В Петербурге Инженерная школа поступила под команду нового командира - инженер–полковника де Кулона, капитана французской армии, поступившего в русскую службу семь лет назад. Де Кулон, или Декол–лонг, - в казенных бумагах писали его и так и этак - оставил по себе добрую память, оказавшись человеком грамотным и честным, приехавшим в Россию не на ловлю чинов, хотя преуспел и в этом, выйдя в отставку генерал–лейтенантом, но для верной службы новому своему отечеству.
По переезде школы в Петербург, Петр сразу же взял ее под свое наблюдение. Он присутствовал на занятиях, проверяя учеников по арифметике и геометрии, по тригонометрии и фортификации.
В "Уставе воинском" 1716 года Петр писал: "Инженеры зело потребны суть при атаке или обороне какова места. И надлежит таких иметь, которые бы не только фортификацию основательно разумели и в том уже служили, но чтоб и мужественны были, понеже сей чин паче других страху подвержен есть".
Требуя от инженеров мужества, не менее того строго спрашивал он и профессионального мастерства, особенно же в главной науке военных инженеров - фортификации, науке о строительстве и обороне крепостей.
Здесь более прочих почитал он достославного инженера маршала Себастьяна де Вобана и требовал досконального знания его сочинений. Особенно же полезною почитал он книгу Вобана "Истинный способ укрепления городов" и сию книгу считал основой в обучении фортификаторов.
Однако же не только книги почитал он такою основою. Так, 20 января 1724 года писал царь генерал–фельдцейхмейстеру Брюсу: "Для учения инженеров и минеров надлежит, кроме бумаги, на земле практиковать, перво малыми модельми, а потом обыкновенно, как следует: часть апрошев, також сапы и галлереи чрез водяные и сухие рвы, также и мины, для чего удобна старая крепость Канецкая, которой еще один бастион целой, а и прочих остатки есть". Крепость Канецкая, или же Ниеншанц, стояла неподалеку от города - на Охте, в семи верстах от устья Невы. После того как построена была Петропавловка, эта крепость роль свою "невского ключа" сразу же потеряла и оказалась пригодна лишь как учебный полигон для минеров и фортификаторов.
Замечательным же было и то, что, кроме Вобана, в школе изучали - и столь же внимательно - и труды самого непримиримого его противника голландского инженера Минно Кегорна, который не только в теории отвергал многие постулаты француза, но и на практике опровергал их: Кегорн был современником Вобана, не раз воевал против него, с успехом выдерживая осады, которые маршал безуспешно производил.
Когда Петр умер, то для участия в его похоронах было выбрано и пятнадцать лучших воспитанников Инженерной школы.
Через три года после смерти Петра Инженерная школа перешла в ведение вновь образованной Инженерной конторы. Во главе ее встал обер–директор над фортециями, граф Бурхард Миних.
Он приехал в Россию в 1721 году, после того как через русского посла в Варшаве, князя Григория Долгорукого, передал Петру I свои сочинения по фортификации. Петр назначил его инженер–генералом и поручил закончить сооружение Ладожского канала, который уже прорывали между Невою и Волховом.
В 1731 году строительство канала было закончено, и тогда же Миних получил указ сената "на строение Инженерной школы, коликое число надобно каких материалов и припасов и во что то строение ценою станет, смету и тому строению обрис, ему, графу фон Миниху, учиня, подать в Сенат". Граф все сие "учинил" и предложил купить для Инженерной школы собственный его дом, находящийся на Инженерном дворе.
Тогда же - в 1731 году - на Литейном дворе, который выходил одною стороной на Неву, а другой - на Литейную улицу, разместилась и вновь образованная Санкт - Петербургская артиллерийская школа. Она заняла двухэтажный каменный дом с высокой башней.
Так как впоследствии две эти школы были слиты в одну, имеет смысл рассказать и о новом учебном заведении - Артиллерийской школе.
В нее принимались главным образом незнатные дворяне и офицерские дети. Сначала их было 60, затем - 90. (В Инженерной школе училось в то время 100 человек.) Артиллерийская школа делилась на две части - арифметическую и чертежную. Ученики проходили практику в артиллерийской лаборатории, помещавшейся на левом берегу Невы, неподалеку от Смольного дворца царевны Елизаветы Петровны, большой любительницы пушечной пальбы и фейерверков.
С 1737 года в той и другой школах были установлены строгие сроки сдачи экзаменов. Там еще помнили старожила Московской пушкарской школы Якова Назарова, который, поступив учиться в 1703 году, окончил курс наук в 1722, успев за девятнадцать лет учебы не только постареть, но и сильно попортить зрение и слух, в связи с чем, только окончив школу, вышел в отставку "на пенсион".
