Он открыл глаза и с облегчением вздохнул. Ему предстоит договориться со Швабе. И, он уверен, они это сделают на обоюдовыгодных условиях.
ГЛАВА VII
Пятов вышел из залы ожидания на платформу московского вокзала.
С самого отъезда в Петербург и прощания с Варей его не покидало какое-то тяжкое, щемящее чувство, которое бывает у людей, которым предстоит проведать любимого и безнадежно больного человека. Больше всего на свете боишься тогда услышать, что его уже нет в живых. Пятов спешил в Петербург и сам внутренне боялся этой спешки и радовался, когда что-нибудь задерживало его в пути, инстинктивно стараясь отдалить от себя тот момент, когда угаснет последняя искра надежды, когда он столкнется с чем-то страшным и неотвратимым, что, казалось, ждало его в столице. Ему требовалось усилие, чтобы побороть в себе этот малодушный страх.
В то же время ему было неприятно смотреть на людей, которые могут радоваться в такой тяжелый для него момент, весело болтать о чем-то, смеяться и шутить. А в зале ожидания, где он только что был, его, как нарочно, окружали именно такие люди. И они, видно, были тоже недовольны, что рядом с ними сидит такой угрюмый, молчаливый человек, которого не удается расшевелить никакими разговорами и вопросами. В зале было шумно, душно и жарко, и Пятов, увидев, что до поезда остается уже немного времени, решил выйти на платформу.
Вьюга как будто обрадовалась его появлению. Ветер со свистом ударил ему в лицо, шапку и плечи мгновенно засыпало снегом, и Василий Степанович с удовольствием ощутил на своем разгоряченном лице ледяное дыхание метели. Но тут же непонятная тоска и щемящее чувство одиночества охватили его. Он все ходил и ходил по пустой платформе.
- От края подальше, господин! - услышал он. - Поезд подходит!
Из темноты показалось желтое пятно фонаря, с лязгом и шипеньем прополз мимо паровоз, и за ним потянулись черные силуэты вагонов. Раздался удар колокола, и платформа сразу наполнилась людьми. Все суетились, что-то кричали, носильщики тащили багаж.
Наконец, поезд тронулся. Вагоны все быстрее и быстрее застрекотали на стыках рельс.
Пассажиры стали готовиться ко сну. Сосед Василия Степановича, размотав шарф, принялся стягивать с себя полушубок. Взглянув на неподвижно сидящего на своем месте Пятова, он остановился и в изумлении воскликнул:
- Василий Степанович! Батюшки! И умудрил же господь встретить тебя здесь!
Василий Степанович поднял голову и узнал своего давнего приятеля по Холуницким заводам приказчика Хрулева. Он искренне обрадовался этой встрече.
- Здравствуй, здравствуй, Петрович, - устало промолвил он, - и в самом деле получилось нежданно- негаданно.
- Ах ты, господи, - суетился Хрулев, совершенно забыв о своем полушубке, который болтался у него на одном плече и сполз на пол. - Да куда едешь? Да как жизнь? Варвара Фоминична-то как?
Он засыпал Пятова вопросами, радостно вглядываясь ему в лицо.
- Варвара Фоминична, слава богу, здорова, недавно второго сына мне подарила. Васей назвали. А еду я, - Василий Степанович помрачнел и, понизив голос, сокрушенно сказал, - за своей судьбой, Петрович, еду.
- Это как же понимать, Василий Степанович? Нешто дело твое в Петербурге не решилось еще?
Пятов грустно покачал головой.
- Уж год ответа жду, - сказал он. - Теперь вот сам за ним еду. Видно, плохо мое дело, Петрович.
- Постой, постой, - решительно перебил его Хрулев. - Это как же так плохо? Я небось все помню. И как ты с Никитой и с Фомой Елизарычем день и ночь работал, и как ты потом в Петербург ездил и, вроде, довольный вернулся. И дело это ты затеял не для собственной пользы, а для отечества нашего. Так как же так плохо? Не может того быть, нипочем не может…
- Ан, видно, может, Петрович.
- Да не может! - настаивал Хрулев. - Думаешь, я совсем без понятия? Для флота нашего ты трудился. Матросики наши тебе…
- Матросики… - с горькой усмешкой перебил его Пятов. - Я ведь кругом в долгах. Обнадежили меня год назад в Петербурге. Генерал-адмирал слово дал, что изобретение мое принимает. И сам я твердо убежден, что броня, изготовленная по моему способу, самая надежная. Вот я и арендовал завод, оборудовал, уйму денег потратил, своих да чужих. Теперь, видно, в пору или петлю на шею надеть или в долговую тюрьму садиться. Забыл генерал-адмирал свое слово! А вот кредиторы-то не забывают, письмо за письмом шлют: мол, срок, срок подходит. Страшный для меня срок, Петрович…
Поезд постепенно замедлил ход и скоро остановился. Разговор сам собою прервался. За окном послышались чьи-то громкие голоса, замелькали огни.
