Но Кутузов не умер. Более того, он вылечился и вернулся в строй очень быстро.
Врач, лечивший его, писал: "Сей опасный сквозной прорыв нежнейших частей и самых важных по положению височных костей, глазных мышц, зрительных нервов, мимо которых на волосок прошла пуля, прошла и мимо самого мозга, не оставил других последствий, как только что один глаз несколько искосило!"
И врач, лечивший его, говорил: "Надо думать, что Провидение сохраняет этого человека для чего–нибудь необыкновенного, потому что он исцелился от двух ран, из коих каждая смертельна".
Вторая рана оказалась, к счастью, гораздо легче первой: Кутузову даже не понадобилось уезжать куда–нибудь для лечения. Через три месяца он был совершенно здоров и 6 декабря уже принял участие в штурме Очакова.
За подвиги в войне с турками он получил от Екатерины еще три ордена.
А спустя два года волею императрицы боевой генерал становится дипломатом - его отправляют в Константинополь чрезвычайным и полномочным послом.
Перед отъездом его принимает Екатерина и во время аудиенции не только обсуждает предстоящую ему миссию, но и обласкивает и одаривает его. А после того как он блестяще осуществляет посольство, Екатерина оставляет его служить в Петербурге и делает одним из приближенных - другом и советчиком.
Два последних года ее жизни - а умрет она в 1796 году - Кутузов очень часто бывал во дворце, оставаясь иногда с глазу на глаз с Екатериной и нередко обедая и ужиная за одним с нею столом. Он служил теперь главным директором Сухопутного шляхетского кадетского корпуса и обнаружил ко всем своим достоинствам еще и незаурядный талант педагога. К помощи Кутузова - педагога тоже - не раз прибегала Екатерина, поручая ему то шестнадцатилетнего шведского короля Густава IV Вазу, то собственного шестнадцатилетнего внука - Константина.
В последний раз Кутузов встретился с Екатериной вечером 5 ноября 1796 года за ужином в Царскосельском дворце.
На следующий день Екатерина умерла….Ужас объял сановный Петербург. Казалось, что непобедимая вражеская армия приближается к столице, - так страшен был множеству приближенных Екатерины великий князь Павел Петрович, вчера еще - наследник, цесаревич, ныне уже - император.
Почему же Павел был им столь страшен? Потому что Екатерина не любила сына, а льстивые сановники, подыгрывая ей, всячески демонстрировали свою неприязнь к нему. Екатерина поселила Павла в Гатчине, весьма редко допускала его к себе и не поручала Павлу никаких государственных дел, выказывая тем самым полное пренебрежение к нему.
Вместе с тем она окружила наследника соглядатаями и шпионами, и каждый его шаг, каждое слово становилось тотчас же известными ей.
Наследник же, хотя и был человеком с немалыми странностями, обладал и некоторыми несомненными достоинствами. Он был хорошо образован, энергичен, деятелен, да только не на что было ему эту энергию направлять, кроме как на то, чтобы бесконечно муштровать небольшой "деташемент" солдат, размещенный в Гатчине.
Нелюбовь матери он воспринимал как незаслуженную обиду и объяснял ненавистью Екатерины к убитому с ее согласия отцу, которого он совсем не помнил, но сильно любил. Может быть, потому и любил, что не помнил.
Желая угодить императрице, многие ее придворные нарочито неприязненно и даже враждебно относились к Павлу. Он знал это, знал и имена их, но был пока что бессилен бороться с ними.
Меж тем время шло. Павлу сровнялось тридцать, минуло сорок… А он все был цесаревич, все - наследник.
Девятнадцати лет Павла женили на ГессенДарм–штадтской принцессе - Вильгельмине, но и здесь несчастье не оставляло его - жена скончалась через три года.
Вторым браком женат он был на другой немецкой принцессе - Софье Вюртембергской, принявшей в России при крещении по православному обряду имя Марии Федоровны. Мария Федоровна родила цесаревичу трех сыновей и шестерых дочерей, и только последнего сына - Михаила - родила она, когда Павел стал уже императором, остальные же восемь детей были у него, когда он все еще пребывал "вечным принцем".
Екатерина II, став бабушкой, отобрала у Павла старших его сыновей - Александра и Константина - и стала воспитывать их у себя, исподволь готовя себе союзников в возможной династической борьбе, стараясь посеять в сердцах внуков сначала неприязнь и неуважение, а затем и ненависть к родному их отцу; полностью пожать плоды этого воспитания ей не удалось, но через пять лет после смерти Екатерины дурные семена, посеянные ею, дали пышные всходы - сыновья убили отца…
Однако не станем забегать вперед так сильно. Цесаревич, получив известие о смерти матери, тут же помчался в Петербург. Покойницу еще не успели обрядить, как наследник привел к присяге сенат и генералитет и сразу же начал разрушать созданное Екатериной здание государственного устройства, ликвидировать и отменять многое из того, что она сделала, и насаждать то, чему была она непримиримая противница. Павел начал с того, что выпустил из тюрем самых опасных политических противников Екатерины - Александра Радищева, которого она почитала "бунтовщиком хуже Пугачева", создателя "Типографской компании", просветителя и книгоиздателя Николая Новикова и захваченного в плен вождя польских повстанцев Тадеуша Костюшко.
