Он выпрямился, протянул руку, точно хотел произнести проклятие, и глаза его метали молнии. Он походил не на верховного пастыря любви и милосердия, дающего мир и утешение страждущему человечеству, а на полководца воюющей церкви, готовящейся подчинить своему владычеству все народы мира.
Слуга вошел и доложил, преклонив колено, о приходе графа Джироламо Риарио.
Поднятая рука папы опустилась, лицо приняло обычное спокойное, приветливое выражение, и он велел принять посетителя. Граф Джироламо опустился на колени перед дядей, тот благословил его и подал руку для поцелуя. Глаза папы засветились мягким, сердечным блеском, и все лицо преобразилось.
- Встань, я всегда рад тебя видеть, я уверен в твоей искренней преданности, которая так редко встречается. Тяжело и грустно управлять людьми путем страха, когда так хотелось бы давать и получать любовь! Чего же удивляться, если я приближаю к себе моих родных по крови, когда я уверен в их любви и благодарности?
- Со мной, ваше святейшество, можете быть в этом твёрдо уверены, - отвечал Джироламо, вставая, и еще раз поцеловал руку папы. - Я только желаю и стараюсь заменить моему милостивому дяде утрату моего брата, которого смерть унесла во цвете лет, и все мои мысли и устремления принадлежат великой задаче вашего святейшества - восстановить и упрочить владычество папского престола в Италии и во всем христианском мире назло явным и тайным врагам.
- Это я знаю, - сказал папа, ласково похлопав племянника по плечу. - Выполнить эту задачу или приблизить ее исполнение составляет цель моей жизни и святую обязанность высокого положения, дарованного мне Божьей милостью. Но ты прав: святому делу противятся многочисленные тайные и явные враги.
- В этом я снова убедился, святой отец, - сказал Джироламо. - Поэтому тайные враги должны быть уничтожены в первую очередь, и прежде всех - Лоренцо де Медичи, который скрывает свое предательство под маской лицемерия.
- Лоренцо де Медичи? - переспросил Сикст. - А что такое? Ведь он покорился и допустил назначенного мною архиепископа, правда, показав мне предварительно, что он может и противиться моей воле! - добавил он с горьким смехом. - Но все это изменится, когда строптивая республика будет окружена, когда Имола…
- Имола! - прервал его Джироламо. - Это отлично понимает хитрый Лоренцо, не принимающий княжеского титула, чтобы управлять деспотически, поэтому он отказывается выдавать необходимую для покупки сумму, как ему приказывали ваше святейшество.
- Отказывается? - переспросил папа, покраснев от гнева. - Он осмелился ослушаться моего приказания?
- Лицемерный, как всегда; он уверяет, что не может достать эту сумму.
- Он лжет, одного слова его достаточно, чтобы найти куда большие суммы! Это открытое сопротивление, измена церкви и мне, удар из-за угла, разрушающий весь мой план… Мне уже кажется, будто Сфорца раскаивается в продаже Имолы, а если уплата не состоится, то они могут к этому придраться, чтобы нарушить договор…
- Уплата состоится, святой отец, - сказал Джироламо, - и мой флаг скоро будет развеваться на шпиле Имолы в честь и к услугам вашего святейшества.
- Каким образом? - недоверчиво спросил Сикст. - Где я достану деньги, если мой казначей отказывает мне в кредите?
- Банк Пацци взял на себя уплату… Я покончил это дело вчера с Франческо де Пацци.
- Пацци? Они так богаты… и решились идти против Медичи?
- Из преданности вашему святейшеству и в надежде на защиту и поддержку высшего правителя Италии.
- Значит, есть еще преданные слуги церкви и ее пастыря, а я оказывал предпочтение хитрым врагам. Это новое сопротивление Лоренцо должно быть наказано, а заслуга Пацци вознаграждена. Медичи лишатся звания казначея, и я передаю его Пацци. Приведи ко мне Франческо.
- Он в приемной, ждет приказаний вашего святейшества, - поторопился объявить Джироламо. - Я знал, что справедливость моего милостивого дяди и покровителя не оставит без награды важную услугу. Но этого недостаточно, святой отец… Коварные враги не достойны вашего долготерпения… Их надо уничтожить навсегда!
- Уничтожить, сын мой? - вздохнул Сикст. - Это скоро и легко не дается, Флорентийская республика слишком сильна…
- Не республика, святой отец, - она покорится, - а уничтожить надо тех, которые пользуются могуществом республики, чтобы противиться вашему святейшеству. Люди, желающие и могущие выполнить это дело, просят только приказания и благословения святого отца.
- А кто эти люди? Где они? - с разгоревшимися глазами спросил папа.
