- Ах, Поль! - она была не в силах оторваться от переживаний и даже невнимательно посмотрела, произошли ли изменения в моей физиономии за четыре дня отлучки. - Я в ужасе. Что делать с этим ребенком? Позорит отца и мать, как будто не имеет приличного воспитания, что будут думать знакомые?
И т. д. и.т.п. Потом она выразила сожаление, что какой-то ребенок не был под ее влиянием с рождения.
Я решил было, что речь о младшем отпрыске, это скучно, и пора уходить. Тем более, что библиотечных пределов достиг аромат капусты - у нас ее отчего-то пристрастились готовить - и стало понятно, какую ошибку я совершил. Надо было вовремя заваливаться спать. По приезде запах казался отвратительным. Несло точь-в-точь, как из кухни трактира в мещанской слободке Кельна, где мы с тобой… ладно, где Я учинил дебош именно по поводу этого аромата: я и капуста "…две вещи несовместные"… Или повод был иной? Как бы то ни было, теперь тушеной капусты хотелось. Спросив, чье же влияние испортило дитя, думал участливо попрощаться. Но Madame прощаться не собиралась:
- Сколько бы мне ни говорили, что это влияние моего отца, я буду твердить: "нет, нет и нет!".
"Интересно, долго ли и мне ли?"- Это все, что я подумал в эту минуту. Но тут ее голос возвысился почти до визга. Пришлось сделать заинтересованное лицо.
- Виновата моя свекровь! Это она испортила ребенка!
"Свекровь" - то есть жена Виктора говорила о крестной. Понял, тем не менее, переспросил: "Елена Александровна?". Наверное, мне просто хотелось произнести это имя вслух.
- Конечно она. Своей волей забрала девочку, воспитывала в своем духе!
Только в этот момент я включился в разговор и попытался сообразить, о чем шла речь. Затрудняюсь сказать, что отразилось на моем лице, но тут она сказала, что тема неинтересная и лучше поговорить о чем-нибудь другом. Юдифь исчезла. Красивое смуглое лицо приняло обычное кокетливое и лишенное мысли выражение. Меня пригласили сесть в кресло.
- Кого воспитывала Елена Александровна? - постарался я еще раз дойти до сути, сочинив мимолетную обольстительную улыбку, чтобы зафиксировать внимание мадам на теме.
- Переезжая в Россию, я хотела дочь оставить во Франции, но свекровь забрала ее себе еще в пеленках, сама крестила и воспитывала, как хотела. А результат - девочка безнадежно испорчена.
И она заговорила о "свекрови" и ее "странностях". Не думай, что я взбесился. Ожидать от этой parvenu иного было бы глупо. Да и кто, вообще, понимал крестную? В ответ на соответствующий вопрос мадам, я лишь подтвердил, что помню Елену Александровну, а про себя отметил, что речь, оказалось, шла о дочери. Дальше мадам застрекотала о своей молодости, а я прикидывал … На фразе "никто не верит, что я мать таких взрослых детей" вспомнил Катю и малышку, которую она пестовала… Ты должен был их тоже видеть, хотя бы в тот день, когда делал снимок… Катя… Катя… такой пасторальный венециановский облик… А между тем моя первая наставница в плотских играх. Девочку Елена Александровна звала Сашенька, это совершенно точно. Но восстановить ее облик в памяти я сумел лишь приблизительно - что-то маленькое, пухлое, красно- и круглощекое…
За всеми этими воспоминаниями, я запоздал с необходимым комплиментом. Мадам, видимо, в досаде на его отсутствие, заявила, что довольно говорить об этой несносной девчонке, что ей она, как чужая, что ребенок вышел неприятный, что на нее девочка абсолютно не похожа, а похожа только на бабушку, и что сама она СЛИШКОМ молода для такой взрослой дочери и поэтому ее хорошо бы куда-нибудь отослать… Да, Виктор, поистине поступил бесчеловечно, возложив на свою мадам толику обязанностей матери. Я ей это сообщил в виде долгожданного комплимента, примешав ее чрезмерную молодость и чувствительность. Тут мне стало тошно от собственной куртуазности, и я откланялся, даже не осведомившись, нужен ли ей еще. По опыту знал, что оказался бы нужен…
ГЛАВА 4. ЛЕТО ВСЕ-ТАКИ НАСТУПИЛО
Шли дни. Неотвратимо приближались летние каникулы. В гимназии Лулу резкостью и решительностью добилась определенного уважения. У родственников она дерзостями только усугубила их "любовь" к себе. Разговоры в гимназии о том, кто где проведет лето, нервировали ее, и она приняла гордую позицию человека, главным желанием которого было прочитать за лето всего Жюля Верна. Хотя он дороже обычно покупаемых ею книжонок, она накопит, ей же дается немного денег "на булавки"! Но сама-то она знала - ожидающее ее лето в обществе Софьи Осиповны и господина Петрова будет ужасным! К тому же Софья Осиповна стала поговаривать о намерении летом отправиться на поклонение мощам какого-то непризнанного святого. "Его святость не для всех, только для истинно верующих, способных провести жизнь в молитвах и сумерках, вдали от соблазнов!", "Это будет так живительно для меня! Я не переступала черты города уже пятнадцать лет", - твердила она целыми днями и добавляла: "А ты, необузданная детка, будешь приобщаться к благодати, сопровождая меня. Нет, нет, не благодари, это мой святой долг - помочь тебе очиститься от скверны непослушания и жестокосердия". Да, благодарность "жестокосердной детки" была воистину неописуемой!
