XV
Для Охотникова потянулись дни тяжкой борьбы со смертью, и Штофрегену иногда казалось, что молодая жизнь возьмет верх над смертью. Рана не закрывалась, но самочувствие больного по временам заставляло его забывать о своей болезни. Принцесса писала ему каждый день и несколько раз, в сопровождении Натальи Федоровны, навестила его в глубокой тайне. Но доктор Штофреген запретил эти посещения, потому что они слишком сильно влияли на спокойствие Охотникова. Почувствовав себя лучше, Алексей Яковлевич решился выйти из службы и в конце октября, через три недели после покушения на него, подал в отставку "за имеющейся у него грудною болезнью". Цесаревич Константин, должно быть, не совсем поверил этой болезни и предписал самому шефу полка, генерал-адъютанту Уварову "Охотникова лично освидетельствовать в болезни и действительно ли к службе неспособен". И только когда Уваров подтвердил неспособность Охотникова к службе, он был уволен от нее навсегда. Но в это время и врачи потеряли надежду на выздоровление молодого офицера. "Более двух-трех месяцев он не протянет", решил, наконец, Штофреген, и эту весть княгиня Голицына со всеми возможными предосторожностями сообщила наконец принцессе, незадолго пред тем давшей жизнь крошке-дочери.
Штофреген не мог разрешить принцессе навестить умирающего, уверяя, что ему вредно всякое волнение. Лишь за несколько дней до смерти Охотников испытал счастье увидеть свою возлюбленную. Уступая настояниям и просьбам принцессы, Штофреген дал наконец разрешение на ее свидание с Охотниковым, но под условием, чтобы оно продолжалось лишь несколько минут.
Горе принцессы наложило свою печать на ее-наружность. Она перестала быть очаровательной Психеей, той молодой женщиной, которой так еще недавно любовалась в Павловске императрица Мария Феодоровна. Впалые глаза, слегка пожелтевшее, осунувшееся лицо, медленная, тяжелая походка, - все это красноречиво говорило об испытанном ею потрясении, о душевном недуге, подтачивавшем ее жизнь. Однажды вечером, в назначенный час, в сопровождении Натальи Федоровны принцесса Луиза вошла к Охотникову, который уже не мог встать с постели, но встречал ее, как свою королеву, в мундире, в комнате, украшенной цветами. Принцесса приблизилась к нему и поцеловала его в лоб.
- Louison, как я благодарен вам за ваше посещение, - проговорил Охотников, целуя у нее руку: - я чувствую себя, как в Светлое Христово Воскресенье.
- Если бы не ваш Штофреген, - сказала принцесса, вглядываясь в бледное лицо своего друга - я давно была бы здесь. Да и теперь он позволил мне видеться с вами всего несколько минут, но уверяет, что потом, когда вам будет лучше, мы будем видеться чаще и продолжительнее.
- Я не верю Штофрегену, как и всем докторам, но я так счастлив, что вижу вас теперь и вижу вас у себя притом, что готов исполнять ради этого все, что он прикажет, Боже мой, Louison, ведь недавно еще мы были так счастливы, ангел мой бесценный, а теперь я чувствую, что умираю и должен тебя покинуть навсегда!
- Зачем это думать, - спокойно возразила принцесса, едва сдерживая слезы: - мы еще будем жить друг для друга.
Дверь отворилась, и из-за нее показалось озабоченное лицо Штофрегена.
- Доктор находит, что вам нужно уходить, душа моя Louison. Пусть так, уходите, но…
И глаза Охотникова с мольбою устремились на молодую женщину.
Она поняла его и поцеловала его в губы.
- Я умираю, - произнес Охотников - счастливым, но дайте мне что-нибудь, что унесу с собою.
Принцесса увидела лежавшие на столе ножницы и, отрезав локон своих волос, положила его к нему на грудь. Охотников закрыл глаза, и принцесса выбежала, вся в слезах, навстречу отворившему дверь Штофрегену…
Это последнее свидание свое с Охотниковым принцесса помнила потом в мельчайших подробностях, всю жизнь, и оно наложило на нее навсегда печать меланхолии и грусти.
Закрыв глаза при уходе принцессы, Охотников впал в беспамятство, и долгое время все усилия Штофрегена привести его в чувство не имели успеха. Только к утру Охотников пришел в себя, призвал брата, Александра Яковлевича, и просил его положить с ним во гроб золотой медальон с портретом принцессы, кольцо, которое он постоянно носил, и локон, оставленный ему принцессой. Шкатулку с письмами принцессы он поручил передать тому лицу, которое придет за ними. Затем Охотников трогательно простился с Прокудиным, с Ефимом и со всеми своими слугами. Все плакали навзрыд.
Последними словами Охотникова были: "Прощайте, друзья мои, я вас покидаю".
