- Есть кто дома?! - кричит он. - Эй, хозява!
Никто не отвечает. Мужик входит во двор. Никого. Слабый ветер шевелит солому ободранной крыши. За распахнутыми воротами хлева чернеет пустота.
Мужик пересекает дорогу и, отворив калитку, входит во двор напротив. Но и там ни души.
- Я же говорил, - спрыгнув с телеги, злится коренастый.
Чернявый мужик кидается к запертым воротам крайней избы. Наваливается плечом. Ворота поддаются, и он входит во двор. Стая крыс бросается врассыпную, шурша истлевшей соломой. У забора, облепленный роем мух, валяется дохлый пес. На шее у него цепь, конец которой прикован к столбу. Прикрыв за собой ворота, мужик выходит со двора.
- Ну что? - спрашивает от телеги парень.
- Так я и знал, - злится чернявый.
- Поехали. Я же говорил: ушли все.
- Обманул все-таки… - бормочет чернявый и потерянно бредет через дорогу.
- Ладно, поехали дальше. Ты чего там? - зовет парень.
- Погоди, может, еще…
Посреди пустой избы, на полу, держась за живот, выпирающий горой, лежит блаженная и жалобно стонет. Рядом с ней, не зная, чем помочь, и беспомощно опустив руки, стоит Андрей. Болезненная судорога пробегает вдруг по ее телу, дурочка широко открывает сухие, полные страдания глаза и кричит, как раненое животное, низким, хриплым голосом.
Андрей в ужасе бросается вон из избы и в дверях сталкивается с чернявым мужиком. Тот испуганно шарахается в сторону.
Из избы раздается вопль роженицы.
- Чего это? - испуганно спрашивает чернявый.
Андрей некоторое время умоляюще смотрит ему в глаза и скрывается. Мужик идет за ним.
В избе никого нет. Андрей, словно в лихорадке, мечется по горнице, заглядывая под лавки, за стол, в темные углы. Чернявый смотрит на него, как на помешанного. Вдруг душераздирающий вопль раздается из хлева. Монах взглядом зовет за собой мужика и бросается на крик.
- Эй, Дарья, Леха! Давайте сюда! - доносится из дома. - Дарья!
Баба слезает с телеги, отряхивает с юбки пыль и входит в дом. Нагнув голову, она проходит в низкую дверь хлева и останавливается около роженицы.
- Э-э-э… Что же это ты, голубка? - понимающе говорит Дарья и встает около нее на колени. - Ничего, сейчас мы тебя… - она кладет ладони ей на живот. - Ишь, как прыгает!
Дурочка тихо стонет.
- Тимофей! - кричит баба вслед мужу, скрывшемуся в избе. - Холстину принеси! Слышь?! И воды согрей!
- Какую холстину? - отзывается Тимофей.
- У девок в изголовье!
В дверях появляются пятилетняя Машка и тринадцатилетняя Катька - дочери Дарьи и Тимофея.
- А вы чего здесь? - сердится мать. - А ну ступайте отсель! Отцу помогите лучше!
Андрей подпирает шестом щит, которым закрывается отверстие в крыше - для дыма. Машка не сводит глаз с инока. Старшая же стоит у порога и прислушивается к стонам, доносящимся из-за двери.
- Как сердце чувствовало, зря уходим, - сокрушается Тимофей. - Да-а… Обманул нас Семей! Сукин сын…
- А я тебе говорил, брешет он? Говорил? - развалившись за столом, язвит Леха.
- Под Москвой, мол, легче голод! Легче…
- Что теперь делать?.. - бормочет Леха. - Пожрать на дорогу где достать?
- Может, в монастыре? Вон монастырь на горе, Андроников… Разве там попросить? - обращается Тимофей к Рублеву. - Как думаешь?
Андрей не отвечает.
- Дадут хлебушка в монастыре, если попросить? А? - повторяет Тимофей, присматриваясь к чернецу. - Ты, что ли, слышишь?
- Дадут, - иронизирует Леха. - Догонят, да еще добавят.
- Да он вроде глухонемой, что ли? Слышь, Лех! - обращается Тимофей к брату.
- А ты ему поленом по шее привари, может, услышит…
Андрей невозмутимо возится у очага, дует на угли. Вспыхивает огонь, и дым прозрачной струйкой поднимается к потолку.
- Застряли чего-то! - недоволен Леха. - Завтра поздно уж будет, вон за нами две деревни тащатся, как эти… голодные. А мы тут застряли! Долго еще с ней ковыряться-то будешь? - обращается он к появившейся в дверях Дарье.
- Сво-о-олочи! - нараспев произносит Дарья. - Все мужики сволочи! Бросили одну, она вон слова вымолвить не может, заходится! Под юбку лазить все мастера! А ей теперь расхлебывай! - дает она тычка ухмыляющемуся Лехе.
- А чего же это она одна? - лыбится он в ответ и кивает в сторону Андрея. - Этот глухой при ней вроде. Видать, он ей и заделал!
- Э-э-э! - презрительно бросает Дарья, берет со стола холстину и снова набрасывается на Леху. - А воды принес?! Болтать здоров! А ну давай за водой, ждать, что ли, тебя?!
И баба снова скрывается в хлеву.
- Слыхала? - обращается Леха к Катьке. - Ну-ка чеши за водой!
Катька не отвечает, прислушиваясь к возне за стеной.
- Слышь? Кому говорю?! - повышает он голос.