- Франческо де Пацци, архиепископ Пизы и начальник моего войска Джованни Баттиста де Монтесекко, хорошо известный вашему святейшеству. Пацци и Сальвиати имеют много приверженцев во Флоренции и стремятся освободить свою родину от деспотизма выскочки, а Монтесекко с моим войском сдержит чернь, преданную Медичи.
Папа опустил голову и долго стоял в раздумье.
- А ведь это дело может удаться, если его повести умно и решительно. Позови этих людей, так неожиданно предложивших мне помощь в борьбе с врагами.
Он сел в кресло, а Джироламо привел ожидавших, которые опустились на колени и поцеловали крест на белой шелковой туфле папы. Он наклонился для братского поцелуя к архиепископу и с приветливым достоинством сказал Франческо Пацци:
- Я с удовольствием узнал, сын мой, какое доказательство преданности ты хочешь мне дать. Такой поступок заслуживает благодарности и награды. Я передаю тебе и твоему дому звание казначея папского престола и лишаю этой чести тех, кто оказался недостойным моего доверия. Ты незамедлительно получишь это назначение.
- Благодарность моего дома будет безгранична, - отвечал Франческо с радостным и торжествующим видом, - и мы всегда будем стремиться быть достойными этой высокой милости. Мы никогда не допустили бы, чтобы наш родной город доставил вашей милости так много горя несправедливым сопротивлением, как это, к сожалению, случилось.
- Мое отеческое сердце страдало от поведения Флорентийской республики при назначении архиепископа в Пизу, но я знаю, что в этом виноват один человек, забравший себе неограниченную власть во Флоренции, и я жалею, что среди ваших сограждан не находится ни одного, который решился бы положить конец такой вопиющей несправедливости.
- Такой человек нашелся, святой отец, - сказал архиепископ. - Он перед вами, а его родные и друзья, равно как и мои, помогут ему.
- И я тоже, - вскричал Джироламо, - как верный друг и сосед республики, с которой хочу жить в мире и согласии, что невозможно, пока Медичи держат в оковах ваш город.
Папа одобрительно кивнул головой.
- Это будет дело, угодное Богу, мое согласие и благословение вам обеспечено, но как вы выполните его?
Он сделал им знак, все поднялись, и архиепископ изложил условленный план.
- Согласен с вашим планом, - заметил папа. - Если все верные и благородные граждане города будут действовать сообща, он может удаться, и незаконная власть будет свергнута. Только я требую одного: чтобы не было пролито крови. Правое дело не должно быть запятнано преступлением.
Франческо с архиепископом молча поклонились, а Монтесекко сказал:
- Трудно будет, святой отец, произвести полный переворот, не подвергая опасности жизнь Медичи, а, пожалуй, и некоторых их друзей.
- Этого не должно быть, - строго сказал папа, - мой священный сан воспрещает мне вызывать или хотя бы допускать смерть человека. Лоренцо дурно и незаконно поступал против меня и против церкви, за это он будет лишен своего положения и предан суду, но его смерти я не хочу.
- Воля вашего святейшества для нас закон, - сказал Джироламо. - Будет сделано все возможное, чтобы ее исполнить, но без борьбы Медичи не сдадутся, и если кто-нибудь погибнет при этом, то ваше святейшество простит тому, кто вынужден был защищаться.
Папа поднялся с кресла, глаза его сверкали, он грозно протянул руку и крикнул громким голосом, раздавшимся на всю комнату:
- В груди твоей кипит злоба дикого хищника, а я судья без злобы, и справедливость не исключает долготерпения. Не осмеливайся переступить мою волю, чтобы не навлечь на себя мой гнев!
Джироламо, дрожа, склонил голову, а архиепископ поспешил сказать:
- Ваше святейшество правы, справедливость не исключает долготерпения, Лоренцо де Медичи не должен избегнуть справедливого суда за свое преступление, так как он один виновен в противодействии Флорентийской республики святому престолу. Как только он перестанет там властвовать, республика подчинится главе христианского мира, и вся Италия от Альп до берегов Сицилии будет повиноваться воле святого отца.
- Ты говоришь верно, брат мой, - сказал папа, опять садясь в кресло, - поэтому такое преступление не должно миновать суда.
- Святой отец, предоставьте нам выполнить это дело, - смиренно заметил архиепископ, - и будьте уверены, что мы приведем его к желанному результату.
- Да будет так, - согласился папа, - но не забывайте о чести папского престола. Также и ты, Джироламо, и все твои друзья - я не хочу, чтобы на вас осталось пятно.
Все преклонили колени под благословением папы, потом Франческо Пацци, архиепископ и Монтесекко удалились, а Джироламо остался по его приказанию.
- Ну, - ласково сказал Сикст, - ты знаешь мою волю. Я верю, что ты будешь повиноваться ей, а теперь забудем тревоги и заботы, которые нам доставляют злые люди. Прикажи позвать того, кого я жду. Я так стремлюсь доставить радость, когда уверен в благодарности.