… И вот, занятия закончились. Достойным розданы награды, а Лулу сидела в своей комнате, разглядывая табель, увы, пестрящий тройками. Особенно не хотелось смотреть в правый угол, где красовалась двойка по арифметике. Но к громадному огорчению примешивалось… торжество. Как боялись бы показать свои табели с двойкой другие девочки, та же Нечаева! Об Ане Гусовой нечего и говорить, после вручения табелей девочки вывели ее под руки, хотя его украшала всего одна тройка. А Лулу бояться нечего! Она не нужна никому и пусть попробуют сказать ей что-нибудь. Теперь она знает, как отвечать и как не обращать внимания на замечания! Закрытая комната? И что? Мало она сидела в закрытых комнатах? Мать только что не секла ее, как отец старших братьев.
- Детка, - голос тетки прозвучал слаще, чем обычно, - собирайся. Едем на вокзал.
Мощи! - пронеслось в голове у Лулу, - и так скоро! Сказать, что не поедет? Ой, это же значит остаться с господином Петровым! А так… Кто их знает, может, они и ничего, эти мощи? По сравнению… Вообще, все равно, куда-то ехать все же интереснее… И Лулу незамедлительно стала напяливать на себя дорожное платье. До чего же она рассеянна - умудрилась не заметить, что вещи ее уже уложены. Софья Осиповна так торопилась, что даже помогла ей одеться.
- Быстрей, быстрей, детка! - Видимо, ее нетерпение увидеться с мощами достигло предела.
Только в пролетке Лулу вспомнила, что не поцеловала единственное дорогое существо - Бусю. Ну, ладно. Она постарается, чтобы поездка была как можно короче. Надо сочинить план воздействия на Софью Осиповну в этом смысле.
Вокзал встретил их разноголосым гулом и свистками паровозов. По-прежнему суетливо, Софья Осиповна протиснулась к поезду и ввела ее в вагон.
- Присмотрите за деткой, - попросила она бледную женщину, сидящую на противоположной скамье, - я выйду. Такая духота!
За окном вагона было еще не совсем темно, и Лулу с интересом рассматривала толпу и огни вокзала. Вдруг у нее екнуло сердце. На перроне, привалившись к столбу, стоял ее знакомый из Раздольного Шаховской-"виконт" и жевал травинку. Лулу спрятала голову, ей не хотелось показываться ему на глаза. Он забыл ее давно! И, наверняка знает, что ее не захотели забирать домой… Пусть лучше он ее не заметит. Но она не сдержалась и выглянула еще раз. Теперь рядом с Виконтом стояла Софья Осиповна и тыкала зонтиком в сторону вагона. Поезд дал гудок, Виконт поклонился Софье Осиповне и побежал к поезду. Странно! Софья Осиповна ОСТАЛАСЬ на месте.
- Куда, куда мы едем?! - забеспокоилась Лулу, требовательно захлопав глазами на бледную спутницу.
- А станций много. Кому какая нужна… - успела только тускло произнести бледная, как в вагон вошел Виконт.
Лулу по гимназической привычке вскочила, потом, покраснев, села и отвернулась к быстро темнеющему окну.
- Добрый вечер, Александрин! - весело поздоровался Виконт. - Вот и встретились, - он откинул голову и протянул ей руку.
Лулу, не посмев дотронуться до его руки, буркнула:
- Здравствуйте… - Пусть сердце ее стучало в два раза быстрее обычного, она не показывала вида.
Шаховской заглянул ей в лицо:
- Нездоровится? Или устала - хочешь спать?
Насупившись, Лулу упрямо молчала, а поезд, между тем, набирал ход.
Виконт откинулся на спинку скамейки и, помолчав, тронул ее за плечо:
- Ну, труды окончены! Как гимназия, учение, ты ведь и моя ученица до некоторой степени… Похвастайся!
Лулу жаром обдало щеки, она резко обернулась, сбросила с плеча его руку и, не помня себя, выпалила:
- А это ваше дело? Чего вам от меня надо?
Вдруг до Лулу дошло: КОМУ она это говорит?! Сильно закусив губу, низко опустила голову и сидела, не шевелясь… Ей показалось, что прошло очень много времени, колеса настойчиво стучали, и у Лулу, словно в такт им, стучало в горле и висках.
Неожиданно Виконт обнял ее за плечи и придвинул к себе:
- Что случилось? Неужели я причина такого раздражения?
Лулу с усилием ответила:
- Нет, господин Шаховской…
- Ну вот, я лишен и титула, и милостей! Удивлен, - не отпуская Лулу, заметил Виконт.
Ей было приятно чувствовать ласковую руку, но настойчивая мысль говорила: он не мог отказать просьбе Софье Осиповне, поэтому приехал, а теперь притворяется обеспокоенным тем, что Лулу невеселая.
Она так и сказала, чуть откинувшись и глотая слова: