Каридиус знает, что "Трибуна" принадлежит Литтенхэму. Поэтому, когда начинается борьба между Литтенхэмом и Канарелли, он ждет нападок со стороны этой газеты. Так оно и происходит. Но Каридиус рассчитывает на поддержку опозиционной газеты "Новости", которая постоянно критикует Литтенхэма и воюет с "Трибуной". Каково же его удивление, когда, явившись в редакцию "Новостей", он узнает, что и эта газета принадлежит Литтенхэму! Главный редактор "Новостей" поучительно объясняет Каридиусу:
"- Когда "Трибуна" отстаивает интересы Литтенхэма, различные ценные бумаги, которыми он располагает, обычно поднимаются в цене, и мистер Литтенхэм продает. Когда "Новости" нападают на его предприятия, акции их иной раз снижаются в цене, и тогда мистер Литтенхэм покупает…"
Стриблинг не утрирует и не преувеличивает. По утверждению такого авторитетного знатока американской печати, как Джордж Сельдес, около 90 процентов всей американской прессы находится в руках капиталистических монополий. И если обычно поддерживающая демократов "Нью-Йорк таймс" питает, по словам американского публициста Вилларда, "глубокую нежность к дому Моргана", то не меньшую нежность питает к этому дому и республиканская "Нью-Йорк Геральд трибюн".
Американская буржуазная пресса меньше всего выражает общественное мнение страны. Факт общеизвестный и весьма характерный: на президентских выборах 1944 г. покойный ныне Ф. Рузвельт имел против себя почти всю буржуазную прессу, а избиратели оказались за него.
Стриблинг знает, что есть две Америки. Он показывает лишь одну - Америку капиталистов-монополистов и гангстеров. В его романе не показан американский народ. Но он помнит об американском народе, который видит в литтенхэмах и канарелли своих злейших врагов. И сам Литтенхэм очень хорошо знает, какие чувства питает к нему простой люд. Не случайно строит он в своем поместье подземное убежище. Там надеется он укрыться от взрыва гнева народного. А он ждет этого взрыва. Дочь Литтенхэма разъясняет Каридиусу: "- Он… боится забастовки рабочих, возмущения вкладчиков банка, революции… это убежище на крайний случай".
Страх Литтенхэма отражает ту глубину внутренних противоречий, которые разъедают насквозь прогнившую капиталистическую систему. Эти противоречия, в первую очередь - противоречия между трудом и капиталом, растут, становятся все более острыми. И как ни стараются монополисты, поставившие себе на службу государство, закрепить свою власть антирабочим законодательством, мерами, направленными к уничтожению последних демократических свобод, к подавлению всего передового, всего прогрессивного в стране, борьба не прекращается, она обостряется все больше и больше. Развитие событий во всем мире, развитие событий в Европе ясно показывает, что будущее принадлежит не литтенхэмам. И от неизбежного конца литтенхэмов не спасут ни репрессии, ни внешние авантюры, ни подземелья.
Я. Викторов
1
Шум уличного движения в большом американском городе Мегаполисе перекрывал звуки, намеренно пронзительные, резкие и, надо сказать, мало приятные для слуха, - звуки, преследовавшие неблагодарную задачу привлечь общее благосклонное внимание.
Но городская толпа, давно уже научившаяся игнорировать все звуки, которые не имели прямого отношения к составлявшим ее единицам, сновала взад и вперед по шумным улицам, молчаливая и равнодушная. Вся эта разноголосица приводила лишь к тому, что каждый зазывала, каждый торговец, стараясь перекричать другого, восхвалял качества и достоинства товара только самому себе.
На юго-восточном конце квартала, где помещался доходный дом "Элбмерл", итальянец, продавец земляных орешков, прислушивался к пронзительному посвисту своей жаровни и, когда звук получался с хрипотцой, машинально постукивал по жаровне, чтобы восстановить привычный звук. Мальчишки-газетчики, пробегая по улицам, во все горло выкрикивали для собственного сведения новости: о вспыхнувшей стачке, о самом последнем похищении, о результатах бэйзбольного матча. Проезжал грузовик, битком набитый клоунами, восхвалявшими друг другу аттракционы, предлагаемые их цирком. Автомобиль, снабженный мегафоном, громовым голосом убеждал своего водителя в том, что во имя общественного блага настоятельно необходимо голосовать за такого-то кандидата. Ни одна душа на улице не услышала фамилии кандидата, потому что никому не было до него никакого дела. Впрочем, рев мегафона привлек к окну в нижнем этаже дома "Элбмерл" представительного брюнета, слегка спортсменского вида, одетого в костюм особого красновато-коричневого оттенка, который почему-то неизменно выбирают мужчины этого типа. Машина с мегафоном привлекла этого джентльмена к окну, где он так и остался стоять в полном изумлении, впившись в нее глазами, явно охваченный надеждой и чувством живейшей признательности. Он-то отлично разбирал, что кричал громкоговоритель!
