- Обнаружена таинственная бомба… Забастовщики оружейного завода подложили адскую машину… Красные пускают в ход взрывчатые вещества на территории оружейного завода…
Каридиус кивнул одному из мальчишек, и все трое - адвокат, политик, и мисс Стотт - купили газеты. Каридиус пробежал глазами первую страницу.
- Непонятно, почему это приписывается красным!
- Потому, что мальчишка продал нам "социалистическую" газету, - объяснил Мирберг. - В консервативной было бы сказано, что это дело рук забастовщиков, а в радикальной - что полиция подстроила все дело, чтобы взвалить вину на красных.
- Знаете что, это произошло в Восьмом районе. Пойду-ка я туда, выступлю с речью и скажу, что, по-моему, это сделали красные. Может быть, это даст мне несколько голосов.
- Ну, разумеется. А кстати, не забудьте выступить и перед штрейкбрехерами, которым можно сказать, что это учинили забастовщики. Тогда, по крайней мере, все стороны придут к заключению, что вы человек прозорливый и что вам место в Конгрессе.
Каридиус рассмеялся, помахал рукой неугомонному Мирбергу и направился в Восьмой район. Шел он один, так как мисс Стотт предпочла общество Мирберга. Дорогой он продолжал просматривать газету: нет ли каких-нибудь подробностей, указывающих на то, что бомбу могли подложить штрейкбрехеры. Он обдумывал, как построить свою речь; надо решительно напирать на то, что забастовщики тут не при чем, и лишь слегка намекнуть, что это дело рук их противников-штрейкбрехеров. Такая постановка вопроса вполне правильна. Всякая речь, с которой выступаешь, преследует, собственно, одну цель - приобрести сторонников.
Вдруг кто-то окликнул его по имени. Каридиус оглянулся и заметил, что уже идет по улице, окаймленной двумя однообразными рядами одинаковых домиков, в которых жили служащие завода.
Возле одного из этих домиков стоял человек, наружность которого показалась Каридиусу знакомой. Стараясь скрыть смущение, он уже собирался обратиться к человеку с безличным "вы" и избытком любезности сгладить свою забывчивость, как вдруг вспомнил, кто это, и радостно воскликнул:
- Кого я вижу! Да это же Джим Эссери!
- Он самый, - улыбнулся Эссери и переложил бумажный сверток из правой руки в левую, чтобы поздороваться с Каридиусом.
- Мы не виделись с тобой с тех пор… тех самых пор, как вместе учились в школе. Я и понятия не имел, что ты в нашем городе. - Каридиус говорил все это тем теплым, но ни к чему не обязывающим тоном, каким всегда возобновляются школьные знакомства.
- Я работаю здесь в исследовательской лаборатории, - объяснил Эссери.
Каридиус заметил, что пальцы его школьного товарища в пятнах, а глаза слегка воспалены.
- Где - здесь?
- В Рэмбург-Норденской компании военного снаряжения.
- Вот как?.. Ты, значит, пошел на исследовательскую работу… великолепно… интересная жизнь… расширяешь, так сказать, границы человеческого знания…
- Гм-м, да, разумеется, - без энтузиазма согласился химик.
- Как же у тебя подвигается работа?
- Ничего, подвигается.
Каридиус сочувственно взглянул на школьного товарища.
- Ты что… недоволен?
Мистер Эссери нагнулся и осторожно положил наземь свой бумажный сверток.
- Да нет, доволен… сейчас я работаю над строением атома.
Каридиус кивнул с тем понимающим видом, который всегда принимает непосвященный, понятия не имеющий о том, о чем ему говорит специалист.
- Это, должно быть, страшно интересно. Строение атома… как же. Ну, я очень рад, что повидал тебя, и мы непременно будем встречаться, - сказал Каридиус, повторяя штампованную фразу, которую надлежало понимать так, что они встретятся опять не раньше, как через десять лет.
- Знаешь что, - вдруг заговорил Эссери, - у меня тут небольшая собственная лаборатория, сейчас за углом, я там и живу. Если ты свободен, я хотел бы показать тебе, над чем я работаю.
- Н-не скажу, чтобы я был свободен. Мне нужно на завод, повидать кое-кого… Очень сожалею… А ты давно здесь, в городе?
- С самого окончания колледжа.
Каридиус разинул рот в неподдельном изумлении.
- Что ты говоришь! Все время здесь!
- Да, все время здесь, в Рэмб-Но. - У Эссери вырвался короткий, невеселый смешок.
- Это просто невероятно! Наш город - сущий океан! В Тексасе легче встретить человека, чем в Мегаполисе.
- Не знаю, - серьезно ответил Эссери. - Для этого надо было бы сопоставить число жителей нашего города и, скажем, число квадратных акров земли в Тексасе, тогда можно было бы установить соотношение. Трудно сказать, какой бы получился результат.
