Но вот зашевелился и раздвинулся камыш, чьи-то легкие шаги - и появляется Золотой Цветок с наполненными водой кувшинами…
До моего слуха донесся тоскливый волчий вой.
Я уставился на языки пламени в очаге.
Мечты о лете отлетели. Я закрыл глаза и увидел моего хана, бледного, со впавшими щеками Темучина с раной в шее, услышал его маловразумительный бред, срывавшийся с запекшихся губ, эти мечты о домах, которые ветер заставляет бегать вверх-вниз по рекам, о повозках без колес, в которых носят чужеземных владык, о городах из камня с домами, которые не увезешь с собой, как мы наши юрты и кибитки, о дворцах в дальних странах с золотыми колоннами и позолоченными крышами, о пышных садах с мандариновыми деревьями, бред о чужестранных властителях и императорах, которых он высмеивал, о незнакомых мне богах, о золотых слитках величиной с верблюжью голову и драгоценных каменьях размером побольше, чем глаз у яка, о крепостных башнях, из которых видно все далеко-далеко окрест, и еще о многом другом говорил и говорил он во сне и в бреду, а потом тихо, совсем тихо, чтобы никто его не услышал, сказал еще: "Подобно тому, как на небе есть только одно солнце и одна луна, на всей земле должен быть только один владыка, один хан!"
Может быть, я закричал, а может быть, я сам бредил, полусонный, потому что Золотой Цветок коснулась моего плеча и осторожно спросила:
- Что с тобой, Кара-Чоно?
- Похоже, в мои сны прокрался волк, - ответил ей я.
Неужели я должен был открыть ей, о чем бредил раненый хан? Я больше никогда не слышал от него таких слов.
Однажды зимним утром мы шли с Тенгери по льду реки. Лес застыл в немом оцепенении от мороза. Ни ветерка. Мальчик деловито топал ногами, сгорая от желания поохотиться со мной. Я подарил ему маленький кинжал и средних размеров лук, тетиву которого он уже научился натягивать.
- Если мы возьмем волка, - сказал я, - ты получишь его шкуру, Тенгери!
- А почему только волка? - Он остановился, сдвинул свою соболиную шапку на затылок и посмотрел на меня с укоризной. - Волка мы в любую ночь взять можем. Они подбираются к нашим юртам, отец!
- А кого же ты хотел бы взять?
- Медведя!
- Медведя?
Я старался не подавать виду, но он, наверное, заметил в моих глазах смешинку и, насупившись, зашагал дальше с таким видом, будто решил завалить медведя в одиночку. Мальчишка то и дело проваливался в снег по колено. Единственные следы на льду реки оставили мы сами.
- Для охоты на медведя нужны копье, топор и тяжелый меч, - сказал я. - А у нас только кинжалы, лук и стрелы, Тенгери!
Он не ответил.
У излучины реки мы добрались до места, где недавно особенно ярился ветер. Нам пришлось перелезать через вырванные с корнем большие деревья. Одна ель, падая, повалила другую, мертвые ели и кедры образовали настоящий завал и вздымали к синему небу свои нагие черные ветви и лапы.
- Никому еще не удавалось завалить медведя стрелой? - спросил мальчик.
- Да, это очень опасно. И случалось очень редко. Это все равно что поразить орла копьем или мечом.
- Вот как? А кинжалом? Ты знал кого-нибудь, кто убил бы медведя кинжалом?
- Да, это сделал мой отец, Тенгери.
И я рассказал ему историю, случившуюся с отцом и Есугеем.
Некоторое время он хранил молчание. Наверное, начал догадываться, какой опасной может быть встреча с медведем. Мы еще довольно долго шли с ним по рыхлому снегу, пока я не сказал:
- Скоро мы окажемся у одного источника, Тенгери, у ключа, из которого бьет чистая вода, - это между лесом и скалой. Мы назвали его Святым Источником, потому что нам подарили его боги. И тот, кто…
- У тебя нет топора, чтобы взломать лед, отец.
- А зачем он мне, Тенгери, когда чудотворная вода бьет из источника круглый год?
- Всегда?
- И зимой и летом, Тенгери.
- И он никогда-никогда не замерзает? - Он остановился и недоверчиво посмотрел на меня.
- Никогда, Тенгери. Снег и лед ему нипочем. Кто искупается в нем сто раз, станет здоровым и крепким и сможет охотиться на медведя даже в одиночку.
- Сто раз?
Я рассердился на себя за то, что назвал точное число. А все потому, что Тенгери знал счет только до ста - этому я его научил. Но не назови я его, а скажи только, что в источнике нужно искупаться много раз, он наверняка спросил бы: "А сколько раз?" Поэтому мне не оставалось ничего другого, как стоять на своем.
- Да, Тенгери, сто раз.
- А сколько раз ты сам искупался в чудесном источнике?
- Сам не знаю! Каждый раз, проходя мимо, я делаю это. А мне уже часто приходилось проходить мимо.
- И все, кто охотился на медведей, обязательно сперва купались в нем?
- Не все, но многие, Тенгери, - уклончиво ответил я. - А еще эта вода исцеляет от болезней и закрывает раны.
