Я была его Альфа и Омега, начало и конец, я была его мать, его жена, и я его в гроб уложила.
Со мной он рядышком родился.
Под боком у меня он ожил.
Читатель, у меня он на руках и помер.
Глава тридцатая
Последняя
- Твои глаза, - он мне объявил, - совсем не солнце, нет.
- Вот спасибо! - говорю.
Это было утро того дня, когда я ушла из квартиры моего супруга в Лондоне, в том апреле 1594 года, давным-давно, а вспомнить, так будто бы вчера.
Я глядела на свое лицо в зеркале.
Что я там видела?
Как пергамен белые щеки я видела и, как кость слоновая, такой же белый лоб.
Волосы, как черная проволока.
Глаза - два шара смоляные, два глаза, черные, как траур, как вороново крыло.
Глядела я в это зеркало и что же видела?
Видела женщину с тяжелым, мрачным взглядом.
Мой супруг мистер Шекспир подошел сзади и встал у меня за плечом.
- Совсем не солнце, нет, - опять он повторяет, да так задумчиво, а сам грызет конфетку. - Ты должна понять, - он дальше говорил. - Я хочу польстить тебе правдой. Поэты, как ты сама мне часто поминаешь, все врут. Любят сравнения, за уши притянутые. А я на сей раз честен. Ты стоишь правды, Анна.
Я сама себе улыбнулась.
Я улыбнулась врунишке в зеркале.
Сэр Ухмыл, он улыбнулся мне в ответ.
Как угостил меня этой своей особенной улыбкой: верхняя губа натянута и ямка маленькая сглажена - следок божественного пальца, каким, мамаша говорила, нас ангел-хранитель метит, когда мы появляемся на свет.
Красивая улыбка.
Да только мне ли улыбался мистер Шекспир, себе ли самому, кто ж его знает.
Когда котеночком была, моя Египтянка ну обожала играть со своим отраженьем в зеркале.
Я про это думала, когда сидела перед зеркалом и на себя глядела.
Кошки любят свое подобие, у них черта такая.
Но я-то, я была уж не котенок.
Я подкрасила свои бледные губы.
Потом нарумянила смертно бледные щеки.
Я сказала:
- По правде говоря, вид у меня изнеможденный, и что же удивительного.
Вид у меня такой и был.
И что же удивительного.
После такой недельки сладкой!
Потом я стала было чесать себе волосы, но мой супруг отобрал у меня щетку.
Мистер Шекспир сам стал чесать мне волосы.
С каждой длинной, темной прядкой он играл, и он крепко волосы натягивал, а сам в зеркало смотрел, на два на наши отраженья.
То быстро щеткой проведет, то медленно, то сильно, а то нежно, покуда волосы мои не засияли черным деревом при свете утра, которое уже вошло в чердачное окно.
- В старину, - мистер Шекспир сказал, - черное не считалось красивым.
- Что ж я поделаю, коли чернявой уродилась, - говорю.
- Черна, как ад, - говорит мистер Шекспир, а сам все чешет волосы мне, чешет. - Темна, как ночь.
- Ну вот, - говорю, - снова-здорово! Притянутые сравнения! Вранье поэтическое! Я женщина, не дьявол, сам небось прекрасно знаешь.
Я встала.
Ну, что скажете?
А вы бы что тут делали?
Пора было идти.
Пора восвояси, к своему житью, уж какое есть.
Долгие проводы - лишние слезы.
Какой в них толк.
Спустя лето по малину ходить.
И потому меня даже тоска взяла, когда мистер Шекспир в дверях закусил нижнюю губу и я поняла: сейчас будет обниматься.
- Не надо, не целуй, - я ему сказала, - краску смажешь.
Тут он расхохотался, мистер Шекспир, мой муж.
Запрокинул голову и расхохотался, а черных два эти обломка спереди у него торчат. И кажется, ему уж было наплевать, что я их вижу.
Дает мне свой гороховый плащ, поскольку дождь был.
- Оставь себе, - говорит. - По-моему, тебе он более к лицу.
Вот уж ничего подобного.
Но я беру, благодарю за доброту.
Шляпу надела и перчатки.
Он за овчинным кафтаном потянулся.
- Ничего, муженек, - я говорю. - Я и сама доберусь. А у тебя свои дела.