Когда поезд снова тронулся, Хрулев, наклонившись к Пятову, убежденно сказал, как будто продолжая спор с самим собой:
- Не может такой нужный труд пропасть! Ты, Василий Степанович, прими еще во внимание: испугаются они твое дело провалить, ей богу, испугаются. И потом, нешто нет там, в Петербурге, людей которые дело понимают и добра России-матушке хотят?
- Есть, конечно, - согласился Пятов, - и немало.
- Ну, вот, - удовлетворенно сказал Хрулев. - Так ты поразмысли, может задержка какая случилась, может и обойдется все?
- И так случиться может, Петрович, - с сомнением, в котором таилась все та же искра надежды, ответил Пятов. - Дело большое, государственное, тут, конечно, спешить нельзя.
И, подчиняясь бессознательному желанию найти в своем деле что-то такое, что неминуемо должно было задержать окончательное решение, Пятов стал подробно рассказывать все с самого начала. Хрулев напряженно следил за его рассказом, чувствуя, какая мучительная борьба между отчаянием и надеждой происходит в душе его собеседника, и невольно сам заражаясь этим настроением.
…Перед расставанием в Петербурге Хрулев долго тряс руку Пятову, и с его доброго, рябоватого лица не сходила при этом ободряющая улыбка, но глаза смотрели участливо и грустно.
- Да, чуть не забыл, - вдруг опомнился он. - Где же ты остановишься? Ведь Никита в Петербурге, хозяин его тоже зачем-то вызвал. Так он, верно, повидать тебя захочет. Да и я…
- Никита? - обрадовался Пятов. - Так пускай непременно придет и ты с ним, слышишь? А остановлюсь я в Пассаже, на Невском… Ну, прощай, Петрович. Эх, о заводах не успел тебя расспросить.
- Успеешь! Только новостей хороших припаси, свидимся еще!
В канцелярии морского ученого комитета чиновники при появлении Пятова начали таинственно перешептываться, насмешливо поглядывая на посетителя. Знакомый Пятову чиновник с ехидной усмешкой спросил:
- Что, господин Пятов, не новый ли проектик изволили принести?
- Мне сейчас не до шуток, сударь, - ответил Пятов, встревоженный необычным приемом. - Соблаговолите доложить обо мне господину председателю комитета.
- Его превосходительства вице-адмирала Матюшкина нет в столице. Разрешите доложить его заместителю, адмиралу Чернявскому?
Пятов утвердительно кивнул головой, и чиновник с неожиданной готовностью бросился выполнять его просьбу.
Василий Степанович, ожидая ответа, расхаживал вдоль барьера, пересекавшего канцелярию, и чувствовал, как десятки глаз наблюдают за каждым его движением. Все чиновники прекратили работу и как будто чего-то ждали.
С каждой минутой все больше в нем росло беспокойство. Но вот появился чиновник и с учтивым поклоном вручил ему сложенный лист. В огромной канцелярии, как по команде, воцарилась тишина.
Нетерпеливо развернув бумагу, Василий Степанович быстро пробежал несколько строчек письма: "Настоящим доводится до сведения г-на Пятова, что в Англии, на заводе фирмы Броун и К° недавно изобретен, проверен на практике и запатентован способ прокатки броневых плит, в связи с чем Морское министерство в услугах г. Пятова более не нуждается".
Василий Степанович стоял неподвижно, будто окаменев, не в силах оторвать взгляда от страшного письма. В глазах у него на секунду потемнело, небывалая бледность разлилась по лицу. Наконец, он повернулся к притаившимся кругом людям, окинул их полным отчаяния взглядом и срывающимся голосом гневно крикнул:
- Что они наделали? Кого они погубили, меня?!
Он бессильно опустил руки и медленно направился к двери.
Выйдя из адмиралтейства, Василий Степанович некоторое время шел по набережной, ничего не видя и не слыша, и вскоре поравнялся с западным павильоном адмиралтейства, выходившим к Неве. Он внезапно остановился около арки и после минутного колебания направился к видневшемуся в глубине двора подъезду. "Надо попробовать увидеть генерал-адмирала, - мелькнула у него мысль. - Может быть, он и не знает, что случилось".
На втором этаже помещалась канцелярия шефа военно-морского флота. На вопрос Пятова, можно ли добиться приема у его высочества, чиновник небрежно ответил, что его высочество находится в Варшаве и всеми делами сейчас ведает управляющий министерством генерал-адъютант Краббе, который сможет принять посетителя только недели через две. Но разве Пятов в состоянии ждать так долго? Он отозвал чиновника в сторону и сунул ему в руку скомканную трехрублевку.
Через несколько минут чиновник вернулся и с наигранным сочувствием проговорил:
- Их превосходительство велели передать, что протоколом заседания ученого комитета от 9 сентября сего года, который его высочество уже утвердил, положено прекратить с вами отношения. В Англию же, на завод Броуна, для перенятия его опыта уже выехали от нашего министерства корпуса инженер-механиков подпоручик Титов и прапорщик Куколевский, а от горного департамента князь Максутов и генерал Иосса. С вашим же делом его превосходительство не знаком.