"Каридиус - избранник народа! Голосуйте за Генри Каридиуса, независимого кандидата в члены Конгресса! Генри Каридиус - свободный представитель интересов всего американского народа! Не связан обещаниями! Не подчиняется никакой партийной программе! Каридиус - защитник народа от гангстеров! Борец против коррупции и взяточничества! Голосуйте за Генри Ли Каридиуса!"
Не отходя от окна, темноволосый джентльмен молча, но решительно поманил к себе двух молодых людей, сидевших у стола и выбиравших адреса из картотеки. Когда они, вопросительно взглянув на него, подошли к окну, он растерянно выпалил одним духом, стараясь, однако, не заглушить доносившиеся с улицы громовые раскаты мегафона:
- Глядите! Слушайте! Каково?
Его изумление передалось и молодым людям. Тот, что был повыше, воскликнул:
- Вот так штука! Никак тебя рекламируют?
Второй сказал:
- Ну и ну, Генри… да ведь это машина Четвертого района!
- Именно… их старая зеленая машина!
- Как это тебе удалось?
- Да я понятия не имел, что она работает на меня, Гиринг.
Высокий джентльмен заговорил удивленно и взволнованно:
- Послушай, Каридиус, возможно ли, мыслимо ли, чтобы Крауземан стал поддерживать твою кандидатуру?
Его товарищ отрицательно замотал головой:
- Ты с ума сошел, Собри! Крауземан - и вдруг за Генри, за борьбу с коррупцией и гангстерами?!
Собри с сомнением покачал головой и проводил глазами загадочный автомобиль.
- Все кандидаты начинают с лозунгов борьбы со взяточничеством, Гиринг. Крауземан это отлично знает.
- Нет, нет, - запротестовал Гиринг. - Генри действительно так думает, он не профессиональный политик. Крауземан должен это знать. Генри… Генри… - Тут мистер Гиринг умолк, ибо не мог найти подходящего слова.
- Я - живой протест против политиканства, - подсказал сам мистер Каридиус.
Как только рев мегафона замер, в комнату вошла молодая хорошенькая женщина.
- Генри, - начала она, но, заметив двух посетителей, кивнула им головой. - Хэлло, мистер Собри! Хэлло, мистер Гиринг! Генри, эта машина с мегафоном выкрикивала твою фамилию, правда?
- Миссис Каридиус, - сказал Собри, - совершенно очевидно, что Крауземан отступился от Бланка и перешел на сторону Генри.
- А почему он это сделал?
- Об этом меня не спрашивайте, миссис Каридиус… мало ли что бывает в политике… какая-нибудь ссора… ведь Крауземан настоящий диктатор.
- Из-за чего же им ссориться? Бланк не стал бы и пытаться заводить какие-нибудь реформы, неугодные Крауземану.
- Дело не в реформах… может быть, он потребовал от Крауземана слишком большой доли из его барышей. Или Крауземан потребовал чего-нибудь такого, что Бланк хотел приберечь для себя.
- Вовсе они не поссорились, - заявила миссис Каридиус, - а просто Крауземан понял, что его кандидат провалится, и решил примкнуть к нам, пока не поздно.
- Знаете что, - воскликнул Гиринг и схватился за шляпу, - пойду догоню машину и узнаю у шофера, известно ли ему, почему он агитирует за нашего кандидата.
Он помахал на прощание рукой и выбежал на улицу.
Миссис Иллора Каридиус, смотревшая в окно, вдруг вполголоса укоризненно сказала мужу:
- Вот идет твоя Конни Стотт.
- Гм… у нее, должно быть, вышли карточки, - громко и внушительно ответил Генри, как бы подчеркивая, что мисс Конни Стотт работает на него, а следовательно, и на нее, Иллору, и что, помимо всего прочего, они не одни в комнате.
- Будем надеяться, что она за карточками, - уронила Иллора с плохо скрываемой неприязнью.
Мистер Собри поспешно углубился в картотеку.
- Пожалуй, и мне нужно сделать вылазку, повидать кое-кого. Вот я взял себе половину Эндимион-авеню. И знаете что… - продолжал он задушевным тоном, делая вид, что не слыхал краткого супружеского диалога. - Я начинаю думать, что миссис Каридиус права. Возможно, Крауземан убедился, что ваши шансы подымаются и в последнюю минуту послал свою машину, чтобы не оказаться в дураках. Ведь он как кошка - всегда падает на ноги, откуда его ни сбрось. - Собри рассмеялся и поспешно направился к дверям.
- Будем надеяться, что это так, а все же, Гарри, пока не поздно, постарайся обработать побольше избирателей.
Не успела дверь захлопнуться за мистером Собри, как кандидат в члены Конгресса обернулся к жене.
- Иллора, что это за разговоры при посторонних!
- Собри ничего не слышал.
- Как бы не так!.. Конечно, слышал. Иначе чего ради он порол такую чепуху, что я выиграю и что Крауземан на моей стороне? Просто не знал, что сказать.
Иллора взглянула на мужа.
- Мне все равно, если даже и слышал… Мне следовало бы самой разоблачать тебя перед твоими друзьями, вместо того, чтобы постоянно защищать.
- Скоро от такой "защиты" все мои друзья разбегутся…
Иллорой вдруг овладел жертвенный порыв.