- Когда мы выступили в поход против меркитов, он заставил тебя тщетно прождать три дня, Темучин. И тогда ты сказал мне: "Это цена за обещанную нам ханом Тогрулом помощь. Он не такого знатного рода, как я, но сейчас сила за ним, и своим опозданием он хочет сказать мне, что, несмотря на свое более низкое происхождение, он стоит сейчас выше меня". На что я тебе ответил: "Выходит, дело обстоит так: он человек не столь высокого, как ты, происхождения, однако за ним сила. И он помогает сейчас тебе, человеку более славного рода, но потерявшему всякую власть".
- Так и было, Кара-Чоно!
- То же самое ты сказал мне и тогда, на что я сразу задал тебе другой вопрос: "Почему же он помогает тебе, Темучин?"
- "Потому что видит в этом пользу и для себя!" - вот мои слова.
- "Но ведь и ты выигрываешь. Разве он не должен опасаться, что твоей власти прибудет?" Это тебе, дорогой Темучин, сказал я. И что на это сказал ты?
- Не помню, Кара-Чоно.
- Ты сказал: "Он всегда будет озабочен тем, чтобы я своей властью не превзошел его, чтобы моя власть была лишь опорой для него".
Хан посмотрел на меня с нескрываемым удивлением. Мы успели уже добраться до берега, спешились и шли по высокой траве и по камням. Вдоль темной кромки леса парили чайки, потом они круто поворачивали влево и опускались на небольшой каменистый островок посреди Керулена. Все было как и в то время, когда мы здесь же поджидали хана Тогрула, - тогда мы ждали его на берегу реки.
- Если я тогда так говорил, значит, я и по сей день должен так думать. И ты тоже. Разве за эти годы мы с тобой не стали одной головой, одним сердцем и одним телом?
Набежавшая туча отбросила тень на его побагровевшее лицо. Река потемнела, и хан поплотнее запахнул свою шерстяную накидку, словно его знобило.
Мы решили вернуться.
Пастухи гнали стада на водопой. В свете заходящего солнца шерсть овец казалась рыжеватой. У костра сидел старик пастух, а рядом лежал только что освежеванный им жирный баран. Старик засунул через рот внутрь барана несколько гладких камней, пролежавших какое-то время в огне, и, трижды поклонившись, пригласил властителя на скромную трапезу.
Темучин отрицательно покачал головой. И сказал мне:
- Сегодня последний день. Так я условился с гонцами. Если они не предстанут передо мной сразу после того, как солнце спрячется за бесконечный лес, я накажу их.
- Но ведь что-то могло помешать им, Темучин.
Он словно не услышал моего возражения и резко отрубил:
- Я набью их сапоги раскаленным песком и повешу им на шею.
И как раз в это время быстроногие скакуны гонцов промчались по главной дороге орды.
Я вошел в дворцовую юрту вслед за ханом.
За нами последовали благородные нойоны.
Появилась Борта.
Рядом с отцом встал Джучи.
Наступила тишина.
Пальцы властителя глухо барабанили по львиным головам из слоновой кости, украшавшим подлокотники кресла. Когда вошли гонцы, хан поднял глаза, уставившись в потолок дворцовой юрты.
- Повелитель кераитов передал для тебя четыре слова…
- Целых четыре слова? - Он резко повернулся в их сторону.
- Четыре добрых слова, хан. Вот они: "Приходи пировать на помолвке!"
Темучин бросился к гонцу и, прослезившись от радости, сказал:
- Сейчас мне стыдно, что в дни ожидания и меня охватили сомнения. Завтра же мы отправимся к нашему сиятельному отцу.
И на другой день маленький караван выступил из нашего основного лагеря. Нас было десять человек. На вьючных лошадях мы везли подарки для хана. По дороге мы заезжали в принадлежавшие нам окрестные орды, пока не попали наконец в ту, где жила Мать Тучи, снова вышедшая замуж.
- Как хорошо, Темучин, - сказала Оэлон-Эке, - что по дороге к Черному Лесу на Туле ты заглянул к нам. У нас для тебя дурные вести.
- Сначала и у нас были дурные вести, - с улыбкой ответил ей Чингисхан, - но со вчерашнего вечера нам, матушка, известно, что мой названый отец Тогрул не внял наветам Сенгуна и Джамухи, желавших посеять между нами вражду. Он пригласил нас на пир в честь помолвки - вот мы и отправились к нему с дорогими подарками и чувством радости и благодарности.
Оэлон-Эке повела нас в свой шатер. Там нас ожидал отчим Темучина - Мунглик и двое его табунщиков, молодые парни в изношенных платьях. Мать Тучи сказала:
- Ты меня не понял, Темучин. Нам известно, что тебя с твоими приближенными пригласили на пир, еще со вчерашнего вечера. Но о том, что тебя собираются на этом пиру подло убить, как и твоего отца, мы услышали только что от этих вот табунщиков.
Отчим Мунглик сказал им:
- Расскажите хану, как все было.
- А было так, - начал один из них. - Вчера мы проезжали неподалеку от шатра Тогрула. Там у ручья несколько женщин и девушек мыли миски и кувшины и трещали, как сороки. И мы услышали, что Джамуха, Сенгун и Тогрул договорились пригласить Темучина на пир, где и схватят его.
