А мы не отводили от него глаз, сгорая от любопытства, что-то он нам скажет? Иногда случалось, что кость лопалась пополам, и тогда тайна оставалась сокрытой. Так бывало не раз и не два…
Но на сей раз все как будто шло к счастливой развязке. Кость хрустнула, и по ней побежали трещинки - тонкие и потолще, короткие и подлиннее, они избороздили всю поверхность кости.
Шаман достал кость из костра железными щипцами, помахал в воздухе, чтобы остудить, и, осторожно взяв кончиками пальцев левой руки, приблизил почти вплотную к виску. Он к чему-то прислушивался, закрыв глаза, потом опустил кость пониже и впился в нее глазами. И вдруг прошептал:
- Ч-ч-ч… Ч-ч-ч…
Мы так и прикипели глазами к его губам.
Со стороны реки послышался крик турпана.
- Чин… чин… - проговорил шаман.
Мы все плотно обступили его.
И снова прокричал турпан.
- Ч-ч-ин-гис… Да-да, гис!
- Чингис? - удивленно поднял брови один из стариков.
- Да, Чингис! - ответил шаман. - Это правда, это мне сказала кость: Чингисхан! А это значит: Самый Настоящий Властитель! Вот как будут звать нашего героя.
Каждый из нас повторил это имя про себя.
- Чингисхан, - шептали мы. И еще и еще раз: - Чингисхан!
Темучин тоже повторил это имя. И Джамуха повторил его. Он, наверное, был рад, что кость не сказала: "Темучин".
- И где же тот, кто носит это имя? Кто он? - спросил Бохурчи.
Шаман ответил ему торжественно-размеренным голосом:
- Об этом кость ничего не сказала. Может быть, герой уже сейчас среди нас, но пока не знает, что будет носить это имя.
- И как же он об этом узнает? - вопрошал шамана пылкий Бохурчи.
- Небо подаст ему знак. Может быть, в виде белого сокола, который опустится на его шатер!
- Темучин! - воскликнул Бохурчи. - Кто, если не он? Самый Настоящий Властитель - это Темучин! Его и назовут Чингисханом.
Джамуха немедленно встал и зашагал к своему шатру, не сказав нам ни слова.
А Темучин проговорил с укоризной:
- Одного ты, Бохурчи, обидел, а другому не помог! Громкие мысли - все равно что повозка об одном колесе. Нагрузить ее можно доверху, только с места не сдвинешь!
И тогда Бохурчи тоже ушел от ночного костра. Но не оскорбленный, как Джамуха, а пристыженный, потому что понял, какую ошибку допустил.
На другое утро я спозаранку поспешил к озеру. Мне захотелось порыбачить после столь долгого перерыва, после столь шумных недель меня потянуло посидеть с удочкой у воды. В моих ушах до сих пор стояли крики и вой многих тысяч участников битвы, у меня до сих пор стояли перед глазами горящие юрты, потрясенные лица матерей, горы раненых и убитых.
Там, где гора, напоминающая горб верблюда, соприкасалась с небом, зажглось солнце. Я смотрел на него не отрываясь, и у меня начали слезиться глаза. Раскаленный диск поднялся над горой, и все окрест - и лес, и озеро, и кусты, и долину Черного Сердца - залило красноватым светом.
Сиди и наслаждайся ранним летним утром, шелестом пышных трав и запахом степного ветра! Когда я раздвигал камыш, он потрескивал: птицы испуганно вскрикивали, заслышав мои шаги. Решив переменить место, я искал, где бы устроиться поудобнее.
Но этим утром клева не было. Сколько раз я ни переходил с места на место, не шла рыба на крючок, и все тут! Озеро молча уставилось на меня, как зеркало, в которое я молча смотрелся. И только мягкий ветерок накладывал складки и морщинки на это зеркало.
Я больше не обращал внимания на мою уду и оставил ее в воде, потому что глаза мои нашли нечто, обрадовавшее их: блестящих на солнце стрекоз, которые покачивались на колышущемся камыше, пестроперых выпей, хватающих насекомых на лету, и даже несколько речных скоп, круживших над озером.
Уйдя в свои мысли и прислушиваясь к окружающему меня миру, я вдруг вздрогнул, заслышав неподалеку шелест щетинницы.
Шаги приближались.
Быстрые шаги.
Птицы вспорхнули с облюбованных мест.
А дикие утки ныряли в воду.
Кто-то позади меня раздвигал руками камыш, как незадолго до этого раздвигал его руками я. Прежде чем разглядеть человека, я увидел два приближавшихся ко мне кувшина, два красивых пустых кувшина, болтавшихся на вытянутых вперед руках и закрывавших лицо. Я очень скоро узнал его: это была девушка-меркитка из толпы пленных, которой я подал с лошади полную чашку кумыса. Сегодня у нее не было огненной лилии в волосах. Когда она заметила меня, ее руки с кувшинами опустились, и камыш передо мной сомкнулся.
- Пойди сюда, - сказал я.
Она не сдвинулась с места.
