Детей увозили по Екатеринбургской дороге. Дросида Ивановна шла рядом с дорожной каретой, садиться отказалась. У мостика через речушку простились. Лошади тронулись. Карета качнулась на мягких рессорах. Она стояла неподвижно и смотрела, но за поднятым кожаным верхом проглядывала только круглая шляпа ямщика. И вдруг Дросида Ивановна сорвалась с места и с криками: "Стойте! Стойте!" - бросилась догонять экипаж.
- Матушка, добрейшая Юстина Карловна, - задыхаясь и проглатывая слова, говорила Дросида Ивановна, подбегая к карете. - Простите меня, я ведь совсем запамятовала, глупая баба! Вы, это, когда Тиночку-то спать будете укладывать, вы уж, сделайте милость, возьмите ручонку ее вот так, за пальчики, и подержите малость. Она к этому привыкшая, а потому не мешкая и уснет. Вы уж не забывайте, голубушка, Тиночка-то привыкшая… Я так вот, бывало, сяду к кроватке и держу ручонку ее… Ах, милая, только уж не забудьте…
Кто мог тогда знать, кто мог подумать, что только через 32 года судьбе будет угодно назначить им первую и единственную встречу…
Лев Николаевич Толстой как-то сказал, что из всех наук самая точная наука - история! И в самом деле, аксиому эту мы особенно остро почувствовали сегодня, в наше великое время переосмысления, когда неоправданные исторические зигзаги, ложь, волюнтаризм, диктаторство, намеренное умолчание одного и не менее намеренное выпячивание другого совершенно сместили акценты, и мы вместо Истории получили отполированный без сучка и задоринки панегирик с одним раз и навсегда утвержденным рефреном: "Аллилуя!" Эта беспардонная аллилуйщина привела к чудовищной деформации нашего сознания и разрушению нравственных основ бытия. И потому стоит ли удивляться, когда накануне открытия в Кургане музея декабристов один партийный деятель заявил: "А зачем нам приглашать потомков декабристов? Да еще, поди, в президиум сажать этих дворянских отпрысков?.."
Что ответить на эту дремучую спесь? Вздохнешь и посмотришь в окошко. Или начинаешь прятаться за широкую спину Владимира Ильича Ленина. А если бы, паче чаяния, у него не было бы всем нам известного высказывания о декабристах, как быть тогда? За кого прятаться? Чьим авторитетом отбиваться?
Вот говорят: "Не все ли равно, где жил Кюхельбекер - в Смолино или Кургане. Для обывателя это совершенно безразлично!" Для обывателя - возможно, для Истории - нет! В противном случае это будет все, что угодно, но только не История. В истории нет мелочей. В ней все важно, все значительно, все взаимосвязано. Сместив одно самое крохотное звено, может быть, такое крохотное и незначительное, что его не сразу и заметишь, как цепь… разрушится.
Мучительно долго искал я какие-либо следы Дросиды Ивановны Кюхельбекер, связанные с продажей своего дома. Коль скоро мы установили, что сестра Вильгельма купила ему дом в самом Кургане, то логично предположить, что после отъезда из Кургана Дросида Ивановна его продала? А где купчая? Или хотя бы какой-либо иной документ, или хотя бы какое-либо косвенное свидетельство об этом. Глухо. А все потому, что в революцию и гражданскую войну очень сильно пострадал городской архив. Ценнейшие документы пачками и тюками выбрасывались на улицу, и ветер носил по городу сотни и сотни листов с двуглавыми орлами на печатях и с грифом "совершенно секретно". Предприимчивые торговцы использовали архивные листы для завертывания селедки и мыла. Например, грозную правительственную бумагу о розыске по России Кюхельбекера использовали в одном доме для проклейки оконных рам.
Так что же делать? Казалось бы, поиск зашел в тупик. Но вот однажды, в который раз перечитывая какую-то купчую крепость, я обратил внимание на то, что когда с купчей брали пошлину, то одновременно брали немалые по тому времени деньги "на пропечатания объявлений в Сенатских Ведомостях обеих столиц".
Эге, подумал я, так, значит, и надо искать эти объявления в этих газетах. Тем более, тогда губернских газет еще не было, всего и было-то две правительственные. Ну, а в других объявлений не давали.
И вот Ленинград, Фонтанка. Я прихожу сюда каждое утро, к этому строгому трехэтажному зданию с великолепным восьмиколонным портиком по центру фасада. По отлогому пандусу, выложенному старым булыжником, захожу под тяжелую аркаду крытого подъезда и открываю массивную дубовую дверь в вестибюль. Роскошная лестница из вестибюля ведет в верхние этажи. Я пытался представить себе, как когда-то по этим лестницам, коридорам взлетали в своих белых, голубых и коричневых платьицах на резвых ножках юные создания - воспитанницы Екатерининского института благородных девиц. Была среди них и известнейшая впоследствии содержательница лучшего в столице литературного салона Сашенька Россет, родная племянница нашего декабриста Николая Ивановича Лорера. Из окон третьего этажа девочки видели, как вдоль Фонтанки увозили в Сибирь на каторгу государственных преступников.