- И еще мы услышали, - подхватил другой табунщик, - как одна из женщин сказала: "Интересно, какую награду получил бы человек, который отправился бы к Темучину и передал эти слова, выпорхнувшие из-за белого войлока и для наших ушей не предназначенные?"
- И тогда вы поспешили сюда? Сразу? - пожелал удостовериться Чингисхан.
- Нет, - ответил первый. - Хоть мы и были сильно перепуганы, но спешить не стали, а решили сперва проверить эти слова и в темноте оказались вблизи от шатра хана. Мой друг отвлек стражей разговором о том, какие болезни бывают у лошадей, если их неправильно подковать, а я прислонился ухом к ханскому белому войлоку и услышал такой вот подлый сговор:
Сенгун: "Для тебя, отец, мы схватим Темучина за руки, а другие свяжут ему ноги".
Тогрул: "Как я могу отторгнуть дитя, моего названого сына? Справедливо ли будет причинять ему зло, когда он всегда был нашей опорой? Небо не даст нам на это своего благословения".
Джамуха: "Что бы ты ни задумал, дорогой Сенгун, я пойду вместе и рядом в самые дальние дали и в самые глубокие пропасти".
Сенгун: "А ты, мой отец?"
Тогрул: "Я стар, дайте мне умереть спокойно".
Сенгун: "Тогда мы сделаем это сами, без тебя".
Джамуха: "Да, сами сделаем!"
- Здесь я должен кое-что добавить, мой хан: они оба начали так орать на старого хана и оскорблять его, что стены юрты задрожали, а Тогрул стал умолять их, чтобы они говорили потише. И когда в шатре стало совсем тихо, старый хан дрожащим голосом проговорил: "Если вы считаете, что это у вас получится, действуйте! Вам лучше знать".
- И тогда вы поспешили сюда? - снова повторил свой вопрос Чингисхан.
- Нет, - ответил второй табунщик, - и тогда еще не сразу. Потому что тут из шатра вышел Сенгун и позвал трех молодых воинов. Потом они несколько раз выносили из шатра землю на больших полотнищах, уносили ее куда-то далеко и там сбрасывали…
- Волчья яма? - перебил его Чингисхан.
- Именно так! Над ней поставят для тебя трон, украшенный драгоценными каменьями, с золотой спинкой. Только ты на него сядешь, как провалишься в эту страшную черную дыру и не услышишь даже их жуткого смеха. Свет твоих глаз померкнет так же, как и блеск поддельных драгоценных каменьев.
- Я щедро награжу вас, - сказал хан. - И дам хорошую должность. Сопровождайте меня!
Отчим Мунглик предложил:
- Мы отправим к Тогрулу гонца с такой вестью: "Сейчас ранняя весна, и наши табуны сильно исхудали. Пусть сперва наберутся сил". Это будет предлогом.
Чингисхан поторапливал нас. Не исключено, что побег двух табунщиков был замечен. И тогда враг поймет, что замыслы его раскрыты, и постарается нанести удар первым, сам выбирая поле битвы.
Всю ночь хлестал сильный дождь. Мы побросали в степи все вещи, лишь бы мчаться скорее, мы даже седла бросили и кожаные мешки с водой и другими припасами. Меняя лошадей на свежих, мы прежних убивали, чтобы они не достались возможным пешим преследователям. Хан не проронил ни слова, он несся вперед, припав к гриве своего скакуна, и, когда тот замедлял бег, приставлял ему к шее острие кинжала. Отдыхая, мы привязывали себя уздечками к ногам лошадей и просыпались от того, что лошади, пощипавшие всю траву вокруг себя, отходили в сторону и оттаскивали нас по земле.
На третий день солнце снизошло к нам и выкатилось на небо. А на четвертый мы уже скакали по теневой стороне хребта Маоундур и чуть не столкнулись с большим табуном, который табунщики с дикими криками гнали вдоль горы.
- От кого вы бежите? - крикнул им хан.
- Враг идет! - громко прокричали они в ответ, не узнав Темучина. - Когда мы пригнали табуны к сочной траве, мы увидели невдалеке тучи желтого песка. Это враг! У него несметное войско, которое застит небо!
- Какое расстояние между вами и врагом? - спросил Чингисхан.
- Один день! О властитель, теперь мы тебя узнали.
Гонцы понеслись вниз, к Керулену.
Мы же повернули на восток, где Темучина ждало его войско.
Только мы начали располагать наши утомленные долгим переходом тысячи в боевые порядки, как передовые отряды кераитов взрезали их подобно копьям и сломали этот проверенный во многих битвах порядок.
Врагу удалось нанести нам упреждающий удар.
Чингисхан подбадривал своих воинов криками:
- Никогда еще мы не показывали врагу наших спин! Гоните их! Бейте их! Убивайте!
Один из его военачальников воскликнул:
- Я буду сражаться впереди всех! А тебя, о мой хан, прошу позаботиться потом о моих осиротевших детях!
И каждый вслед за ним стал возбуждать себя воинственными криками, прежде чем броситься на врага.