Для приема экзаменов, производившихся публично, собиралась особая комиссия во главе с одним из сенаторов. Однако же от сего правила тотчас же пришлось отказаться: первый ее председатель генерал–аншеф Чернышев честно пред государынею Анной Иоанновной - дело происходило в ее царствование - признался, что будет на экзамене бесполезен, "подобно прочим сенаторам за необучением другим наукам, кроме военной экзерциции", сиречь строю и шагистике.
В это же время многие ученики и Артиллерийской и Инженерной школ стали жить не на вольных квартирах, а в помещениях своих заведений.
И содержание, и форма в обеих школах были почти одинаковы. Воспитанники получали на пропитание по гривеннику в день, носили кафтаны красного сукна с черными воротниками и обшлагами, красные суконные камзолы и штаны, кожаные башмаки зимою, а в остальное время года холщовые штиблеты и треугольные шляпы, в Инженерной школе - с серебряным позументом, а в Артиллерийской - без позумента.
Воспитания, в том смысле слова, как сегодня, в школах не было. Обучению же уделялось все внимание. От учащихся требовалось серьезное и добросовестное отношение к делу, ибо их дело понималось всеми как рано начатая военная служба.
И потому в стенах школы воспитанники были маленькими солдатами, вне стен - дворянскими недорослями, предоставленными самим себе.
Если же случались "куражи и пассажи" - а они случались, и нередко, - виновных судили по всей строгости военных судов и приговаривали и к шпицрутенам, и к розгам, и к отдаче в солдаты.
Воспитанники в обеих школах были разного возраста - от 10 до 25 лет, но и самым старшим из них не разрешалось жениться.
Еще при жизни Петра, в 1723 году, на воспитанников военно–учебных заведений была распространена 77 статья "Воинского артикула", по которой "школьникам во всех науках, как артиллерийских, так и инженерных, отнюдь не жениться, под штрафом бытия трех лет в каторжной работе". Запрет этот сохранялся и двадцать лет спустя.
Что же касается образования, то следует признать, что оно было на высоте. Из числа первых ее учеников вышли и Михаил Васильевич Данилов - неплохой писатель и первый переводчик английского поэта Попа, автора знаменитого "Опыта о человеке", и создатель русской конной артиллерии генерал–аншеф Корнилий Богданович Бороздин.
Двенадцати лет Бороздин был определен Петром I в Инженерную школу и по окончании ее стал служить в артиллерии.
С назначением Шувалова генерал–фельдцейхмейстером Бороздин стал одним из деятельнейших его помощников.
В 1757 году с началом Семилетней войны Бороздин был назначен командующим артиллерии в действующей армии и затем отличился в трех самых крупных сражениях - при Цорндорфе, Пальциге и Кунерсдорфе.
Трижды раненный, Бороздин в августе 1759 года оставил армию и переехал в Петербург, где прослужил еще пять лет, а затем вышел в отставку и уехал к себе в имение Ладино в Новоржевский уезд Псковской губернии.
Известно также, что в разное время воспитанники этих школ, еще не окончившие курса обучения, направлялись и в иностранные миссии в Бухару и Швецию, и для устройства крепостей на, юге Украины в команде фортификатора генерал–майора де Биньи, и со знаменитым историком и администратором Василием Никитовичем Татищевым в Сибирь и на Урал - помощниками и шихтмейстерами, и при снаряжении Второй Камчатской экспедиции на Камчатку, когда того потребовал составитель атласа России Иван Кириллович Кирилов, и, наконец, по многим приказам Миниха для наблюдения за строительством Кронштадта и Ладожского канала.
В 1742 году попавший в немилость Миних был сослан в Пелым, и его место заступил принц Людвиг Вильгельм Гессен - Гомбургский - один из дальних родственников новой царицы.
Может быть, о нем не стоило бы и упоминать, но как раз принц Людвиг оказался первым, кому императрица вменила объединить под своим началом все военные учебные заведения, и в том числе школы Инженерную и Артиллерийскую.
За то время, когда Инженерная школа объявилась в Петербурге, ее командирами уже побывали и француз де Кулон, и инженер–капитаны - немцы Гольцман, фон Виттиг, Браке, и снова француз - поручик де Марин, отличавшийся, кстати, несмотря на малый чин, и образованностью, и деловитостью. (Именно в те годы, когда школой командовал инженер–капитан фон Виттиг, и учился здесь кадет Ларион Голенищев - Куту–зов.)
В 1745 году начальником обеих школ стал князь Василий Аникитич Репнин, сын петровского фельдмаршала Репнина, человек строгих правил, прекрасно образованный, убежденный враг чужеземного засилья.
И все же он оставил поручика де Марина во главе Инженерной школы, а во главе Артиллерийской поставил старого, но еще весьма бодрого петровского сподвижника, основателя горного дела в России голландца Вильгельма Геннина.
Вильгельм Иванович, как стали звать Геннина в России, сначала работал на литейном дворе, затем стал артиллерийским офицером и во время Северной войны дослужился до чина полковника.