"Я понял из разговоров солдат, что что-то такое готовится. Они глупо взялись за дело, а дураки - плохие союзники. Умный плывет по течению и в волнах всегда найдет чем поживиться", - подумал Луиджи.
Он вышел во двор, отворил дверь в стене, окружавшей всю остерию, прислушался к гулу и пошел к городу, пробираясь возле заборов.
Монтесекко прошел через коридор в свою комнату и застал Клодину совсем одетой в свой мужской костюм. Она тоже слышала шум и, по привычке к походной жизни, приготовилась к каким-нибудь неожиданным событиям. Она испугалась, когда Монтесекко вошел бледный и расстроенный, подбежала к нему и с тревогой спросила:
- Что случилось?
- Большое несчастье, Клодина, - отвечал он, вздыхая с облегчением и плотно запирая дверь, - но оно может принести счастье.
Он вкратце рассказал ей обо всем случившемся.
- Но тебе, Баггиста, нечего бояться, не правда ли? - спросила она. - У тебя нет ничего общего с этими убийцами? Ведь ты не обнажил бы оружие против беззащитных?
- Нет, нет, конечно, хотя они старались втянуть меня в их злодеяния, но я отказался от всякого участия я согласился только охранять порядок в городе. Граф Джироламо тоже уже хотел отстраниться от них. Но все-таки мы должны укрыться, дорогая, пока ярость толпы уляжется, а потом я решил бросить службу у графа я поступить к Лоренцо, которому, конечно, нужен опытный и храбрый воин. Может быть, этот день, стоящий так много крови, принесет нам желанное счастье. Я больше не могу иметь дела с врагами Медичи, а если Лоренцо еще не нужна моя служба, то мы можем прожить пока на то, что осталось от последней вербовки.
Он достал из-под камзола кожаный мешочек и вынул из него два туго набитых кошелька.
- Это золото обеспечивает пока нам независимость, - сказал он, - но я не могу иметь его при себе в такое время.
- Ты никуда не пойдешь, Баггиста, - с испугом вскричала она. - Умоляю тебя, будь хоть один раз в жизни осторожным. Назови это трусостью, если хочешь, но мужество и храбрость тут не имеют ни цены, ни значения.
- Будь покойна, Клодина, - с улыбкой отвечал он, - меня самого не тянет в свет, который внушил мне сегодня глубокое отвращение, и теперь мое оружие будет служить только честному, благородному делу. Дай-ка мне стакан сиракузского. Оно весьма недурное у Луиджи, а мне надо подкрепиться. Все, что я видел сегодня, подействовало на меня сильнее, чем самый утомительный переход или самая жаркая схватка.
Клодина налила ему стакан вина, он выпил и прилег на диван.
- Я устал, - сказал Монтесекко, - у меня глаза слипаются, дай мне поспать немножко. Может быть, в скором времени нам предстоит много труда и забот.
Клодина поправила ему подушку, и он скоро заснул. Она же сложила руки и тихо молилась, со страхом прислушиваясь к усиливающемуся гулу голосов, доходившему из города.
Прошло около часа. Крики приближались, слышались отдельные грозные возгласы, и Клодина не знала, будить ей Монтесекко или нет.
Из города действительно шла буйная толпа, направляясь к гостинице. Из толпы, шедшей к воротам, как тень выскользнул Луиджи и пробрался вдоль заборов к боковой двери. Он прибежал в комнату Монтесекко, проснувшегося от шума.
- Они идут сюда, капитан! - вскричал Луиджи. - Я не могу не впустить их, если они потребуют… Может быть, они и не будут вас искать здесь, но приготовьтесь к опасности.
Монтесекко встал с выражением полного спокойствия и решимости.
- О Боже, Боже, помоги нам! - простонала Клодина, ломая руки.
Луиджи впился глазами в кошельки с золотом.
- Это надо убрать в безопасное место, да, кстати, и синьору, скрывающуюся под мужским костюмом, - я это давно понял, а теперь не время скрытничать. Я позабочусь о ней. Пусть выйдет в соседнюю комнату, а за золото я отвечаю.
Он отнес кошельки в соседнюю комнату и подтолкнул туда упиравшуюся Клодину.
- Он прав, Клодина, - сказал Монтесекко, - спрячься туда, я так хочу. Я и не в таких переделках бывал и буду спокойнее, зная, что ты в безопасности. Иди, я приказываю тебе… Повинуйся, время не терпит.