Принцесса на другой же день после смерти Алексея Яковлевича поехала поклониться его телу, не боясь уже огласки и презирая гнев своего мужа. В глубоком трауре, в сопровождении сестры, недавно прибывшей в Россию, она приехала вечером на квартиру Охотникова и была встречена Александром Яковлевичем. Он оставил их одних в комнате, где стоял гроб брата. Принцесса, стоя у гроба на коленях, долго плакала и молилась. На следующий день сестра принцессы вновь приехала, чтобы взять шкатулку с письмами, и от имени Луизы просила разрешения, поставить памятник на могиле покойного на средства и по мысли принцессы.
- Vous ne réfuserez pas de céder vos droits? C’est une amie qui desire faire cette triste offrande à la mémoire du défunt, - сказала она Александру Яковлевичу.
Разумеется, согласие было дано.
XVI
Памятник этот до сих пор украшает собою Лазаревское кладбище Александро-Невской лавры. Он изображает собою скалу с дубом, вершина которого сломлена бурей; у подножия скалы на коленях женская фигура в покрывале держит в руках погребальную урну; под скалою якорь, символ спасения. На памятнике простая надпись: "Здесь погребено тело Кавалергардского полку штабс-ротмистра Алексея Яковлевича Охотникова, скончавшегося генваря 30 дня 1807 года на 26 году от рождения". Памятник этот, небольшой по размерам, но чудной работы из мрамора, несмотря на слишком столетнее свое существование без какого бы то ни было ремонта, пока цел, но постамент ушел в землю и памятнику угрожает падение. Если это случится, его, конечно, уберут куда-нибудь, а на его месте выроют другую могилу с роскошным купеческим мавзолеем…
А сто лет тому назад эту могилу чуть не каждую неделю посещала принцесса Луиза, переодетая в простое платье, одна, без провожатых, плакала на ней и молилась. Какие думы, какие чувства приносила она на эту безвестную ныне могилу и какие уносила от нее? До конца жизни не забывала она этого последнего убежища своего несчастного друга. Не забыла она и о нем. После ее смерти в шкатулке, которую она постоянно имела при себе, найдены были письма и портрет Алексея Яковлевича Охотникова.
Старая фрейлина
I
Фрейлинский коридор Зимнего дворца, всегда чинный и спокойный, на этот раз затих совсем. Мягкий свет масляных лам, расположенных в разных местах по стенам коридора, освещал пред собою пустыню. Лишь изредка из-за тихо скрипнувшей двери выходивших в коридор фрейлинских комнат выглядывала в эту пустыню пара любопытствующих глаз и вслед затем быстро исчезала, да тихо, бесшумно, как привидение, скользила по мягкому ковру коридора вымуштрованная придворная прислуга. Не было слышно ни звука. А между тем в этот коридор выходили помещения больше двадцати фрейлин императриц Марии Феодоровны и Елизаветы Алексеевны, с соответствующим количеством горничных, и наступило время вечернего чая, обычно столь оживленное в этом самом населенном верхнем уголке царского жилища. Что же случилось?
Случилось то, что случалось уже не раз. В коридор только что поднялся из своих апартаментов сам чарующий, пленительный император Александр Павлович и, любезно кланяясь встречавшимся ему на пути фрейлинам, прошел в помещение фрейлины, княжны Туркестановой. Это была чуть ли не старейшая по возрасту фрейлина из всех находившихся в придворном штате, но, несмотря на свои сорок три года, княжна, быть может с помощью искусства, сохраняла моложавый вид, и классические по правильности черты ее лица грузинского типа, увенчанные открытым, высоким лбом, смягчались умным и мягким выражением прекрасных черных глаз. Среди обитательниц фрейлинского коридора, большею частью молодых жизнерадостных девушек, княжна Варвара Ильинична Туркестанова, считалась не только старейшею, но и умнейшею из фрейлин. Она много читала, еще более видела в своей долгой девической жизни. Молоденькие фрейлины привыкли относиться к ней с уважением, тем более, что никакая сплетня (а она так была возможна в тот легкомысленный век!) не смела коснуться личности княжны Варвары. К своим младшим подругам во фрейлинском звании она относилась с нежным участием и добротою, стараясь смягчить все неизбежные для них огорчения на скользком придворном паркете. "La vertu, l'élévation d’esprit et de coeur", - вот что говорили о Туркестановой даже кумушки петербургского большого света. Сирота, на двадцатом году жизни оставшаяся одна, без состояния, на попечении родственников, Варвара Ильинична уже пятнадцать лет находилась при дворе и сумела заручиться расположением даже императрицы Марии Феодоровны и старой ее подруги, графини Ливен, известной своими строгими и непоколебимыми правилами и необычайным немцелюбием. И когда в прошлом 1818 году императрица, собираясь в путешествие за границу, избирала себе лиц свиты, она прежде всего остановилась на Туркестановой, подведя ее к государю со словами: "Sire, voilà que el qu’un de bien aimable en voyage!" Но чего стоило княжне это всеобщее внимание, каких усилий воли, какой ломки чувств и характера, об этом знали только княжна Варвара и ее подушка.