Я сделал несколько шагов ей навстречу и резко раздвинул камыш, так, что мы оказались с ней лицом к лицу.
Девушка улыбнулась:
- Я выхожу! - И прошла мимо меня.
На ней по-прежнему было грубое льняное платье тоскливого серого цвета, и она все еще ходила босая.
- Ты удишь рыбу?
Я кивнул.
- И сколько ты уже поймал?
- Ни одной.
- Ни одной? Я тоже всегда ловила рыбу - там, в верховьях Килхо! И в солнечный день, и в ветреный, и в дождь, и в туман. Даже зимой, когда лед приходилось пробивать, мы ловили рыбу. И она всегда нам попадалась. Там, в верховьях Килхо!
Рассказывая об этом, она весело перепрыгивала с одного большого камня на другой, и теперь на плоских камнях на берегу повсюду виднелись черные отпечатки ее мокрых ног.
- Может, озеро чересчур глубокое? Или чересчур холодное? - спросила она.
Я пожал плечами. Мне очень понравился ее голос. Когда я задерживал на ней свой взгляд, она отворачивалась и подолгу смотрела в сторону почти недвижного сейчас озера, темного леса или горбатой горы.
- Ты не любишь разговаривать?
Вместо ответа я лишь улыбнулся ей. А она вернулась к воде и наполнила свои кувшины.
- Садись рядом со мной, - предложил я, опасаясь, что она уйдет и я опять останусь один.
- С удовольствием, - ответила она и поставила кувшины на песок.
Девушка села напротив меня на синий камень, повернувшись спиной к озеру.
- Как тебя зовут? - негромко спросил я.
- Алтын-Читчик, Золотой Цветок! - ответила она мне, упершись локтями в колени и взяв голову в ладони. Сейчас она не сводила с меня своих узких темно-карих глаз.
- Золотой Цветок, - повторил я. - Красивое имя.
- А тебя как зовут?
- Кара-Чоно, Черный Волк.
Над Верблюд-горой появились темные тучи. Зеркало озера потемнело. Теплый ветер шевелил щетинницу. В лесу хрипло закричала сойка.
Золотой Цветок побежала к своим кувшинам, говоря:
- Как я могла забыть! Меня ждут в орде с водой!
- И когда ты вернешься обратно?
- Ты хочешь?..
- А ты хочешь, Золотой Цветок?
Она кивнула и исчезла со своими кувшинами, только и сверкнули ее голые загорелые ноги. В камыше зашуршало. Я долго слышал звук быстрых шагов Золотого Цветка - пока она не пошла по луговой траве.
Я сидел у воды один. Но представлял, что нас двое. Хорошо думать, что ты не одинок. И все, что я с этого времени видел, я как будто видел вместе с Золотым Цветком: и птиц, и лес, и озеро, и гору. И еще маленьких зеленых жучков, ловко вскарабкивавшихся на синий камень, на котором совсем недавно сидела Золотой Цветок.
Я так в нее влюбился, что мне даже страшно стало, а не случится ли с ней чего худого по дороге в орду. У кого она жила в темном закутке, кому прислуживала вместе с другими слугами? Был ли ее хозяин груб с ней, измывался ли над ней только потому, что она была пленной, да еще вдобавок из племени меркитов?
Пошел дождь, теплый и ласковый; со стороны озера донеслось что-то похожее на тоненький звон.
Я снова забросил в озеро свою уду.
И рыба пошла на приманку, одна большая рыба за другой. Дождь не холодил моего разгоревшегося лица, и я подумал еще, что Золотой Цветок обрадуется, увидев, сколько рыбы я наловил.
Когда дождь перестал и капли его стекали только по длинным стеблям камыша, а солнце подсушило уже мокрые камни, я лег на прибрежный мох, вытянулся во весь рост и опустил свои голые ноги в воду. Яркий небесный свет заставил меня смежить веки. Я снова увидел бредущих за запряженными яками повозками пленных, и среди них Золотой Цветок. Босоногая, она мелко семенила по теплой земле. Она была не такой усталой и грустной, как остальные, и глаза ее не были прикованы к колесам повозки, нет, она вертела головой по сторонам: то на кого-то из пленных бросит быстрый взгляд, то без страха посмотрит прямо в лицо одному из наших стражников, то поднимет глаза и долго не сводит их с синего неба, будто успевшего шепнуть ей: "Несмотря на все твои страдания, жизнь все-таки прекрасна!" А то она неожиданно нагнулась и сорвала на ходу красную, огненную лилию, отломила длинный стебелек и воткнула цветок в свои черные волосы. Я испытывал удовольствие всякий раз, когда она вдруг поднимала голову и смотрела на меня своими темно-карими глазами. Ее темные веки были покрыты мелкой желтоватой пылью, которая покрывала и длинные косы девушки, свисавшие на груботканое льняное платье, а потом эта желтая пыль легла даже в чашечку краской, огненной лилии.
Золотой Цветок!
Я уснул и взял ее в свои сновидения.