Раздались дружные аплодисменты, которым председательствующий быстро положил конец.
- Однако, ваша честь, - снова выступил Мелтовский, - мистер Каридиус еще не был членом Конгресса, когда возбудил это дело. А поскольку он им стал, ему уже не подобает выступать в судебном процессе. Дело нужно отложить, чтобы подобрать недостающие улики, оформить обвинение по всем правилам.
Иронический смех и свист покрыли его слова.
Судья Пфейферман обратился вполголоса к Мелтовскому, подошедшему вплотную к столу:
- Не думаю, чтобы можно было отложить… тут присутствуют представители прессы и фоторепортеры.
- А вы все-таки отложите!
- Но на следующих выборах… здесь столько народу… - Судья покачал головой и торопливо продолжал: - Мне сказали, что один из шайки согласен признать себя виновным.
Мелтовский слегка кивнул головой.
- Я знаю, они выделили Белобрысого Ланга, но если бы можно было затянуть дело…
Судья Пфейферман покачал головой и крикнул громко, обращаясь к секретарю:
- Ансон Ланг явился в суд?
Секретарь выкликнул нараспев:
- Ансон Ланг, предстаньте перед судом!
И тотчас в дверях камеры показался Сол Мирберг, а за ним светловолосый швед.
- Я позвонил ему, - сказал Ланг вполголоса, ни к кому, в частности, не обращаясь.
Мелтовский стал объяснять, в каком положении дело:
- Я просил отложить дело слушанием на том основании, что мистер Каридиус избран в члены Конгресса.
Снова взрыв хохота в публике.
Но тут выступил Мирберг, и толпа сразу притихла.
- Ваша честь, - внушительно сказал он. - Это дело возбуждено по инициативе достопочтенного Генри Каридиуса, как представителя "Лиги независимых избирателей". Разрешите мне упомянуть о том, что я сам состою в этой организации и являюсь таким же непримиримым врагом хулиганства, позорящего наш город, как и любой другой независимый избиратель.
Сенсация.
- Но я не могу допустить, чтобы человек, которому мы оказали честь, выбрав его в члены Конгресса Соединенных Штатов, чтобы такой человек унизился до участия в ничтожном процессе в одной из низших судебных инстанций нашего города. Выступление в суде несовместимо с достоинством человека, который призван не толковать законы, а издавать их. - Кое-кто из зрителей одобрительно кивнул. Мирберг поднял руку. - И к тому же в настоящий момент наш избранник, достопочтенный Генри Ли Каридиус, приведший к победе прогрессивные силы нашего города (аплодисменты), находится на пути в Вашингтон, дабы присутствовать на ежегодном траурном заседании в память тех слуг народа, членов Конгресса, которые умерли на своем посту (волнение в публике). Если бы настоящий состав суда допустил, чтобы второстепенного значения дело о хулиганстве помешало нашему представителю в Конгрессе принять участие в торжественном обряде в память усопших, он проявил бы неслыханное отсутствие благопристойности. Принимая во внимание данные обстоятельства, я полагаю, что вполне в компетенции настоящего суда объявить дело отложенным на срок, достаточный для того, чтобы стороны могли стянуть свои силы и вместе с тем дать нашему представителю возможность проследовать в Вашингтон для выполнения своего высокого нравственного долга.
Продолжительные аплодисменты приветствовали этот призыв. Когда они затихли, судья Пфейферман глубокомысленно кивнул головой:
- Принимая во внимание все обстоятельства, суд откладывает слушание дела на две недели. Секретарь, отметьте в календаре. Огласите следующее дело.
Публика повалила к выходу, перебрасываясь отдельными замечаниями. Один из репортеров шепнул другому:
- Начинается старая волынка.
- Само собой, - кивнул тот. - Где же это, однако, мой фотограф? Отсюда мне надо попасть…
Мисс Стотт нагнала Мирберга и Каридиуса, выходивших вместе.
- Почему мистеру Каридиусу неприлично продолжать процесс? - спросила она.
- Потому что он избран в Конгресс, - ответил Мирберг, улыбаясь. - Считается неподходящим для члена Конгресса, чтобы…
- Но он проходил ведь под лозунгом реформ.
- Причем тут они? - пожал плечами Мирберг. - Раз движение за реформы провело своего кандидата на официальную должность, кончено, больше делать нечего… лозунг реформ победил!
11
Проводив до порога судебной камеры своих двух соратников по проведению реформ и запасшись той порцией надежды и поддержки, которую она могла получить от их патриотических и добродетельных рассуждений, мисс Конни Стотт вернулась к семейству Эстовиа.
Она чувствовала себя ответственной за судьбу женской половины семьи, так как только ее настойчивость и энтузиазм извлекли их из глухого переулка и привели в камеру судьи Пфейфермана в качестве свидетельниц против Джо Канарелли. Она застала обеих женщин в состоянии панического страха. Они не решались выйти на улицу и отправиться домой пешком. Пересчитывая содержимое своих тощих кошельков, они прикидывали, хватит ли у них денег на такси.