Девчонка нехотя отходит от двери и направляется во двор. Отвязав от телеги бадью, она выходит за ворота и растерянно оглядывается по сторонам.
- А где вода-то?! - кричит Катька.
- Мимо-то ехали! Что, слепая, что ли?! - слышится в ответ раздраженный голос Лехи.
Катька подходит к колодцу с журавлем возле соседнего дома. Из хлева, в котором Дарья возится с роженицей, доносятся стоны. Катька ставит бадью на землю и, оглянувшись, бежит к хлеву. Заметив лестницу, прислоненную к срубу, она с трудом переносит ее к задней стене и лезет на крышу.
- Ну во-о-от еще, ну во-о-от… ничего, ничего, потерпишь… - слышится ласковый голос Дарьи.
Катька разгребает у застрехи солому и заглядывает внутрь. Внизу на холстине лежит дурочка. Рядом хлопочет Дарья. Роженица открывает глаза и сталкивается взглядом с Катькой. Несколько мгновений они смотрят друг на друга.
- Катька-а! Ты куда делась? - слышится со двора голос Лехи.
Катька соскальзывает по лестнице вниз и бросается к колодцу.
В избе под крышей гуляет дым. Над огнем в котле греется вода. Андрей, выпрямившись, сидит у стола и смотрит в пол. Входит Леха, приносит завернутую в тряпку краюху хлеба, разворачивает и кладет на стол. Дарья достает нож. Приподнявшись на цыпочки, Машка тянется к хлебу, но мать бьет ее по рукам. Девчонка плачет, размазывая по лицу грязные слезы.
- Сопли утри! - сердится Тимофей.
Из хлева вдруг раздаются вопли затихшей было дурочки. Дарья кидает краюху на стол и торопливо уходит.
- Ох, не могу… Ну и орет же! Прямо душу вынает! - морщится Леха и выходит во двор. Крики усиливаются.
- Тимофей! - зовет Дарья. - Иди помоги! Перенесть ее надо!
- О господи! Поесть не даст спокойно, - бормочет Тимофей и встает из-за стола.
Напряженно прислушиваясь и не думая о том, что он делает, Андрей отламывает от ковриги кусок и машинально жует, глядя в одну точку расширенными от волнения глазами. Проходит несколько минут тягостной тишины. Андрей поднимает голову и видит устремленные на него голодные взгляды Тимофеева семейства. Девчонки и их мать смотрят с недоумением, Тимофей же и Леха с мрачной неприязнью.
Все собираются вокруг Дарьи, которая, взяв нож, снова принимается делить хлеб. Андрей тоже получает кусок, который баба кладет перед ним на засаленные доски стола, но не берет его, а сидит, низко опустив голову, и ни на кого не смотрит. Ему почти до слез стыдно.
…Вся семья сидит вокруг стола и в благоговейном молчании жует хлеб.
Вдруг с улицы раздается шум, крики, дверь в избу распахивается, и на пороге появляется здоровенный мужик с кнутом в руках.
- Ага! Вот вы где!
- Ага, вот мы где! - в тон ему отвечает Леха.
В избу входят еще несколько мужиков в запыленной одежде, ребятишек и баб.
- Ну! Я Семена убью! Здесь же еще хуже! - шумит мужик с кнутом.
- Убьешь, говоришь? - усмехается Тимофей.
- А что ты думал?! За такие шутки, знаешь, что бывает?!
- Ну это ты, брат, что-то заврался! "Убью"… Ты что, Михаил, Семена не знаешь? - дразнит Тимофей мужика с кнутом.
- Знаешь, боярин шумел! Что ты! - рассказывает Михаил. - Всех, говорит, верну и штраф заставлю платить!
- И вернет, помяните мое слово, - ввертывает низкорослый мужичонка.
- Вот ему! - орет в ответ Михаил.
- Тихо вы! - прикрикивает на мужиков Дарья, высовываясь из хлева. - Чего раззевались?!
- Да ладно тебе! - огрызается Михаил и обращается к Тимофею. - Оставаться здесь, что ли, собираетесь? А? Золото, что ли, нашли?
- Бабу нашли рожалую! - отвечает Тимофей. - "Золото"…
- Какую еще бабу?
- Баба здешняя во дворе рожает. А при ней вон чернец. Что-то уж больно сокрушается…
- А что за чернец? - вполголоса спрашивает низкорослый мужик.
- Да глухонемой. Пришлый, должно.
Под ногами у Михаила вертятся дети - гоняются друг за другом, шумят.
- А ну цыц! Пошли отсюда! - кричит Михаил и выпроваживает их во двор.
- Попали мы, как кура в ощип, - вздыхает низкорослый и выходит на улицу.
- А у меня баба совсем плохая… - оглянувшись в дверях, тихо говорит Михаил. - Не знаю, что и делать…
- Да-а-а… - неопределенно произносит Тимофей, встает из-за стола и вместе с Михаилом выходит на улицу.
В избе остаются Андрей и Машка. Машка сидит на лавке и, не спуская глаз с инока, жует хлеб. В это время в избу вбегает малый лет пяти и замирает, уставившись на девчонку. Корка, которую жует Машка, производит на него ошеломляющее впечатление. Некоторое время малый стоит, разинув рот и не в силах двинуться с места. Наконец он приходит в себя, подсаживается к Машке и говорит:
- А мне дай?
- Нет, - холодно отвечает девчонка и продолжает жевать, изображая на лице крайнюю степень удовольствия.