Невдалеке показался всадник на взмыленном коне, остановился возле управления и стремглав вбежал в здание. Татищев и Блюэр, завидев его, стояли, не решаясь уйти. Через несколько мгновений распахнулось окно, и Геннин, высунувшись наружу, крикнул:
- Василий Никитич! Зайди ко мне срочно!
Татищев исчез в дверях.
- Виллим Иванович, что стряслось?
- Василий Никитич, из Горного Щита прибыл нарочный. На Полевской башкиры хотят напасть. Сведения верные. Бери пушки и сопровождающих до Горного Щита. Там драгун наберешь и к вечеру будь на месте. Должен успеть. Бог тебе в помощь.
- Понял, Виллим Иванович! Не посрамим русского оружия! Виват артиллерия!
Геннин подошел к Татищеву, обнял его.
- Ну, в путь, капитан. И береги себя, вояка!
В эту ночь Андрюха наконец-то оказался с семьей. Он сидел, качал люльку с малышом и говорил:
- В этот раз все получится. Теперь я ученый. Немножко потерпи еще. Уйдем в Сибирь. Места там много. Никто там нас не найдет.
Катерина тяжело вздохнула:
- Так я бы рада, Андрюшенька, да только боязно за тебя. А как опять поймают? Тогда что?
- Тогда все. Потому и не поймают. Не дамся.
- Господи, а мы-то как?
- Да погоди ты меня до времени хоронить. Даст Бог, все получится, как задумал. Как у меня все наладится, я тебе весточку дам. Сам сюда уж не пойду. Ты дом продашь, и поедете с Васяткой, куды скажу. Там и встречу вас, да далее вместях и пробираться будем. Эх, Катерина! Дом построим, хозяйство заведем да детишек на радость нарожаем еще. Одену тебя в соболя, как боярыня ходить будешь. Ты, главное, верить должна и сделать, как скажу.
- Андрюша, не надо мне соболей. Для счастья-то много ли надо? Чтобы вы оба со мной были. Вот и все.
- Ну, богатство еще никому не мешало.
- Ой, Журавлик ты мой, ты где богатством-то разжиться собираешься? Чай, не ждут нас нигде с мошной открытой.
- Есть у меня думка одна. Говорить не буду, чтобы не сглазить. Да ты не бойся!
- Да как не бояться-то?
- А ты о сыне думай. Про его долюшку думай. Чай, в Сибири-то свободным человеком будет, а здеся что его ждет? Солдатчина али заводская судьбина? Уж чего хорошего!
- Ты, Андрюшенька, не сомневайся. Я за тобой хоть на край света пойду. А ежели надо будет, то конец с тобой разделю. Без тебя мне свет не мил будет.
- А Васятка как?
- Не знаю, милый. Не хочу про то думать.
- Да что ты заладила. Ты о хорошем думай. Вон Васятка подрастет, помощником мне будет. И тебе помощница нужна. Думай лучше, как девку-то назовем.
- Так ведь нету еще!
- Ну нету, так будет!
Андрюха поднял Катерину на руки и понес на лавку…
Демидов понимал, что де Геннин не Татищев. Это высокий государственный чиновник, да еще такого крутого нрава. Остановить строительство не удастся. Демидов решил изменить тактику. Он приказал вызвать к себе лучшего плотинного мастера Леонтия Злобина, из старообрядцев. Когда тот пришел, Демидов ласково обратился к нему:
- Здравствуй, Леонтий.
- И ты здрав будь, хозяин, - ответил мастер.
- Ты проходи, проходи, Леонтий, за стол садись. Откушай.
- Спасибо, хозяин. Сытый я.
- Ладно, ладно. Понимаю. Вера не позволяет. Ну, как говорится, дело твое. Веру мы завсегда уважаем. Ты вот мое дело выслушай. Знаешь, на Исети завод новый строить начали?
- Слыхал.
- Плотину надо ставить.
Злобин не ответил.
- Ну, чего молчишь? Нешто не понял, к чему я клоню?
- Не понял.
- Леонтий! Вот ты меня много лет знаешь. Скажи, я тебе худое когда-нибудь делал?
- Нет.
- За работу твою достойно плачу?
- Да.
- Так вот. Хочу я тебя отправить к генералу де Геннину. Просит он у меня лучшего мастера. Кто у меня лучший плотинный?
- Ну я, стало быть.
- Ну я, стало быть, - передразнил его Демидов, - ты и есть наилучший мой плотинный. Вот, стало быть, тебе и дорога в исетский завод.
- Не пойду я.
- Это как понимать? А, Леонтий?
- Генерал - Петра-сатаны слуга. Не можно мне с ним якшаться. Лучше на костер. Я на Антихриста работать не буду.
- Эх ты, дурья твоя башка! Все бы вам на костер! А кто веру держать будет? Много ли вас осталось? Так будете свою линию гнуть, дак всех вас и порешат заодно. Што, мало ваших со свету сжили? То-то! Тут хитрей надо быть да вперед смотреть. Ежели с властью не ссориться да работу свою справно делать, глядишь, и послабление от нее будет. Поди, не желаешь худа детям-то своим?
