Со стороны озера между деревьями показались трое. Ляпушев коротко, один раз стукнул рукояткой ножа по стволу дерева. Это был сигнал встречи, избранный ими в Хвойной. Отозваться на него нужно было двумя точно такими же ударами. Но ответа не последовало. Он повторил сигнал. Снова молчание…. Три темных силуэта приближались, не отзываясь. Вдруг они изменили направление и стали удаляться. Еще немного и он останется один, совсем один, распластанный на снегу, не способный встать на ноги. Да неужели же это не они, его ребята? Ляпушев всматривался до рези в глазах и, наконец, узнал того, что был ближе, - высокого, худого, с ящиком рации за спиной.
- Сашка! - обрадованно позвал командир. И Валентин Мальцев повернулся, отзываясь на свою партизанскую кличку, торопливо зашагал к кустам, под которыми лежал Ляпушев. Борис и Нина едва поспевали за ним. Они окружили своего командира растерянные, испуганные: что за беда приключилась с ним? Чем и как ему помочь?
Нина бросилась стягивать с Ляпушева сапоги.
- Нет, нет, не сейчас, потом, - отстранил ее Михаил Иванович. - Сейчас не время. Сейчас нам нужно лишь одно - забраться в лес погуще.
Рассвет застал их в глухой лесной чащобе. Никто так и не сомкнул в эту ночь глаз. Валентин ухаживал за рацией. Борис нес сторожевое охранение. Нина старалась облегчить Ляпушеву боль ног. А он, освещая карманным фонариком карту района их будущих действий, определял, как лучше им добраться к намеченному еще в Ленинграде месту и там на время обосноваться.
В настороженной ломкой предутренней тишине зимнего леса издалека послышалось пение петухов, необыкновенно резкое и чистое. От неожиданности все вздрогнули. Значит, где-то там - деревня. Что это за деревня?
- Необходимо узнать название населенного пункта, - говорит Ляпушев. - Кому-то из вас придется отправиться на петушиный концерт, в разведку. Есть желающие? - Командир спокойно и строго смотрит на разведчиков. Ждет ответа, не обращая внимания на их смущение.
Каким бы ты ни был отважным, хорошо понимающим свой долг, но раз тебе всего лишь восемнадцать лет и никогда ранее ты вообще не находился один в глухом лесу, да еще ночью, право же, ничего нет удивительного, если в столь грозной обстановке тебя вдруг охватит робость. Преодолеть ее не так-то просто. Что ждет одинокого партизана на опушке леса в тылу врага? Не сама ли смерть стережет его там, за рядами деревьев и горами снега, на тропах, что ведут к неведомой деревне?
А если еще того хуже - засада, ловушка, фашистский плен? Кто знает - удалось ли им прилететь сюда и приземлиться незаметно? Весьма вероятно противоположное: фашисты уже обнаружили парашютистов и только дожидаются, чтобы они показались из леса, стерегут, расставив капканы. Один неосторожный шаг - и ты станешь их легкой добычей…
При таком молчании секунды кажутся часами.
- Разрешите мне, товарищ Быстров! - Нина назвала командира группы его партизанской кличкой, как бы подчеркивая серьезность обстановки и то, что они уже не в Ленинграде и не в Хвойной, а за линией фронта, на боевой операции. Лицо ее и вся стройная фигурка дышали решимостью. Нет, это была не девочка-школьница, а настоящий боец, прекрасный своим мужеством, готовностью на все.
Валентин и Борис встали с ней рядом:
- Разрешите мне…
- Я готов…
- Ну, вот и пойдем втроем, - весело подхватила Нина. - Тогда нам и сам черт не будет страшен. Волков бояться - в лес не ходить. А наш лес вон какой! Посмотрите! Где вы видели такую красоту?
Петрова широким жестом гостеприимного хозяина повела вокруг себя рукой.
Высокие мохнатые сосны и ели обступали их со всех сторон. На ветвях хвои клочьями гигроскопической ваты цепко держался снег. То там, то здесь просвечивали стройные, серебристые стволы берез. Они стояли группками, прибежали в лес, заблудились и теперь, не зная, как выбраться отсюда, стараются быть вместе.