И он остался.
А я ушла.
И очень жалко.
Потому что на кровати этой, как я теперь подумаю, нам бы места и троим хватило.
Читатель, я рассказала тебе про своего супруга, мистера Вильяма Шекспира.
Всю правду рассказала, потому что любила я этого человека.
Вот и пришел конец моей повести почти, только одно словцо осталось досказать.
Уж когда самому ему пришел конец, уж напоследок горячка его трепала, вот-вот умереть ему у меня на руках, и тут мой муж одну фразу вставил между строками своей последней воли в завещании:
Жене моей отдаю мою вторую по качеству кровать.
Сусанна говорит, это оскорбление.
Ну, я-то другое знаю.
А что же с той кроватью сталось, другой, лучшей, - известно, какое ж тут сравнение?
Знала бы, не сомневайтесь, и вам бы рассказала, да только я не знаю.
Так и не насмелилась спросить у мистера Шекспира. А он так и не сказал.
Порой (до завещания до этого) проснусь, бывало, ночью и думаю, уж не приснилась ли мне эта кровать и что мы на ней творили?
Но теперь-то я знаю, что, если мне это и приснилось, так мистеру Шекспиру, ясное дело, снился тот же сон.
* * *
Лежит теперь мой супруг в церкви Святой Троицы, на семнадцатифутовой глубине, под своей же надписью:
Прошу, о друг, чтоб ради Бога
Останков бренных сих не трогал:
Блажен, не тронувший мой прах,
Кто тронет, проклят будь в веках.
Из-за стихов из-за этих, ясное дело, не придется мне с ним рядом лечь, когда пробьет мой час.
И будет наш смертный прах лежать поврозь, в разных могилах.
Но все, что я вам рассказала, была любовная повесть, и ей на том конец.
И только покамест, на земле, придется мне поспать на второй по качеству кровати.
Послесловие
История это вымышленная, но источником ей послужили и произведения самого Шекспира, и свидетельства тех, кто раньше всех его заметил, - так, например, ворона-выскочка почерпнута из Роберта Грина ("На грош ума, купленного за мильон раскаяний", 1592); о любви к сластям сообщено в "Сокровищнице остроумия" Фрэнсиса Мира (1598); Николас Роу в "Некоторых сведениях о жизни мистера Шекспира" (1709) упоминает о даре в 1000 фунтов (ссылаясь на рассказ Уильяма Давенанта); Сэмьюэл Джонсон в предисловии 1765 года к изданию пьес Шекспира приводит другой рассказ того же Давенанта, о присмотре за лошадьми перед театром; преподобный Джон Уорд (викарий в Стратфорде с 1662 по 1681), а также анонимный корреспондент, собиратель уорикширских сплетен для "Бритиш мэгэзин" (том 3, 1762) свидетельствуют о пьянстве; запись, сделанная его преподобием Ричардом Дейви (приходской священник в Саппертоне, Глостершир, с 1695 по 1708), подтверждает, что перед смертью Шекспир перешел в католичество; и т. д. и т. п. Лучшая из современных нам биографий Шекспира: С. Шенбаум, "Уильям Шекспир, документальная биография" (1975), где каждый факт подкреплен письменным свидетельством. Что касается материй скорее гипотетических (как, например, склонность Шекспира краснеть), я себе позволил косвенные умозаключения из образной системы его поэм и пьес, в частности, по только что названному поводу отсылаю читателя вдобавок к работе Каролины Сперджон "Образная система Шекспира, и о чем она нам говорит" (1935). Ни один из моих источников, однако, не может нести ответственности за главное допущение этой книги: что Анна Хетеуэй могла быть Смуглой леди сонетов.
Книга "Миссис Шекспир. Полное собрание сочинений" началась с рассказа "Вторая по качеству кровать", который был сперва опубликован в антологии под названием "Рассказы о Шекспире", изданной Джайлзом Гордоном ("Хэмиш Хамилтон", 1982) а затем вошел без изменений в мой сборник "Факты из жизни и прочие вымыслы" ("Хэмиш Хамилтон", 1983). Я благодарен Джайлзу Гордону и Кристоферу Синклеру-Стивенсону за их интерес к моей работе, непрестанное внимание, участие и помощь.