- Не желаю.
- Вот и я про то. Ты давай подумай. Я тебя прошу. Знаю, что могу из тебя ремни нарезать или медведям скормить, а заставить не могу. Тебя - нет. А вот попросить - могу. Смотри, сам Никита Демидов тебя просит.
Леонтий стоял, опустив голову и теребя в руках шапку.
- Что, пойдешь?
- Акинфий Никитич! А можно, я сперва к старцу Прокопию в скит наведаюсь? Как он скажет - так тому и быть.
- Хорошо, Леонтий. Это правильно. Навести его. Да привет от меня передай. Спроси, ежли чего надо, так пусть без стеснения. Я завсегда помогу. Иди.
Злобин ушел.
На окраине Полевского, на небольшом валу, стоял Татищев и разговаривал с подпоручиком-артиллеристом. По обе стороны от них расположились замаскированные артиллерийские точки. Солдаты-пушкари были готовы к бою.
- Сведения точные? - спросил Татищев.
- Точные, господин капитан. Человек надежный.
- Три дня уже ждем.
- Лучше б они передумали.
- Нет, урок преподать им надобно, чтобы впредь неповадно было.
Татищев рассмотрел в подзорную трубу лежащий впереди, за полем, участок леса.
- Кажется, подпоручик, ваш человек и впрямь надежен. Смотрите!
Татищев передал офицеру трубу. Тот, глянув в нее, быстро вернул и обернулся к солдатам:
- Приготовиться к бою!
Татищев и подпоручик спрыгнули в окоп. Со стороны не видно ни пушек, ни пушкарей. Стоит себе мирный поселок - бери- не хочу. На опушке леса появились всадники. Издалека видны бликующие на солнце пики и металлические нагрудники башкир. Конники в шапках с лисьими хвостами рассредоточились в линию атаки. Вот послышался гортанный крик батыра - и конная лава обрушилась сверху с криками "Алла!" на поселок. Батарея молчала. Три сотни башкир неслись с пиками и саблями наголо. Снег вылетал из-под копыт, образуя большое и страшное, живое, бело-рыжее облако, несущее смерть. Островками возвышались над ним головы всадников. Штуцеры болтались за спинами. С кем тут воевать! Порубаем и так. Когда до защитников осталось каких-нибудь две-три сотни метров, прозвучала команда "Пли!". Конная лава, будто налетев на невидимое препятствие, рассыпалась и стала ломаться, оставляя на поле брани трупы и раненых. Захрипели испуганные лошади. Снег покрылся кровью. Башкиры, поняв, что попали в засаду, попытались остановить своих коней и ретироваться. Но задние наседали на передних, отчего неразбериха только усиливалась. А пушки Татищева работали не умолкая. Сам он, высунувшись из-за бруствера, внимательно следил за нападающими и отдавал команды. Атака была отбита. Потеряв большую часть бойцов, остатки башкир поспешили уйти от огня врассыпную. Вдогонку им еще гремели выстрелы. Скоро только жалкая горстка недавно еще многочисленного отряда скрылась в лесу. Татищев обнял подпоручика.
- Виктория, брат! Полнейшая ретирада противника! Виват артиллерия!
- Виват, господин капитан!
Татищев прошел по номерам и поздравил солдат с первой крупной победой в этой еще только начинающейся битве за Урал, за могущество России и за то мирное будущее, которое, увы, всегда покупается только кровью.
В келье Прокопия сидели сам хозяин и Леонтий Злобин. Леонтий внимательно слушал старца. Тот говорил:
- Дров-то наломать да без пользы помереть - невелика заслуга. На Дону один чиновник предлагал тамошним нашим между принятием новых книг и виселицей. Все выбрали смерть. А дальше что? Кто в результате кого одолел?
- Так в царствие Божие ведь все попали! Вот оно, главное!
- Ты о царствии Божием думать думай, да и о Земле не забывай. Сначала здесь нам победу одержать надобно. Вот когда здесь мы Антихриста одолеем, тогда и на том свете нам за все воздастся. Нелегкая борьба предстоит еще. А ты помирать собрался.
- Значит, зря наши огненное крещение принимали?
- Зачем же его принимать? Чай, не одна никонианская церковь на земле. Есть истинная, наша. И пока она есть, не властвовать Антихристу над миром. На памяти моей на Керженце, на соборе, самосожженцы были отлучены и лишены церковного погребения и поминовения, аки "прельстители и прельщенные". Не гоже нам в угоду еретикам лапки-то вверх поднимать. Силой обрастать нам надобно. Вот Никита Акинфиевич правое дело делает. Осокины, к примеру, тоже. Посмотри, кто на заводах-то уральских в мастерах ходит. Наши. А купцы, заводчики кто? Опять наши. Почему на Ветке да на Иргизе в силу мы вошли? То-то! Вера наша капиталом прирастать должна. Обладать великими промыслами и торгами. Тогда и на местах чиновники посговорчивей будут, да и государь, видя такое положение дел, противу нас делать не будет.
- Так он, сатана, еретиков-то и поддерживает. Он их сторону принял.