Им боязно больше всего потерять друг друга, остаться в одиночестве. А там, подальше, гибкая красавица-березка вдруг кокетливо выглянет из гущи вечной зелени хвойного леса и тотчас же спрячется, убедившись в близости подружек. Как бы укроется с головой пушистым одеялом: легко замерзнуть ей в своем подвенечном, явно не по сезону, платье.
Верхушки самых рослых деревьев спутались, заслоняя небо. Бледная голубизна его видна разрезанной на кусочки. Создается впечатление, будто там, на высоте, и не небо вовсе, а натянутый парашютный шелк, сосны держат его своими пиками и, чтобы не обронить, слегка покачиваются вместе с ним.
Лесная чаща встречала утро таинственной, ничем не нарушаемой тишиной. От нее еще более становилось не по себе…
Нина снова обратилась к командиру. Тот полулежал на разостланном ватнике, морщась от боли.
- Можно нам отправиться всем? Или лучше кому-нибудь остаться?
- Нет, всем нельзя, - возразил Ляпушев. - У нас с вами на руках государственное имущество - рация. С ней останется Саша Рощин. - Ляпушев тоже перешел на конспиративные имена. - В разведку пойдут двое: Нина Станкевич и Борис Метров. Отправляйтесь. Ты, Саша, готовь рацию для связи с Ленинградом.
Так зимней ночью в псковских лесах отважная четверка начала выполнять боевое задание, которое поручил ей родной город-богатырь. Ранним утром радист одной из войсковых частей, защищавших Ленинград, принял и тотчас же вручил по назначению радиограмму, которую ожидали с большим нетерпением и беспокойством - "Приземлились кучно. Ищем груз. Быстров".
Поиски эти оказались, однако, бесплодными. Тюк с продовольствием, который на их глазах был сброшен с самолета почти над самым Радиловским озером, пропал, как сквозь землю провалился! Много дней спустя Борис, углубившись в лес, случайно наткнулся на деревянные планки, которыми была скреплена упаковка. Он узнал их по сохранившейся пометке, сделанной Ляпушевым в Хвойной. Самого груза уже не было: кто-то не преминул воспользоваться нежданным-негаданным подарком с неба.
Кто он - друг или враг? Над этим вопросом оставалось ломать голову, строить всякого рода догадки и удваивать осторожность. Ориентироваться на худшее, чтобы оно не застало врасплох, так решил командир.
Первый день на земле, захваченной врагом…
Чтобы запутать след и в случае погони сбить фашистов с толку, разведчики не сразу и не прямиком направились к месту своей будущей базы. Когда Нина и Борис вернулись, установив название села, вся группа двинулась не к железной и шоссейной дорогам Псков-Ленинград, которые должны были стать объектом наблюдений, а в прямо противоположную сторону, вглубь леса.
Так шли километров шесть.
Переход был очень трудным. Ляпушев идти не мог, его приходилось нести. Шли сквозь густой колючий ельник, который временами превращался в почти непролазные заросли, в чащобу так тесно переплетенных ветвей и бурелома, что среди них ничего не было видно даже на расстоянии нескольких шагов. Дневной свет, погашенный лесом до сумерек, утративший свои яркие краски и свою прозрачность, здесь совсем померк. Казалось, наступает ночь или же грозовая черная туча нависла над верхушками деревьев. Невольно закрадывалась мысль о враге, который легко может воспользоваться такой благоприятной для него местностью. Что ему стоит укрыться совсем рядом, подкрасться вплотную и напасть внезапно и коварно неведомо с какой стороны? Но Ляпушев не сторонился этих зарослей, на каждом шагу таящих опасность нападения из-за угла. Он не выбирал дорог полегче и пояснее. Наоборот, командир стремился только туда, где лес был гуще, запущеннее и темнее, где каждый шаг требовал усилий. Именно такая дорога - напролом, через нехоженые места привлекала его больше всего. Да иначе не могло и быть, - думал Валентин, - сбить врага со следа можно только так! А боязнь глухого леса - дело неподходящее для партизан.
Шли и, не пытаясь найти просеки, тропки, передвигались порой по пояс в глубоком снегу. С больным командиром на руках… Ноги подкашивались от усталости.
Едва переводили дыхание на коротких, торопливых привалах, и снова - в путь, в путь!
Навстречу еще большим испытаниям.
Навстречу боевым удачам, невозместимым утратам и бессмертной славе.