Оставив бурелом в стороне, мы углубились в чащу леса. Первый зверек, которого мы увидели, был юркий соболь, шмыгнувший в кусты почти у нас под ногами. Он поднял за собой целое снежное облачко, и ветки кустов еще долго подрагивали. От неожиданности Тенгери даже не успел приложить стрелу к тетиве. Однако я не стал его укорять в тайной надежде, что теперь у него пыла поубавится и он забудет и думать об охоте на медведя, удовлетворившись чем-нибудь попроще. И еще меня успокаивало то, что в такое время года медведи спят в своих берлогах, а не шатаются по лесу.
Мы достигли источника, когда солнце уже выкатилось из-за верхушек деревьев. Он бил между двумя склонившимися друг к другу и напоминавшими каменный шалаш высокими валунами. Они не были заснежены и блестели от влаги, наверное, чудотворная вода их разогрела, и по стенкам каменного шалаша снизу вверх поднимался пар.
Мы увидели даже жуков, самых настоящих пестрых жуков посреди зимы, которые ползали вверх-вниз по солнечной стороне валунов.
- Цветы! - воскликнул Тенгери. - И трава, отец, настоящая высокая трава. А вон там еще два цветка!
- Сам видишь, Тенгери, это чудесный источник. Посреди суровой зимы с ее снегами и морозами этот источник богов - островок вечного лета с травой и цветами.
Мы разделись и вошли в воду.
Тенгери кричал от радости, хлопал в ладоши, нырял, брызгался и шалил. Иногда мы отходили друг от друга всего на несколько шагов, а разглядеть лица уже почти не могли - такой густой пар стоял над водой.
- А рыба здесь водится, отец?
- Нет, Тенгери!
- А почему не водится?
- Не знаю, Тенгери.
Только мы захотели выйти из воды, как сквозь облако пара просунулась морда могучего медведя: он лениво зашлепал лапами по камням, поднял косматую башку, принюхался и испустил ужасный рев.
Мы стояли в воде, не смея пошевелиться.
Зверь обходил источник по узкой каменистой осыпи вокруг валунов, встревоженный, но нерешительный.
- Наши кинжалы, отец!
- Тихо! Ни с места!
- А наши луки, отец?
- Не тревожься, Тенгери, веди себя спокойно.
Я попытался осторожно приблизиться к тому месту, где лежало наше платье и оружие. Делая маленькие неслышные шажки, я не спускал глаз со зверя. Вот я уже совсем близко.
Вдруг медведь остановился, встал на задние лапы и сквозь облако пара уставился на меня.
Мы смотрели друг другу прямо в глаза. С каменной стены мне на шею упало несколько холодных капель. Я невольно вздрогнул - и медведь тут же шлепнул правой лапой по теплой воде! Брызги разлетелись во все стороны. Медведь встряхнулся, зарычал и отступил на шаг назад, словно эта вода чем-то ему не понравилась.
- Медведи умеют плавать, отец?
- Нет, - ответил я, а сам подумал: "Эх, знал бы ты, сынок, что медведи без труда переплывают самые глубокие и широкие реки!"
Но чем-то этот чудотворный источник, этот дар богов, который вообще-то был всего-навсего маленьким озерцом, медведя испугал; иначе эта огромная зверюга, проснувшаяся во время зимней спячки от голода, давно уже прыгнула бы в источник - и чем бы это для нас кончилось, мне не хотелось даже гадать.
Тенгери стоял в воде, вытянувшись как стрела. То, что он не закричал от страха и не заплакал, я объяснял тем, что этот медведь, как и все медведи, выглядел довольно добродушным, глуповатым и беспомощным. Как он все время озирался, как опасливо шлепал лапой по воде! Неопытный мальчик мог принять такие движения за трусоватость и опасности не ощущать.
Над нами закружил коршун. Бурое чудище подняло башку и испустило к небу злобное рычание. В то же мгновение я потянулся за луками и кинжалами, лежавшими на берегу у самой воды.
Медведь, что-то учуяв, сразу же бросился в ту же сторону.
- Отец! Отец!
Луки треснули под его лапами, стрелы он расшвырял в разные стороны. Но кинжалы мне все-таки удалось схватить. Оказавшись вновь на самой середине озерца, я уже не сомневался: медведь в воду не прыгнет, он, скорее всего, боится лезть в теплую воду чудотворного источника.
И только теперь Тенгери расплакался.
Я обнял мальчика и сказал:
- А вот теперь тебе бояться нечего. Разве ты не помнишь, что я тебе говорил: посреди суровой зимы с ее снегами и морозами этот источник богов - островок вечного лета с травой и цветами.
- Но как же медведь, отец, как же медведь?
- Он, подобно зиме, тоже бессилен против источника богов, Тенгери. Вода защитит нас.
Мальчик перестал плакать.
- А когда он уйдет, отец?
- Когда он устанет, Тенгери. Ведь это мы спугнули его, прервали его зимнюю спячку, - ответил я, сам в это нисколько не веря. Но что мне было ему сказать?