Глава 16
ТРИ ВЕЧНОЗЕЛЕНЫХ КЕДРА
Мы немедленно отправились в путь и даже не оглянулись, выехав за пределы орды. Юрту нашу мы оставили на месте.
Сначала мы ехали шагом, чтобы не разбудить чересчур чуткие уши.
Той ночью на меня нахлынули воспоминания о прошедших годах. Они стояли под луной как огромные черные камни. И на первом из них я мог бы вырезать, если бы знал грамоту, как Тататунго: "Страх перед восходом солнца". А на втором: "Что тот кинжал, что этот". На третьем: "Вдвоем на одной лошади". На четвертом: "Хромой Козел". На пятом: "Четыре незнакомых всадника". На шестом: "Черная соболиная шуба". На седьмом: "Месть". На восьмом: "Девушка по имени Золотой Цветок". На девятом: "Снежно-белая корова". На десятом: "Колющие тени". На одиннадцатом: "С луком и саблей". На двенадцатом: "Красавица Хулан". На тринадцатом: "Свадебная война". На четырнадцатом: "Ха-хан". И на пятнадцатом: "Тысяча кошек - десять тысяч ласточек".
Но вот я подъехал к очередному камню, на котором ничего пока не смог бы написать. Я с удовольствием вырезал бы на нем солнце, луну, языки огня, дерево и реку - я мечтал о счастье и покое, которые так любил мой отец, всякий раз возвращающийся к голубому Керулену после походов. Молчание леса и ровный плеск воды учили его мудрости и почтительности.
Утром воспоминания и камни ушли из моих мыслей, мы скакали все быстрее и быстрее, нахлестывая лошадей, и просто пролетали над безлюдной степью с ее высохшими оврагами и облысевшими склонами холмов.
В траве белели обглоданные кости.
Почти из-под самых копыт испуганно взлетали в небо вороны. Никаких пастухов, никаких охотников. Нас никто не преследует. Ночью мы скакали помедленнее. Тенгери спал, скорчившись в седле. Золотой Цветок не спрашивала, далеко ли до северных лесов. И хорошо, что не спрашивала, потому что я и сам этого не знал.
Когда солнце поднялось из росистой травы, мы, усталые, спешились и легли отдохнуть. Мне снились леса и реки, и вдруг степь вокруг меня задрожала, сперва мягко, а потом все сильнее и, наконец, так сильно, что вытряхнула меня из сна, и я, к своему удивлению, увидел трех пастухов, откочевывавших со своими овцами к югу. Они наверняка заметили нас, хотя сейчас и не смотрели в нашу сторону. Земли становились более плодородными. Мы избегали зеленых долин, не желая оказаться вблизи какой-нибудь орды.
На пятую ночь небо затянули тучи. Ни одна звезда не указывала пути на север. Эта темень становилась зловещей. Мы сидели на земле, тесно прижимаясь друг к другу. Сон не шел, и ни зги не видно - куда поскачешь? Где-то вдали подвывали волки, и Тенгери сидел с луком и стрелами в руках.
- Вон там, отец, что-то в траве шевелится, - прошептал он.
А я ответил:
- Это ветер, Тенгери, это ветер ласкает траву!
Он разочарованно опустил лук на колени. Он предпочел бы, чтобы грозно сверкнули волчьи глаза. О страхе, холодившем наши с Золотым Цветком жилы, мы ему ничего не сказали. Мы разговаривали с ним, хотя предпочли бы помолчать, и шутили, хотя нам было вовсе не до смеха.
- Мы построим себе новую юрту? - спросил мальчик.
И Золотой Цветок ответила:
- Гораздо более красивую, Тенгери, и гораздо более просторную.
- У реки?
- У реки, мой сын, - сказал я. - На невысоком холме, где растут березки, цветут цветы и где неподалеку есть кедры.
Он положил лук и стрелы в траву, словно забыв о волках.
- Ты любишь кедры, отец?
- Да, Тенгери.
- А почему?
- Потому что они всегда зеленые, гордые и красивые, и потом, мой сын, кедры не умирают, они растут из прошлого в будущее, они живут среди нас, как могучие великаны, они - свидетели времен. И когда ветер набрасывается на них, они начинают рассказывать, как умудренные жизнью седовласые старцы. Кто научится понимать их, тоже наберется мудрости, сын мой.
- Там, куда мы скачем, отец, кедры есть?
- Их там тьма-тьмущая, Тенгери.
- Теперь я тоже полюбил их, отец.
- Кто любит правду, полюбит и кедры, сынок, - сказал я еще.
Начался дождь, тихий и ласковый. Лошади всхрапывали и били копытами. Я натянул спящему Тенгери маленькую соболиную шапку на лицо. Иногда луна пробивала дырку в тучах и вонзала в степь острый луч. А потом снова становилось темно, и я с трудом различал даже лицо сидевшей рядом жены. Теперь мы сидели, не прижимаясь друг к другу, и часто поднимались на ноги, чтобы не уснуть.