Теперь здесь газетные залы Публичной библиотеки. С утра мне привозят на тележках пудовые подшивки прибавлений к "Санкт-Петербургским Сенатским Ведомостям". А полностью они называются так: "Санкт-Петербургские Сенатские объявления по судебным, распорядительным, полицейским и казенным делам". Вот в них-то и печатались объявления на продажу недвижимого имущества со всей Российской империи! Боже праведный! Да мыслимо ли в этом безбрежном море найти какую-то купчую? К тому же я не знаю не только месяца, но даже и года, когда Дросида Ивановна могла продать свой дом. Выходит, что следует объявить поиск… тотальный.
Поначалу дело у меня двигалось туго. Но прошла неделя, прошла другая, и я почти освоился. Я заприметил, что необязательно просматривать подряд всю подшивку, что купчие на дома надо смотреть в XVIII разряде.
Хорошо помню тот день, 12 июля 1977 года. Был вторник. Еще с утра заприметил я на Фонтанке частые гребешки волн, вздымаемые ветром с Невы. Ближе к обеду солнце и совсем спряталось, небо зараз обложило тучами, и в высокие окна нашего небольшого читального зала застучали редкие капли дождя. Я сидел почти у самого подоконника и методично листал, и листал, и листал. В глазах прыгали строчки, цифры, названия: в Тамбовском окружном суде, в Рижском губернском правлении, в Варшавском воеводстве. Время от времени, чтобы снять ломоту с глаз, я на минуту закрывал глаза пальцами, а потом смотрел на Фонтанку, на небольшой белый однопалубный пароходик с туристами. Он целыми днями ходит тут, потому как и сама пристань-то его была тут же, почти рядом, у Аничкова моста. Еще мелькнула мысль: может, как-нибудь прокатиться на нем? Вроде бы по Неве на острова заходит? Впрочем…
Заканчиваю 4-й том объявлений за 1849 год. Осталось три странички. Грустно. Тягостно. Просмотрено более 43 тысяч! На что надеяться? Ведь Дросида Ивановна в конце октября 1846 года насовсем покинула Курган. Значит, или тогда же или чуть позже она продала дом свой. Выходит, или я просмотрел купчую, или ее надо искать в "Московских Сенатских Ведомостях"…
И вот… И вот… Во мне будто замирает что-то внутри. Читаю!..
"Понедельник, декабря 12 дня 1849 г.
42 500. Тобольской губернии, в Курганском окружном суде.
1849 года июля 7-го совершена купчая крепость на продажу вдовою государственного преступника Дросидою Ивановою Кюхельбекер курганскому мещанину Василию Федоровичу Романову дома, состоящего в Кургане, под которым земли длиннику по улице 19, а поперечнику 28 сажен, ценою за 400 рублей серебром.
Купчая писана на гербовом листе в 1 рубль 80 коп. Пошлин с 400 рублей взыскано 16 рублей и с Акта 3 рубля".
Наконец-то! Свершилось! Я откидываюсь на высокую спинку стула и какое-то время нахожусь в некой прострации. Я даже не заметил, как опустел зал и я остался в одиночестве, как подошла ко мне дежурившая нынче Леночка и, тронув за плечо, с улыбкой сказала:
- Приехали! Закрываем…
- Да, - подыграл я. - У меня конечная станция!
- Оставляете?
- Обязательно. Я хочу еще завтра убедиться: не сон ли…
Вот только когда окончательно все встало на свое место! Только сегодня, только сию минуту! Да, конечно, и до этой купчей было документально доказано, что Кюхельбекер жил в Кургане. Не один, не два, а целый комплекс различных документов, писем, дневниковых записей подтверждают это. Но!? Я не мог с той же документальной точностью указать местонахождение дома, размер усадьбы. А теперь все это определилось само собой, поскольку стал известен покупатель. А суть вот в чем: была найдена еще одна купчая, причем купчая в подлиннике Василия Федоровича Романова, когда, некоторое время спустя, он уже сам продал дом этот дворянке Анне Антоновне Буткевич. Подлинная купчая значительно отличается от той, что печатают в газетах. Она подробна (на 4 листах большого формата). В ней указывают все: и надстройки, и пристройки, и что дом куплен у Д. И. Кюхельбекер, поименно названы соседи справа и соседи слева.
И все-таки, насколько же наше мышление консервативно, как прочно и с какой железобетонной жесткостью мы опутаны стереотипами! Не с каким-то тайным или явным ортодоксом, заведомым душителем свежей мысли, приходится часто бороться, а с собственным предубеждением и косностью! Допуская, что архивные находки дело случая, ну, может быть, терпения, я допускаю и то, что ученые, не будучи знакомы с местной топографией, не смогли правильно "сориентироваться на местности", а потому и правильно прокомментировать письма Кюхельбекера, писанные в канцелярию царя. И, конечно же, не от злого умысла поселили они его в пойме. Все так!