Пылкий секретарь "Лиги независимых избирателей" попытался рассеять их страхи. Ведь ничего страшного не произошло. Нужно только через две недели непременно явиться в суд и свидетельствовать против Канарелли. Для того чтобы вывести ржавчину шантажа и рэкета, разъедающую город, требуется только решительный и бесстрашный отпор со стороны непоколебимого среднего класса, представительницами которого они обе являются. После этого мисс Стотт пересекла улицу, зашла в аптекарский магазин и стала названивать по телефону, сзывая гостей на банкет, который "Лига независимых избирателей" давала в отеле "Эмбасси" в ознаменование победы на выборах достопочтенного Генри Ли Каридиуса.
Старуха Эстовиа с Паулой поплелись к своей разгромленной лавчонке в переулке Деггерс. Пробираясь в уличной толпе, они пугливо озирались по сторонам, словно ожидая, что кто-нибудь из шайки Канарелли следует за ними по пятам, либо подкарауливает их из какого-нибудь подвала.
Все было тихо, но это не успокаивало их, а напротив, еще усиливало в них страх и тревогу.
Но только такие наивные и простодушные женщины могли воображать, будто рэкетиры сразу же открыто нападут на них снова, и ждать опасности оттуда, откуда они ее ждали. Пока они шли по переулку, в страхе оглядываясь на каждую дверь, с ними дважды поровнялась роскошная гоночная машина, задержанная светофором. Женщины не заметили этой машины, а двое мужчин в машине не обратили никакого внимания на двух женщин, бредших по тротуару. А между тем каждая из этих пар была занята мыслями и разговорами о другой.
За несколько минут до того пассажиры велели шоферу затормозить, чтобы купить свежий выпуск газеты. Мальчишка-газетчик надрывался на углу:
- Джо Канарелли, Называемый Королем Рэкета, Предстал Перед Судьей Пфейферманом. Обвиняется в Шантаже, Запугивании и Причинении Материального Ущерба. Виновным Себя Не Признает. Суд Отложен На Две Недели.
И со всех сторон неслись такие же выкрики, преследуя пассажиров гоночной машины.
Маленький чернявый человечек развернул купленные газеты и увидел свое имя, жирно набранное на первой полосе. Он покачал головой, взглянул в зеркало, вделанное в стенку машины, потом отрывисто бросил спутнику:
- Что говорит Мирберг?
Белобрысый юнец встрепенулся.
- Реклама.
- Вот как? Чистка, значит?
- Он говорит - тогда он не думал, что кто-нибудь затеет чистку.
- Тогда? Когда это "тогда"?
- До суда… До всего этого. - Он указал на газеты.
Чернявый хлопнул рукой по странице с его именем.
- Какого же чорта… каждый паршивый листок в городе…
- Мирберг считает, что это ничего не значит, - поторопился ответить швед. - Мертвый сезон… никаких происшествий… надо же сыграть на чем-нибудь.
- Чорт дери, если это будет продолжаться, они подвинтят Пфейфермана… ему придется действовать.
- При разборе дела?
- Ну да… если только свидетели явятся во второй раз.
- Если они явятся? - с тревогой повторил Белобрысый.
- Да, конечно… если.
- Но… но послушайте, - залепетал адъютант, - если… э-э… мы… то есть мы в тот раз проучили этих Эстовиа, а они вовсе и не ябедничали… не были виноваты ни в чем, кроме…
Взгляд маленького человека заставил шведа замолчать.
- Вот что, запомни: мы считаемся с тем, что человек представляет собой сегодня, а не чем он был две недели, или даже два дня назад.
Говоря это, он снова мельком глянул на себя в зеркало, потом стал смотреть в окно, на улицу, по которой они проезжали. И сразу он почувствовал себя больше, значительнее. Он был хозяином этой улицы. Каждая лавчонка платила ему ежемесячную мзду за право существовать. И именно потому, что - как он только что сказал Белобрысому - он относился к людям и к вещам так, как будто у них не было прошлого, считался только с их настоящим. Он следовал реалистической традиции своих великих соотечественников, Наполеона, Парето, или того арктического исследователя, который раздевал больных участников своей экспедиции к Северному полюсу, чтобы самому согреться в их одежде.
Машина остановилась перед "Импириал-Билдинг", высоким, внушительным зданием, вытянувшимся на два квартала с запада на восток, и на три - с севера на юг. Рэкетир и его помощник вышли и, отпустив машину, поднялись по ступеням главного входа. Пять или шесть тысяч обитателей этого огромного здания жили здесь, ничего не зная друг о друге. Под его крышей происходили кутежи, разводы, грабежи, самоубийства, а соседи узнавали обо всем этом разве что случайно, из утренних газет.