- Все, что хочешь, Михаил Васильевич, - воскликнул он, - на смерть пошли, с радостью пойду, тошно от этой жизни!..
Глаза Вани засверкали, он вскочил с места.
- А и впрямь, Ваня, быть может, на смерть посылаю тебя, - тихо и грустно ответил князь.
- Храни тебя Бог, боярин, - проговорил Ваня. - Коли нужен тебе, вели хоть помереть… И помереть бы сладко мне было, - с тоской закончил он.
Князь задумался. Молчал и Ваня.
- Вот что, - прервал наконец молчание князь, - ты поедешь сотником с князем Юрием Трубецким, что идет на Кромы.
- О!.. - радостно воскликнул Калузин.
- Я скажу о тебе князю Юрию, - продолжал князь. - Будь внимателен в походе, что по селам и городам толкуют и враг каков, все замечай, а главное, главное (князь поднялся с места, глаза его загорелись гордой решимостью)… главное, Ваня, когда вы будете разбиты…
- Боярин!..
- Молчи, - нахмурив брови, продолжал князь, - вы будете разбиты. Я знаю. Тогда лети по моим вотчинам, там люди готовы, собирай всех и немедля всех их веди на Москву, я дам тебе свою грамоту.
Ваня изумленными глазами глядел на князя.
- Если не уцелеешь, передай верному человеку, кому хочешь. В пути не задерживайся. Как я размыслил, недолго вам до конца похода. И вот что, Ваня, - торжественно продолжал князь, - все исполни и, ежели тебе кто именем царя запрещать будет людей на Москву вести ко мне, не слушай. И, если силой задержать захотят, скажи, что мне, а не царю за то ответить. А потом, Ванюша, - уже радостно и весело закончил князь, - потом мы с тобой начнем новый поход, да не по-ихнему, по-нашему, и никто, ни даже великий царь не задержит меня. Мимо воли его, но его ради и Руси нашей пойду я.
- Я решил.
- Иди же, Ванюша, готовься, потом заходи проститься.
Калузин, поклонясь, вышел.
- Ваня, - вернул его назад князь.
- Что, боярин? - торопливо возвращаясь, спросил Калузин.
- Что, Ощера еще не вернулся?
- Нет, боярин.
- Скажи, что, как вернется, хоть поздней ночью, сейчас бы шел ко мне, - приказал князь.
- Хорошо, боярин.
VII
Ваня вышел от князя в тяжелом настроении. На днях он выступит в поход, это и радовало его и мучило. Ему и хотелось бежать из Москвы, и тяжело было расставаться со своей безнадежной любовью.
Царь уже решил отправить бывшую царицу с ее отцом из Москвы, но куда, Ваня еще не знал. С царицей уедет и Ануся, дочь Хлопотни. Как Ваня признался Ощере, он с первой встречи полюбил эту голубоглазую польку.
Во время ее тяжелой болезни он оказывал тысячу мелких услуг ей и ее отцу и достиг того, что пан Хлопотня считал его самым близким себе человеком среди окружающих чужих людей, а Ануся встречала его радостной ласковой улыбкой и весело, как птичка, щебетала с ним. Этому сближению содействовало знание Калугиным польского языка.
С каждым днем его присутствие делалось для нее все более и более необходимым, их прогулки продолжались все дольше, ее рука крепче опиралась на его руку, и в тихий июньский вечер, когда особенно сладко благоухали цветы в старом саду князей Скопиных и воздух был особенно тих и прозрачен, давно ожидаемое слово было сказано. Любовь на один блаженный миг перекинула свой золотой мост через бездну, разделяющую дочь Речи Посполитой и всегда враждебного, непримиримого соперника ее родины, сына холодной, грозной Московии.
Сознание грозной действительности скоро вернулось к молодым влюбленным. И ему и ей их любовь казалась преступной. Старый Хлопотня ни на миг не поколебался бы убить свою единственную дочь скорее, чем видеть ее за москалем. Ануся таяла, и старый шляхтич, страшно обеспокоенный этим, напрасно несколько раз призывал к ней Фидлера. Немец задумчиво качал головой и говорил, что наука здесь бессильна, что больно сердце. Но, несмотря на самые трогательные уговоры отца, Ануся ревниво хранила свою тайну.
С переездом в дом воеводы Ануся еще больше загрустила. Свидания молодых людей должны были прекратиться, и они могли видеться только изредка и то лишь мельком, когда Ваня по приказанию князя приходил к воеводе во двор или проверять караулы, или с каким-нибудь поручением. Но теперь, перед своим отъездом, быть может, навеки, он должен увидеть Анусю в последний раз.
Проникнуть в дом воеводы ему не стоило никакого труда. В силу своей близости к князю Скопину он мог беспрепятственно ходить туда, куда был закрыт доступ другим. Под предлогом того, чтобы навестить молодого стрельца Крынкина, он пришел.
Он тихо обошел дом и по знакомой дорожке пробрался в сад. Сильная тоска сжала сердце Вани в этом саду, где прошли недолгие незабываемые лучшие минуты его юной жизни. В эту ночь свиданье не было назначено, но ему казалось, что Ануся так же тоскует, как и он, и, быть может, придет на заветную скамью или сидит теперь у раскрытого окна с тайной надеждой увидеть его.
