулу, вернулся, сделал вид, что попутчика не отыскал.
Делать нечего, нужно ехать. Собрался, сел на ишака, верблюда повел в поводу. В последнюю минуту сообразил: Бекджик! Вот кто мне сейчас поможет. Пускай хоть подержит мою скотину где-нибудь за аулом, а я вернусь домой, спрячусь в хлеву… Меня во дворе нет, и Донди, наверное, одну выпустят покормить недавно отелившуюся корову, которую всегда кормит она сама.
- Бекджик! - позвал я друга, подтянувшись к пролому дувала их двора. Парень, как всегда, хлопотал возле скотины. Огляделся - хозяина не видать, подошел; я ему наскоро все объяснил.
- Эх… - Бекджик, сутулый, щуплый, ниже меня на голову, с горестным вздохом почесал затылок под папахой. - Достанется мне от хозяина за отлучку. Но так и быть, помогу. Дай бог удачи вам обоим!
Он повел моих ишака и верблюда в сторону песков. А я задами, прячась за дувалами, двинулся бегом назад, к дому. Скорее! Дотемна нужно отправиться в пески. Ждать больше невозможно! До свадьбы - три дня. Я ощущал в сердце тревогу, твердую решимость бороться до конца!
Солнце близилось к закату. Затихали воробьи на ветвях деревьев, только два или три из них доклевывали: зернышки в яслях у верблюда. Я притаился за яслями, в темном углу. Верблюда нет, сюда никто не подойдет!
Куры усаживались на насест, по левую руку от меня. Вдруг одна из них как заквохчет!.. Испугалась человека возле насеста. Петух услыхал - и давай крыльями хлопать. А потом заорал во всю глотку.
Сердце у меня так и затрепетало. Я затаил дыхание.
В тот же миг послышались чьи-то легкие шаги. Донди! Одна, без доглядчицы неусыпной.
- Донди!
- Нобат… Что же нам делать, ты придумал?
- Я сейчас должен быть в песках. Завтра вернусь. Где бабка Розыгуль?
- Ой, знаешь… Она даже ночами не спит, откуда только силы берутся. Ты уехал, прилегла вздремнуть. И отец со мной говорил. Угрожал и упрашивал. Не позорь, мол, дочка, меня перед людьми. Пусть говорит и делает, что хочет! - глаза у нее сузились, в них легко было, прочесть отчаянную решимость. - Этому не бывать!
- Да, но как тебе ускользнуть от слежки?
- Придется предсвадебной вечеринки дождаться. Это послезавтра. Тогда, в сумятице, легче будет улизнуть.
- Верно! Я и коней сумею увести. А для тебя притащу халат - тот самый, что мне подарили на тое сватов, будь он проклят вместе с халатом этим! Папаха старая есть, от отца осталась. Встретимся за арыком в кустах. Как только стемнеет и запоет бахши, любым способом отделайся от старухи, а я нарочно заранее куда-нибудь отпрошусь, будто нет меня в доме. Ведь они догадываются, я думаю… Ну, а лошадей - это я беру на себя. Только бы тебе ускользнуть незамеченной…
- Трудно, ты сам знаешь, Нобат… Да все равно, слово мое твердое - не дамся я им. Я уж и к смерти готова, к мучениям, каким угодно…
- Донди!..
- Пора! До послезавтра…
Бегом направился я прочь из аула. Отыскал в сумерках Бекджика с моей скотиной. Назавтра к вечеру возвратился домой, исполнив поручение дяди Амана.
…Вот и мейлис - вечеринка накануне свадьбы. Уже смеркается, гости отведали шурпы, насладились зрелищем борьбы, на которую были приглашены известные в нашей округе пальваны. Очередь теперь за бахши. Я сказал, что свежей травы накошу для скотины, сделал вид, что не хочется мне уходить со двора, где так весело. Взял серп, мешок - и прочь, на глазах у всех. Пусть думают, что я далеко за аулом, где около реки много свежей травы.
Лошадей на привязи я заранее облюбовал, обеих из нашего аула, тех, что принадлежали родственникам матери Донди, Эти лошади знали меня, с ними легче будет, когда придется уходить от погони.
Время! Халат, папаху, нож и кое-что из дорожных припасов в хурджуне я заранее спрятал в кустах у арыка. Незаметно вернулся домой. Затаился в условленном месте.
Звенели струны дутара. Бахши повел неторопливую песню-сказ о злосчастной судьбе двух возлюбленных. Стемнело. Костры горят на дворе, искры взлетают чуть не к самым звездам. Едва слышно журчит вода в арыке. Уже и ветерок подувает вечерний, прохладный.
Сейчас должна появиться Донди. Решительная минута настает. Что дальше? Скитаться на чужбине… Мне вспомнился дедушка, его рассказ о жизни бедняка, силой отторгнутого от родины. А я сам покину родную землю. С любимой вдвоем… Только бы удалось ей вырваться, да чтоб подольше не хватились! Догонят, поймают? Перебью, сколько сумею. Живым не дамся и ее не отдам!..
Черная ночь, редкие звезды едва мерцают высоко в небе. Поет бахши.