Она перечитала письмо, довольная тем, что, выпрашивая чуть ли не коленях благосклонность двора, она уж вряд ли могла унизить себя еще больше. Ее взгляд задержался на словах "после Господа Бога". Эти слова были ключом ко всему письму, ненавязчивым, но непреложным напоминанием о том, что она по-прежнему отказывается принимать присягу, которая отрицала бы верховенство папской власти. Теперь ее отец должен будет снисходительно посмотреть на этот вопрос, который до сих пор столь решительно разделял их. Марии вспомнились неприкрытые угрозы леди Шелтон после того, как к ним впервые наведались представители специальной комиссии, ее пустая болтовня о том, что так недолго лишиться и головы… Теперь было нетрудно догадаться, откуда все это исходило. А леди Шелтон сейчас было самое время побеспокоиться о сохранности собственной головы, с усмешкой подумала Мария. Пока раскаты грома от поднятой смертью Анны грозы не затихли вдали.
Она запоздало вспомнила о своей новоявленной мачехе и торопливо дописала к письму: "От всего сердца поздравляю Вас с Вашим браком и желаю Вам всяческого счастья". И наконец, как неопровержимое доказательство своей преданности: "Каждодневно молюсь, чтобы Господь поскорее послал Вам наследника". Это не было абсолютной правдой, как ей подсказывала ее совесть. Она желала Джейн добра и постаралась бы полюбить ее ребенка. Но все-таки…
Отправив свое послание, она со спокойным сердцем стала ждать ответа. Его долго не было, и ожидание измотало ее нервы, и так измотанные невралгией и зубной болью, которые постоянно преследовали ее в последнее время. Зубы ее были в весьма плачевном состоянии, но теперь с ней не было леди Солсбери, которая заботилась бы о ней, и Мария предпочитала терпеть боль от гниющих зубов, не позволяя их вырвать.
Но день шел за днем, никаких признаков ожидаемого пергаментного свитка с королевской печатью не поступало, и она начала придумывать всяческие подходящие предлоги для объяснения задержки. Ее отец так увлечен новой женой. Неудивительно, что он не обращает внимания ни на кого другого. Королева Джейн в своем новом качестве впервые появилась на людях в Витсоне, где собрался весь королевский двор, чтобы совместить два праздника: открытие летнего сезона и торжества по случаю бракосочетания короля. После этого король увез ее в длительную поездку по стране, чтобы ее новые подданные смогли лицезреть ее. В мыслях Мария пыталась найти оправдания затянувшемуся молчанию отца, чувства же подсказывали ей, что впереди ее ждут новые испытания: именно так дикие животные чуют опасность издали.
Мысленно, в памяти, она прочитывала свое письмо, слово за словом. Оно было таким умиротворяющим, таким безобидным, в нем не было ничего, что смогло бы вызвать новую вспышку гнева короля. И тем не менее тревога ее росла, пока она не начала жалеть, что вообще взяла перо в руки.
Тревоги стократно увеличились, когда она как-то вечером выходила из часовни. По подъездной дороге скакали трое мужчин со своими слугами. Они спешились, и, как только в их предводителе Мария узнала Норфолка, все ее дурные предчувствия последних недель обрели форму панического ужаса. Интуиция подсказывала ей, что этот визит напрямую связан с ней, а брошенный на нее Норфолком мрачный взгляд подтвердил, что, сама того не желая, она вызвала такую бурю, которая затмит любой ведьмин шабаш.
- Леди Мария, мы ждем вас в холле. - Герцог говорил с уверенностью, явно показывающей, кто здесь хозяин положения, а стоявшие позади него граф Суссекс и епископ Чичестерский посмотрели на нее с явным неодобрением. Все это не оставляло сомнения в зловещей важности этого визита.
- С удовольствием присоединюсь к вам там, - ответила она, постаравшись придать голосу как можно больше беззаботности, которая, впрочем, никого не обманула, и намеренно долго пробыла в своей комнате, собираясь с силами перед предстоящим разговором и теперь уже от всей души желая, чтобы ее злосчастное письмо покоилось на дне самого глубокого моря, а не попало в руки короля. Она посмотрела в маленькое зеркальце. Как трудно сохранить достоинство на лице, когда твоя правая щека распухла, как арбуз.
Внизу она настороженным взглядом окинула троих мужчин и леди Шелтон. Это было грозное сборище, но ей уже приходилось скрещивать шпаги с представителями специальной комиссии, и тогда она достойно сыграла свою роль.
- Мы прибыли в ответ на ваше письмо, - начал Норфолк. - Его величество был весьма озадачен его содержанием.
- Ну, в этом, видимо, следует винить мое неумение излагать свои мысли на бумаге, - быстро ответила Мария. - Я с удовольствием растолкую вам все на словах.
- Какое нахальство! - визгливо вскрикнула леди Шелтон. - Вы видите, милорды, сколь тяжкий крест я несла все эти годы!
