Против других дней было в этот день и нечто неповторимое - первая баня и первая подгонка формы, торжественность и приятность чего не могли испортить даже бесконечные придирки и указания юнца–капрала.
А потом пошли чередой дни и ночи, и один день сменял другой, и все они были наполнены трудом, трудом и трудом…
* * *
- Летние месяцы для кадет не вакации, но - служба. И в оные месяцы, отставив всяческую книжную премудрость в сторону, данным нам господином генерал–фельдцейхмейстером планом, прежде всего прочего предписывается кадетов обучать всяческой экзерциции, - говорил на первом с ними занятии капитан Мордвинов. - Кадету надлежит знать: экзерцицию конную и пешую, солдатскую и унтер–офицерскую, а особливо маршировать - вперед, вбок, накось и назад, тихо, посредственно, скоро и весьма скоро.
Всякой кадет должен уметь без замешкания и проворно заполнить во фрунте места упалые во время сражения, и все то, что до действа принадлежит с неприятелем, исполнять скоро и безо всякого замешательства. Он также обязан знать, как следует разводить на часы и сменять, знать различие барабанных боев, быть хорошо осведомленну, как солдатам жить в артелях, и до тонкостей знать ефрейторскую, капральскую и унтер–офицерскую должности.
И все сие, должен заметить, кадету надлежит знать к концу первого года службы. А к концу второго года должен он сверх экзерциции знать и начала художества воинского, кое состоит из того, каким образом офицеру во всяком фронте обращаться, и как в роте и полку повеления давать, и как стрельбу всякую производить, и как солдату одету быть.
К концу же третьего года должен кадет досконально знать, что на содержание солдата дается, в какие сроки получают вещи мундирные и амуничные, как жалованье, фураж и провиант раздавать и при жалованье какие у кого вычеты чинятся.
Капитан Мордвинов замолчал и внимательно оглядел три десятка мальчиков, с почтительным удивлением внимавших ему и ничуть не веривших, что всю эту великую премудрость можно одолеть за какие–то три года.
И только двое из новичков глядели на него без страха и изумления. Мордвинов знал обоих - запомнил, когда привели к нему в школу их родители, инженер–генерал–майор Бибиков и инженер–полковник Голенищев - Кутузов.
Особенно невозмутимым показался капитану Кутузов, и он спросил его:
- Кадет Кутузов, сможешь ли повторить, что я сказал?
- Попробую, господин капитан, - ответил Миша и почти дословно повторил то, о чем говорил начальник школы.
- А сможешь ли все сие за три года одолеть? - спросил его же Мордвинов.
И Миша ответил:
- Так точно, смогу, господин капитан.
- Отчего ж так уверен? - задал ему последний вопрос Мордвинов.
- Да оттого, что тысячи людей до меня сию премудрость одолели. Стало быть, одолею и я, ежели буду стараться.
- Вот пример вам, господа кадеты, - проговорил Мордвинов растроганно. - Ежели кадет в строю ворон не считает и не спит, хотя бы и вполглаза, то и выйдет из него славный офицер. Молодец, Кутузов. Хвалю!
А теперь, господа кадеты, передаю вас гефрейт–капралу Ивину, а он станет обучать вас, как следует различать барабанный бой, ибо без сего уподобитесь вы глухим или же безъязыким.
И хотя в перечне экзерциции знание боев барабанных стоит не в самом начале, обучение начнете с сего именно.
Мордвинов отошел, а на его место встал гефрейт–капрал Ивин - бравый молодец лет семнадцати, с пробивающимися усиками, рыжий, широкоплечий, с нагловато выпученными голубыми глазами.
На белой перевязи нес он большой барабан, а в левой руке держал пару палок.
Он окинул веселым взором кадет и произнес сипловатым, ломающимся баском:
- Ну, новики, слушай, что скажет вам гефрейт–ка–прал Петр Ивин. Первым российским барабанщиком был сам царь Петр, мой августейший тезка. И был он барабанщиком в лейб–гвардии Преображенском полку. И после него стали в барабанщики определять лишь лучших солдат и унтер–офицеров.
Ивин не добавил: "как я", но видно было, что думал он именно так, ибо при последних словах гефрейт–ка–прал гордо вздернул голову и расправил и без того широкие плечи.
- А теперь слушай и запоминай! Первый бой есть: "Под знамя!" - выкрикнул Ивин и, склонив голову, ударил дробь.
Палочки так и замелькали в его руках. Он весь ходил ходуном, одною ногой отбивая такт, и казалось, что и он сам и его барабан есть нечто единое, так лихо, так залихватски отбивал он сигнал за сигналом, любуясь собственным мастерством и заставляя влюбляться в свое в общем–то нехитрое художество и всех этих мальчишек.
Ивин пробил первый сигнал, затем после паузы крикнул: "Честь!" - и ударил бой, который выбивают при прохождении церемониальным маршем в честь какой–либо особы, персоны или церемонии.
А потом он бил "На молитву" и "Сбор", сигналы: "На развод караулов" и "Тревогу", "Колонный марш" и "Марш похоронный" и "К экзекуции", когда гнали солдата сквозь строй или казнили, и "Повестку", и "Зорю".
Отбив все сигналы, какими сопровождалась жизнь солдата в казарме и в поле, на бивуаках и в бою, Ивин утомленно опустил руки и сказал:
- А теперь послушайте "Марш–поход". Его бьют, когда отдают честь караулы, а также на парадах, смотрах и прочих церемониях. "Марши–походы" бывают разными, и солдат всегда отличит, какой полк идет на параде или в церемониальном марше. Есть бой "Пионерный", он же "Саперный", это наш бой - военных инженеров.
И гефрейт–капрал снова, будто и не устал, с особой лихостью дважды пробил его.
Барабан после этого ударил в последний раз, а затем Ивин сказал:
- Есть бой "Армейский", есть "Гренадерский", "Гвардейский", есть и "За военное отличие". И ежели идет армейский полк, а барабанщики бьют "Гренадерский бой", то, значит, полк сей пожалован этим отличием за храбрость в бою. А ежели вы услышите еще и марш "За военное отличие", то, стало быть, полк отмечен за храбрость дважды.
Почетный бой барабанный есть полковая награда, подобная серебряным трубам или надписи на грена–дерках об отличии в кампании.
А теперь вот, слушайте: "Армейский".
И снова зарокотал барабан, и Мише представились походные солдатские колонны, отбивающие шаг - мерно, непреклонно и безостановочно.
И Ивин, всякий раз называя разновидность того или иного "Марша–похода", бил и бил в барабан.
А Миша подумал: "Вон оно сколько премудрости стояло всего за одной строкой экзерциции: "Знать различие барабанных боев", а сколько еще других строк в ней было! Но ведь экзерцицию нужно было не только помнить и понимать, ее надобно было еще и без промедления выполнять. Причем выполнять машинально, не раздумывая, каждый раз все более оттачивая совершенство исполнения".
А экзерциция была не самой большой армейской премудростью, а, как Миша вскоре понял, лишь первой, довольно низенькой ступенькой на очень высокой лестнице военного мастерства.