- Ну ладно… Глины у нас много. Почему бы и не попробовать? Живи пока, Одноглазый. Когда на небе появится новая луна, явишься ко мне, расскажешь, какой она будет - твоя башня.
Игихуль воскликнул:
- Нет пределов твоей мудрости, о лугаль! Но рассуди: тех мёртвых, что лежат в могиле довольно, чтобы служить твоему отцу. Прикажи отпустить людей, которых взяли вместе со мной и которые ещё живы. Они будут мне помощниками. И того верзилу тоже.
Мескалам-дуг, скривившись, махнул рукой, веля выполнить просьбу Игихуля. Аккадский генерал, бывший рядом, что-то крикнул по-своему, и его воины отпустили Булалума, так и не принявшего смертного зелья. Не веря случившемуся, тот сидел на земле и утирал текущую изо рта кровь. Другие пленники тоже воспрянули духом, видя, что аккадцы от них отступились.
Мескалам-дуг, между тем, снова стал, молча, разглядывать Игихуля. Потом медленно произнёс:
- По твоим словам ты безумец. К тому же, одержимый демоном. Нынче тебя вычеркнули из списка живых - ты мёртв. Выходит, что теперь ты уже не человек. А кто? Выходит, теперь ты уже не одержимый демоном. Ты уже сам демон. Безумный демон. Так знай же: это тебя не спасёт. Если твоя затея потерпит неудачу, я с тобой сделаю такое, что весь Подземный мир содрогнётся.
- Если башня построена не будет, я сам отправлюсь в Преисподнюю и вправду стану демоном, пожирающим души! - воскликнул Игихуль. В его здоровом глазу пылало пламя. - И пусть я буду проклят и заточён живым в Преисподнюю на веки вечные!
- Да будет так! - сказал подошедший Анунаки.
* * *
- Где башня? - спросил Мескалам-дуг, бросив обглоданную кость собаке.
Полуобнажённая рабыня поднесла ему глиняную чашу с водой. Он опустил в неё руки, вымазанные в бараньем жире, лениво пошевелил пальцами, затем вытер руки о набедренную повязку рабыни, больно ущипнув её за причинное место.
- Ты оглох, Одноглазый? Где башня, спрашиваю!
- Строится, - сказал Игихуль, стоящий посреди трапезной комнаты.
Он сильно изменился. Ещё больше высох, сгорбился. Остатки волос на голове, росшие редкими кустиками, стали жёлто-белыми. Его единственное одеяние - хламида, в которой он пришёл из Кемета - превратилась в лохмотья. От него исходил гнилостный дух. Из больного правого глаза беспрерывно сочился гной. Но его налитый кровью левый глаз, как и раньше, пылал дьявольским огнём.
- Строится?! - воскликнул Мескалам-дуг. - Она уже два года строится! Ты что мне обещал? Башню до небес в тысячу локтей высотой! А что я вижу? Груду кирпича, в которой и пятидесяти локтей нет!
Игихуль, не мигая, смотрел на правителя, ожидая, когда тот выговорится. Его голова и правая рука слегка подрагивали.
- Интересно ты её строишь, - не унимался лугаль. Он улёгся на своё ложе, рабыня укрыла его ноги войлочным одеялам и принялась умащивать его плечи и грудь благовонным маслом. - Кладёшь кирпичи, потом разбираешь, снова кладёшь и опять-таки разбираешь. Где ты этому научился? В твоём Кемете так пирамиды строят?
- Постройка тяжёлая - кирпичи не выдерживают. Из двенадцати кирпичей только три хорошие.
- В остальных девяти что не так?
- Рабы слишком мало соломы кладут. Или слишком много. Или режут её крупно. Угулы не ждут, когда кирпичи высохнут, - велят каменщикам сразу в стены укладывать.
- Я им за это плачу - одна мера зерна за шестьдесят штук.
- Это много. Твой отец угуле две с половиной меры в день платил. А эти по пять-шесть мер зарабатывают, кирпич плохой кладут.
- Учит меня будешь, Одноглазый! - заорал Мескалам-дуг. Он сел на ложе, оттолкнув рабыню. Его лицо побагровело. Однако, увидев, что его крик не впечатлил Игихуля, быстро успокоился. - Зерна мне не жалко - оно храмовое. Анунаки не обеднеет. Ему крестьяне с урожая ещё больше нанесут.
- Он говорил, что скоро платить перестанет…
- За это не бойся - Анунаки платить будет. Он на твою башню глаз положил. Хочет там храм Ану устроить. Хочется ему, видите ли, величайшим жрецом стать!