Беспокойство мое росло.
- Этой ночью, Золотой Цветок, мы теряем то, что обрели в нашу первую ночь.
- А разве преследователи тоже не пережидают темень, Чоно?
- Нет, - ответил я. - Степь велика, и туч не хватит, чтобы затянуть все небо!
Брезжил рассвет.
Мы снова нахлестывали лошадей.
У моего белогубого пегого изо рта вылетали брызги крови. Я давно отпустил поводья и вцепился в его гриву.
- Тенгери! Поддай жару своему! - крикнул я.
- Он летит, отец! - смеялся в ответ мальчик.
Озеро. Брызги воды из-под копыт наших лошадей.
Стая сытых ястребов разлетелась в разные стороны.
- Лес! Лес! Лес! - закричал я.
- У неба! - откликнулся Тенгери.
- Да, у неба! - подтвердила Золотой Цветок.
И правда, небо зацепилось за лес, и мы с тоской и надеждой смотрели в ту сторону. Горизонт был залит синевой. Лес, казавшийся бесконечным, гудел и раскачивался. Деревья вырастали из узкой серебристой полоски, протянувшейся между лесом и степью. И мне вспомнились слова одного старика: небо, дескать, только отражает то, что несет на себе земля.
Мы мчались вперед под восходящим солнцем, все время имея лес перед глазами - и этот день, и всю ночь за ним, а к полудню следующего дня мы были все так же далеко от него, как и вчера. Нет, он почти совсем не вырос.
- Три кедра, отец!
Мы остановились.
Деревья стояли у широкого озера, и Тенгери сказал:
- Половим рыбу?
Лицо мальчика было покрыто желтоватой пылью. Вид у него был нездоровый, усталый и голодный, а глаза воспалены.
- Лови рыбу, Тенгери!
Золотой Цветок устало улыбнулась. Мы сильно проголодались, а лошади до того выдохлись, что мне было больно на них смотреть. Мы разложили костер у самой воды. Через некоторое время Тенгери поймал одну рыбу и сразу еще одну.
- Здесь мы не останемся! - сказал мальчик. - Кедры здесь есть, но рыбы совсем немного!
Мы присели к огню и поджарили рыбу.
Заходящее солнце коснулось высокой травы и окрасило вечнозеленые кедры в красный цвет.
В спускающихся сумерках Золотой Цветок заснула. Мальчик спал, положив ей голову на грудь, и во сне их бледные лица походили на лица мертвецов.
Головешки в костре догорали.
Озеро что-то бормотало во сне.
Цветы закрыли свои головки.
Я поднялся на невысокий холмик и увидел, как из почти совсем зашедшего солнца выехало десять всадников - с копьями, мечами и боевыми топорами. Они быстро приближались к нам. Я еще раз бросил взгляд на три кедра и мысленно произнес, как клятву: "Кедрам не дано умереть, они растут из прошлого в будущее, они живут среди нас, как могучие великаны, они свидетели времен. И когда ветер набрасывается на них, они начинают рассказывать, как умудренные жизнью седовласые старцы. И да умножится мудрость тех, кто будет внимать им. Слышишь, Тенгери?"
И я пошел обратно, к потухшему уже костру, и сел рядом с Золотым Цветком и Тенгери.
Они все еще спали.
А когда всадники спрыгнули с лошадей, я тоже закрыл глаза.
Тенгери, сын Черного Волка
Глава 1
ЖЕРЕБЕЦ БЕЛОЙ МАСТИ
Десять тысяч черных как ночь телохранителей стерегли сон великого хана. Это были воины молчаливые и несгибаемые, верные хану до последнего вздоха. В центре лагеря возвышалась внушительная дворцовая юрта, к которой жались юрты куда поменьше - младших жен хана и его слуг.
У одной из последних августовских ночей оказались ледяные руки, и из сотен тысяч круглых отверстий в крышах юрт в небо тянулись тонкие дымки.
Стояла тишина.
Ни ветерка.
Ни одна птица не вскрикнула.
Только луна светила, круглая и ясная, и золотое острие на дворцовой юрте сияло, как звезда.
Первыми проявили беспокойство лошади, за ними заблеяли овцы, и уже после этого проснулись пастухи. Тенгери посмотрел в сторону главного лагеря, который мерцал вдали подобно колышущемуся морю. Он вскочил на своего жеребца, пригнулся к его шее, втянул в себя холодный воздух и закричал:
- Идет буря! Буря! Буря!
Другие пастухи тоже закричали:
- Буря! Буря!
Стада смешались, их сбивало то в одну сторону, то в другую.
Надо было отогнать их к главному лагерю. Но прежде чем они туда попали, непогода застигла их, и ветер страшной силы бросал животных и людей на траву и на камни. Пошел крупный град. На краю орды от ударов молнии загорелось несколько юрт, и снопы искр от горящего войлока вздымались к небу, как из пасти огнедышащего дракона.