Павел выгнал из армии и государственного аппарата сотни сановников и генералов, особенно близких его покойной матери, но Михаила Илларионовича монарший гнев миновал.
Дело было, в частности, в том, что Голенищевы - Кутузовы, пользуясь расположением Екатерины II, в то же время сохраняли наилучшие отношения и с наследником престола, - вспомните, какое место занимал при его особе Иван Логинович и каким благодарным по отношению к нему оказался потом его воспитанник.
Приязнь к адмиралу Голенищеву - Кутузову распространилась и на племянника - Михаила Илларионовича.
С "коронною переменой" никаких метаморфоз с Михаилом Илларионовичем не произошло - он оставался при прежних чинах и на старых постах.
Положение его изменилось в конце 1797 года, когда после "высочайшей аудиенции" был он послан Павлом в Берлин - поздравить с восшествием на престол нового прусского короля Фридриха - Вильгельма III.
Это была официальная и наиболее приятная часть миссии. Другая же - более важная - состояла в том, чтобы вступить с Пруссией в более тесный союз.
Кутузов еще ехал в Берлин, а вслед ему уже летели монаршие милости: "назначить инспектором Финляндской дивизии", то есть командующим военным округом в Финляндии, а через десять дней и пожалование генералом от инфантерии - последним генеральским званием перед фельдмаршалом. Наконец, во время этой же поездки Павел велел одному из полков - Рязанскому мушкетерскому - "впредь именоваться Рязанским мушкетерским генерала от инфантерии Голенищева - Кутузова полком".
В ожидании очередной и уже близкой войны со Швецией назначение в Финляндию было не просто почетным, но и ответственным поручением, и Кутузов, начиная с этого времени, почти ежедневно переписывается с Павлом и часто бывает у него.
Павел оказал Кутузову и еще более высокую, как тогда считалось, честь: крестил второго и третьего внуков Михаила Илларионовича - Федора и Павла. (Матерью этих мальчиков была старшая дочь Кутузова - Прасковья Михайловна, в замужестве Толстая.) Затем Кутузов был удостоен и еще одной милости: стал кавалером Большого креста ордена Иоанна Иерусалимского - награды мальтийских рыцарей, чьим Великим магистром был Павел, и что, вследствие последнего обстоятельства, считалось также особой честью. В 1800 году из рук Павла Кутузов получил и высший орден Российской империи - Андрея Первозванного, как и за тринадцать лет перед тем от Екатерины, - за блестяще проведенные маневры.
Однако не следует думать, что отношения между императором и генералом были столь безоблачны - повышения по службе, ордена, новые поместья… Отнюдь нет.
Павел был непостоянен в симпатиях и антипатиях, непредсказуем и сумасброден в намерениях и поступках. Он же возвел великого Суворова "в княжеское Российской империи достоинство с титулом "Италийского", пожаловал генералиссимусом и повелел "гвардии и всем российским войскам даже в присутствии государя отдавать ему все воинские почести, подобно отдаваемым особе его императорского величества" - и что же? Не прошло и пяти месяцев, как оказался Суворов в опале и в Петербург - больным и умирающим - привезен был почти тайно.
Кутузов знал это и постоянно опасался необузданного императорского гнева по любому, самому ничтожному поводу.
Например, в письме к генерал–адъютанту А. И. Нелидову от 13 июля 1798 года, сообщая об описке, сделанной в рапорте Павлу, он просил Нелидова доложить об этом царю "и представить без всякого от меня извинения мою рабскую повинность".
Осторожность в отношениях с взрывоопасным Павлом заходила так далеко, что Кутузов в бумагах, адресованных царю, не только сам всячески избегал употреблять отдельные, неугодные самодержцу слова, но и предостерегал в том своих подчиненных.
Так, 9 апреля 1800 года он рекомендовал подчиненному ему генерал–майору Быкову писать не "отряд", а "деташемент", не "степень", а "класс", не "общество", а "собрание", не "гражданин", а "мещанин" или "купец", хорошо зная, как относится Павел к таким понятиям, как "общество" или "граждане".
После успешных маневров Кутузов был оставлен в Петербурге и все чаще стал бывать у Павла в новом, только что построенном Михайловском замке. Иногда вместе с ним бывала и старшая его дочь - Прасковья
Михайловна.
Меж тем против Павла, как в свое время и против его отца - Петра III, начал созревать дворцовый заговор.