- Но угулы…
- Сколько они получают, столько и будут получать! Всё! Больше об этом не говорим! А ты сам чего зеваешь? Ты же старший там - самый большой угула. Вот и наводи порядки - следи, чтобы рабы старались. Наказывай. Не слушаются - повесь одного-двух. Я тебе воинов для чего дал?
- Раб за свои полмеры зерна в день стараться не будет, как его ни наказывай. А много вешать - город взбунтуется. Большая часть рабов - горожане, которые тебе долги не смогли вернуть.
- Чего же ты хочешь от меня? Так устроен мир, - лугаль снова лёг на ложе, взял с медного блюда финик, и положил в рот, пожевал, плюнул косточкой в Игихуля, скривился от того, что она не долетела. - Ты-то сам чего пожаловал? То его на верёвке не приведёшь, а тут сам явился.
- Дело есть.
- Опять что-то хочешь построить? Башни мало? - Мескалам-дуг скривился, будто у него зуб заболел.
- Печи. Кирпичи обжигать. Они твёрдые получаются, как камни. И в воде не размокают. Солома для них не нужна. Вот, гляди.
Игихуль вытащил откуда-то из складок своего рубища небольшой кирпич и, протянув его обеими руками, показал лугалю. Мескалам-дуг сделал знак, и рабыня подала ему кирпич, с опаской взяв его из рук Игихуля.
- Да, твёрдый, - сказал он, повертев кирпич в руках и даже поцарапав его своим медным ножом. - Сам придумал?
- Не я. Это Булалум. Он кирпич в костёр обронил, назавтра достал, а тот вот такой…
- Булалум… Помню - верзила такой. Его чуть вместе с тобой не закопали… Печи большие должны быть…
- Если на шестьсот кирпичей, их надо не меньше дюжины.
- Ладно. Строй свои печи, - Мескалам-дуг отбросил кирпич, подтащил к себе рабыню, схватив её за складку кожи на животе, сорвал с неё набедренную повязку. - Ты что, не понял? Разрешаю тебе печи строить! Всё! Иди!
Но Игихуль не двинулся, даже когда лугаль снял набедренную повязку с себя.
- Ты ещё здесь? - спросил Мескалам-дуг удивлённо.
- Есть ещё одно, почтенный…
- Что? Да что ж это такое? Говори! - крикнул лугаль в нетерпении.
- Надо разобрать башню…
- Что-о-о?
- То, что построено, построено из необожжённых кирпичей. Если боги пошлют наводнение, если Буранун разольётся, то они размокнут и…
- Проклятье! - воскликнул Мескалам-дуг, поняв, что старания его безуспешны, и ударил рабыню по лицу.
Как был без одежды он встал с ложа, сел за стол, сам налил себе вина. Выпив, он сказал:
- Повтори ещё раз.
- Если будет наводнение, вода подмоет башню, и она рухнет. Надо её разобрать и сложить заново. Но теперь из обожженных кирпичей…
- Одноглазый! - воскликнул Мескалам-дуг, отбросив кубок и взяв в руки нож. - Два года назад ты не знал, что кирпичи размокают? Разве ты никогда не видел, как в сезон дождей в городе дома рушатся?
- Я думал, у башни основание широкое, падать некуда…
- Раньше некуда было, а теперь есть куда?
- Нижние кирпичи разрушаются - вода размывает. Если строить дальше, башня раздавит своё основание.
- Значит так! - сказал лугаль, переведя взгляд с Игихуля на рабыню, сидящую на корточках у ложа и утирающую слёзы. - Ничего разбирать ты не будешь. Наделаешь своих новых кирпичей и обложишь ими стены снаружи, чтоб вода внутрь не попала. Потом будешь строить дальше. Всё. Иди.
Он встал из-за стола, подошёл к рабыне и стал с наслаждением наматывать на руку её волосы.
Игихуль и не подумал уйти. Он смотрел на лугаля, и в его здоровом глазу по-прежнему пылал дьявольский огонь.
- Те кирпичи защитят башню от дождя - от воды, падающей сверху. Если будет наводнение, вода просочится внутрь и разъест основание. Нужно расширить русло Бурануна, чтобы он мог принять больше воды. Тогда наводнений можно будет вообще не бояться.
- Может ты, вообще, реку вспять повернёшь?! - заорал Мескалам-дуг. Он прижал рабыню к ложу, вдавив её лицо в подушку, и был уже готов достичь желаемого. - Убирайся! Вон! Вон!!!