Она помещалась вместе с другими фрейлинами царицы в нижнем этаже дома. Ваня осторожно подкрался к окнам. Все окна были закрыты и темны. Сердце его упало. Он вдруг понял, как несбыточна была его надежда увидеть Анусю.
Наверху в окнах слабо мерцал огонек. Казалось, весь дом был погружен в глубокий сон. Грустно опустив голову, Ваня направился в глубь сада к любимому уголку, где они с Анусей обыкновенно проводили свои недолгие свидания. Там, закрытая густо разросшимися кустами сирени и старыми липами, стояла полусгнившая скамеечка в стороне от дорожки. Он уже готовился раздвинуть кусты, как вдруг услышал за ними шепот голосов.
Ваня остановился как вкопанный, затаив дыхание, чутко прислушиваясь. Слышался женский голос, и Ваня весь похолодел, он узнал голос Ануси. Странный шум наполнил его уши, тщетно старался он понять смысл долетавших до него слов. Одна мысль сверлила ему мозг: с кем она могла быть?
Когда наконец он овладел собой, говорил уже мужской голос. Ваня сделал над собой усилие и стал прислушиваться. Мужчина говорил тихо, и Ваня лишь с трудом мог уловить отрывки фраз. Он расслышал имя Димитрия Шаховского… Про какого-то царевича Петра… И ясно разобрал фразу: "Скоро, скоро, пусть не плачет, не тоскует… Все верно, что писал Свежинский… Он жив…"
Ваня с необычной ловкостью тихо-тихо подвинулся вперед и сквозь ветви, при слабом мерцании звезд увидел высокую фигуру мужчины, закутанную плащом, и грациозную фигуру своей Ануси.
- Вот надо отправить туда, - едва слышно произнесла Ануся, - царица прислала.
Она передала письмо. Мужчина быстро спрятал его под своим широким плащом.
- Так скажи, - проговорил он, - что в эту ночь ничего не будет, что мы не готовы, пусть пани царица спят спокойно. Скажи, что это будет скоро, скоро… Я дам знать…
В эту минуту из-за частокола, окружавшего сад, послышался тихий свист.
- Тсс! Тише, осторожней… Прощай… - проговорил незнакомец и, тихо раздвинув кусты, исчез в темноте.
Ануся постояла несколько мгновений неподвижно, словно прислушиваясь, потом тихо повернулась и очутилась лицом к лицу с Ваней.
Она вскрикнула и попятилась.
- Ты, ты! Это ты, Янек! Матерь Божия! - словно в ужасе прошептала она.
- Ануся, что ты, не бойся, Бог с тобой! - ласково заговорил Ваня, беря ее холодные руки.
Он усадил Анусю на скамью.
- Кто это? С кем ты была?
Ануся тихо покачала головой.
- Я не могу сказать тебе этого, Янек, но клянусь, я люблю только тебя…
- Я верю тебе, - ответил Ваня, - но о чем вы говорили?..
Ануся прямо взглянула ему в глаза и решительно отвечала:
- Слушай, Янек, если бы тебе князь Скопин приказал хранить тайну, сказал бы ты ее кому-нибудь?
- О нет! - с уверенностью возразил Ваня. - Никому, даже в пытке!
- Ну, так и я. Это тайна царицы, - ответила Ануся.
У Вани стало очень тяжело на сердце. Она права, ей ближе ее родина, ее братья. Все у нас чужое, все! А царица думает, наверное, как бы сгубить царя Василия, перебить верных людей и с помощью нового Димитрия вернуть потерянный престол.
Никогда Ваня с такой ясностью не сознавал, какая непроходимая бездна лежит между ним и Анусей.
- Да, ты верно служишь царице, - сказал он, - а я верно служу князю Михаилу… Я слышал, что говорили вы, - добавил он.
Было заметно, как сильно побледнела Ануся. Она всплеснула руками и крикнула:
- Янек!
- Скажи, что замыслили вы? Твоя царица? - продолжал он. - Или мало крови наших братьев лилось? Зачем снова мутить царство? Близок вечный мир с Польшей… Ануся, дорогая, не вяжись в эту кровь…
Глаза ее загорелись.
- Слушай, Янек, - страстно заговорила она, - царице нужна верная, смелая подруга для опасных посылок, для ночных переговоров. Кто около нее? Панна Казановская слишком толста, панна Гербуртова еще больна, Оссовецкая только плачет… Царица полюбила меня, и я теперь ближайшая фрейлина к ней. Слушай, Янек, клянусь тебе кровью Искупителя - царь Димитрий жив!
Она встала со скамейки и торжественно подняла к небу руку. Ваня вскочил с места.
- Это неправда! - вскричал он. - Сам я видел на площади труп его!
Ануся покачала головой.
- Мы тоже так думали. Но знаешь ты, Янек, что в день мятежа прибыл из Самбора от жены пана воеводы Станислав Стержецкий и привез царице Марине письмо и жемчуг от ее мачехи… Знал ты об этом?
- Нет, не знал, - с недоумением ответил Ваня. - Да что ж в этом?
- А то, что как увидели пан воевода и царица посла, так и ахнули. Совсем как есть Димитрий. Пан воевода сказал, что неловко показывать такого посла царю, и сковали его во дворце. А во время бунта его-то и убили, а царь Димитрий спасся.
Ваня чувствовал, что у него в голове мутится. Рассказ Ануси, а главное, ее страстный, убежденный тон сильно подействовали на него.