Серьезность Эссери напомнила Каридиусу о том серьезном деле, ради которого он пришел.
- Эссери, ты ведь голосуешь на этих выборах?
- Да, голосую.
- И зарегистрировался? - воскликнул кандидат в члены Конгресса.
- Да, зарегистрировался.
- Тогда ступай и голосуй за меня.
- А ты куда баллотируешься?
- В Конгресс. Я конкурирую со стариком Бланком, который сидит там уже восемнадцать, если не все двадцать лет. Он, понимаешь, ставленник финансистов.
Я считаю, что настало время, чтобы в нашем государстве раздался, наконец, голос людей среднего класса, людей, для которых благо страны дороже денег, хотя бы потому, что у них денег нет.
Эссери кивал головой, как будто сочувственно, но на самом деле не без удовольствия думая о том, что жизнь обманула ожидания Каридиуса, так же, как и его собственные. Вот теперь Каридиус начинает заниматься политикой, то есть становится одной из тех личностей без определенных занятий, которые бегут от дела, - либо дело бежит от них, - и которые только гоняются за тепленьким местечком.
Каридиус же, пользуясь давно заготовленными доводами, продолжал ораторствовать:
- Нам нужен в Конгрессе депутат, который представлял бы нас, рядовых людей. Таким не может быть богатый человек. Взять хотя бы Рэмбургов. Может ли член семейства, владеющего многими и многими миллионами, ставить благо страны выше своих денежных интересов?
- Не может, разумеется, - подтвердил Эссери с тем отсутствующим видом, какой всегда бывает у стороннего слушателя, когда кто-нибудь восхваляет при нем свой товар.
- Прекрасно! А какую пользу приносит государство, вернее, политическое целое, именуемое нацией, какую оно приносит пользу?
- Ну… оно…
- Предполагается, что оно служит жизненным интересам большинства народа, не так ли?
- Да, так, - согласился Эссери, довольный тем, что избавился от необходимости отвечать.
- Ну так вот, жизненные интересы народа это вовсе не жизненные интересы тех десяти процентов американцев, которые владеют девяноста процентами нашего народного богатства. С другой стороны, в силу общественного положения, занимаемого финансистами, их интересы прямо противоположны интересам рядовых людей. И поэтому, с точки зрения общественного блага, не годится, чтобы кучка богачей правила нашей страной во имя собственной выгоды. Вот почему я и предлагаю себя в кандидаты. Я никому не подчиняюсь. Я не принадлежу ни к какой партии. Не могу я, положа руку на сердце, присоединиться ни к одной из существующих у нас партий, так как две главные из них - это, в сущности, одно и то же - все та же плутократия, которая позволяет своей правой руке соперничать с левой, - не все ли равно, которая победит на выборах? Лучше послать в Конгресс такого человека, как я, не зависимого, не принадлежащего ни к той, ни к другой стороне.
- А ты в самом деле рассчитываешь пройти? - спросил химик.
Каридиус решил оборвать программную речь и заговорить откровенно.
- Вначале я, видишь ли, совсем не рассчитывал. Хотел просто пошуметь немного, в надежде, что одна из старых партий "усыновит" меня; но один знакомый адвокат сказал, что у него предчувствие, будто я пройду.
Эссери кивнул головой:
- Подсознательная мозговая деятельность.
- Ты так это понимаешь?
- Да.
- Ты веришь этому?
- Да, я верю в то, что всякое мышление - это, так сказать, предчувствие.
- Пожалу-уй, - неуверенно согласился Каридиус.
- Наиболее глубокие мыслительные процессы совершенно ускользают от наблюдения и контроля. Мы абсолютно не знаем, что произошло у нас в мозгу, мы просто принимаем готовый вывод.
- Да-а.
- Вот это и есть предчувствия. И я верю в них, потому что больше не во что верить.
Каридиус перешел от теории к практике.
- Значит, ты тоже веришь в то, что меня выберут?
- Я думаю, что адвокат верит в то, что тебя выберут.
- А-а, понятно, понятно.
Двое школьных товарищей собирались уже расстаться, причем каждый думал про себя, что никогда больше не станет искать встречи с другим. Эссери уже нагнулся было за своим свертком, но выпрямился, не подняв его, и еще раз остановил Каридиуса.
- Послушай, - заговорил ученый еще более серьезным тоном, - если ты попадешь в Конгресс, как ты думаешь… сможешь ты изменить закон о патентах?
- А что? - заинтересовался Каридиус.
- Ну, патенты… право на патент… это надо бы совсем уничтожить.
Каридиус уставился на него:
- Господи! И это говоришь ты, изобретатель!
- Да, я, изобретатель. Кого должны, по-твоему, защищать законы о патентах?
- Разумеется, вас, изобретателей, - поспешно ответил Каридиус.