- Нас больше беспокоит груз, взваленный на плечи его величества, чем на ваши, - осадил ее Норфолк со своим обычным отсутствием такта. Он вытянул худой палец в сторону Марии. - Какова была цель вашего последнего обращения к королю?
Острый приступ зубной боли побудил ее резко огрызнуться:
- Это должно быть очевидно любому, даже не обремененному излишком ума, - и потом добавила, уже более миролюбиво: - Я писала, чтобы попросить прощения за… за любые оскорбления, которые я нанесла его величеству, а также чтобы сообщить, что я готова подчиниться его воле.
- Полностью подчиниться? - в голосе графа Суссекса явно звучала надежда. Он ясно различал дразнящие ароматы, доносящиеся с кухни и только еще больше усиливавшие его и так уже разыгравшийся аппетит, и мечтал поскорее усесться за стол перед хорошим куском жареного мяса, которое, насколько он мог судить, исходило соком на вертеле.
- Д-да, - Она бессознательно стиснула руки. - После Господа Бога. - И быстро перешла в атаку, прежде чем это смогли сделать они: - Разве не таков был бы ответ любого христианина в этом мире? Вы, милорд епископ, как человек церкви, должны поддержать мое утверждение о том, что обязанности перед Богом превыше всего.
Он уже был готов с ответным выпадом:
- Тот, кто подчиняется нашему королю, подчиняется Богу, миледи. Неподчинение правителю равносильно выступлению против нашего Создателя. - Образ его мыслей явно показывал, что в нем с рождения укрепилось сознание, по его по крайней мере мнению, что Господь Бог и Генрих Восьмой - это, несомненно, одно и то же. - Послушайте, мадам, неужели вы думали, что король без подозрения отнесется к вашему порыву смиренности, этому желанию принять на себя роль покорной дочери после стольких лет открытого неповиновения?
- Я никогда не была никем иным, кроме как покорной слугой его величества.
- Есть простой способ проверить вашу якобы вновь обретенную покорность. - Он помахал перед близорукими глазами Марии пачкой бумаг. - Король повелевает вам прочитать это и поставить свою подпись. Тогда, если все пойдет нормально, он, может быть, и сменит свой гнев на милость.
Ей хватило беглого взгляда, чтобы понять смысл слов, которые были проклятием ее жизни.
Признает ли она своего отца верховным главой его церкви и согласна ли она на объявление недействительным его брака с ее матерью? Она вежливо вернула бумаги в трясущиеся от гнева руки герцога. Даже сейчас она не могла представить себе, какую бурю вызвало ее письмо при дворе. Дойдя до фразы "после Господа Бога", Генрих немедленно понял, что его дочь ни на шаг не приблизилась к возможности принятия присяги, как это было с самого начала, и это открытие повергло его в состояние такого дикого гнева, что все случайно оказавшиеся в этот момент рядом с ним поспешили сделаться как можно незаметнее из малодушного страха. Весь гнев его излился на канцлеров, которых он немедленно призвал и перед которыми долго разглагольствовал, пока они не оказались готовыми согласиться на принятие любых самых суровых мер против Марии. Те, кто надеялся, что новый брак короля как-то изменит его отношение к своей упрямой дочери, скоро поняли, что они заблуждались. Сейчас, более чем когда-либо раньше, он намеревался утвердить в Англии мир и спокойствие и установить непререкаемый порядок наследования трона, а те, кто сопротивлялся этому, и главной среди них была Мария, должны будут капитулировать.
Что же до раболепия перед папой римским, тут Генрих жестоко разочаровал всех этих католиков, которые видели в смерти Анны возможность возвращения в лоно святой церкви. Генрих насмешливо надул свои пухлые щеки. Он прекрасно чувствовал себя в роли папы в собственной стране и обретет еще больше власти и золота в своих сундуках, когда Кромвель покончит с задачей ликвидации монастырей. И дьявол побери тех, кто воображает, будто король Англии готов вновь присягнуть на верность этому заплесневелому мешку костей, восседающему на папском престоле в Риме!
Так он ругался и запугивал свой Совет, и шепотом поговаривали, что только мольбы его жены заставили его тут же не осудить Марию на смерть, причем в ее отсутствие. Многие из ее друзей вынуждены были принести присягу по второму разу, чтобы доказать свою преданность королю, а те члены Совета, которых он подозревал в том, что они склоняются на сторону Марии, были отстранены от своих обязанностей. Король ни у кого не оставил сомнения в том, что готов предпринять самые безжалостные меры, а, помня о недавних казнях, никто больше не был столь наивен, чтобы полагать, что кровные связи его остановят. Представителя специальной комиссии, посланные в Хансдон, все еще дрожали от выпавших на их долю резких, как удары хлыста, замечаний короля, так что, когда Мария спокойно сказала: "Я надеялась на почетное воссоединение со своим отцом", - над ней разразился настоящий шторм гневных упреков, в которые внесла свою лепту из соображений самосохранения и леди Шелтон. Она и ее семья испили до дна чашу позора после падения Болейнов. Так что любая услуга, которую она может оказать королю, будет хоть какой-то точкой опоры в ее ненадежном положении.