Уже слышно было, как стучали в ворота, и в то же время раздался звонок.
- Я должен им отворить, капитан, - сказал Луиджи. - Может быть, еще удастся их успокоить.
Он поспешно запер дверь в соседнюю комнату, где Клодина упала на колени, и побежал к воротам.
Монтесекко надел шлем и взялся за рукоятку шпаги.
Шум внизу все усиливался. Через минуту распахнулась дверь, дикая толпа ворвалась в комнату, засверкали окровавленные кинжалы и мечи, направленные на Монтесекко. Он вынул шпагу, левой рукой взялся за кинжал и крикнул громовым голосом:
- Назад, не подходить! Кто сделает шаг вперед, того я уложу на месте. Подло убивать невинного человека. Я дешево свою жизнь не отдам, и вы за нее мне заплатите немалой кровью!
Он размахивал шпагой перед собой; нападавшие отступили, но со всех сторон раздались угрожающие возгласы:
- Коли его мечом!.. Выбейте у него оружие!.. Это наемник проклятого кардинала!.. Он должен был охранять убийц!..
Монтесекко отбил несколько направленных на него мечей и закричал:
- Я не имею ничего общего с убийцами… Это вы убийцы, если хотите пролить кровь невинного человека. Ведите меня на суд… Я дам ответ и докажу мою невиновность… Назад! Или я буду рубить!
Толпа опять отступила, но голоса гудели, как рычание хищника, готовящегося к прыжку.
Высокий, плотный мужчина из цеха чесальщиков выступил вперед, говоря:
- Капитан прав, его вина не доказана, хоть он и имел сношения с преступниками… Благородный Лоренцо сам предостерегал нас против незаконного возмездия. Если он хочет предстать перед судом, то наша обязанность свести его в синьорию и передать совету.
Кое-где раздались слова неудовольствия, но толпа все-таки послушалась мастера из такого почтенного цеха. Шум стал утихать.
Монтесекхо вложил шпагу в ножны и сказал:
- Я подчинюсь решению совета… и верю вашему слову, - добавил он, обращаясь к чесальщику.
Высокий мужчина пошел вперед, Монтесекко последовал за ним, со вздохом взглянув на дверь в соседнюю комнату, и шествие направилось ко дворцу синьории. Тут капитана сдали караулу, а чесальщик и еще несколько человек пошли в зал заседаний объявить, что привели капитана Монтесекко, служащего при кардинале Риарио и заподозренного в участии в покушении на убийство Медичи.
Чезаре Петруччи только что вернулся от Лоренцо.
- Над ним свершится суд! - торжественно произнес гонфалоньер. - Скажите это народу, а сами можете присутствовать при суде и решении. В такое время народ должен видеть, что избранные им представители исполняют свой долг без лицеприятия.
Монтесекко ввели в зал заседаний и подвергли строгому допросу о его пребывании во Флоренции и о преступном замысле, с руководителями которого он состоял в личных сношениях.
- Я мог бы сказать вам, благородные синьоры, - спокойно отвечал Монтесекко, - что вы не судьи надо мной, так как я не подданный Флорентийской республики, но это были бы излишние пререкания, ибо я в вашей власти. Я солдат и пустых слов не люблю, также и трусом никогда не был, а ложь - трусость, потому я вам скажу все, как было, тем более что это лучше всего послужит моему оправданию.
- Это самое лучшее, что вы можете сделать, - заметил Петруччи, - тем более что мы удостоверили истину другими свидетелями, а ложь может только ухудшить ваше положение.
Монтесекко ясно и подробно рассказал, как Франческо Пацци, архиепископ Сальвиати и граф Джироламо предложили ему участвовать в свержении Медичи и изменении порядков во Флорентийской республике, введя войско в город из Имолы для подавления народного движения. Он же хотя и находился на службе у графа, но поставил свое участие в зависимость от одобрения плана его святейшеством папой.
- И папа дал это согласие? - спросил Петруччн.
- Так точно, - отвечал Монтесекко, - иначе я немедленно бы отстранился от этого дела.
Среди присутствующих послышались сдержанные проклятия, а Петруччи воскликнул:
- Это ужасно! Представитель Христа на земле одобряет предательское убийство. Тщательно записывайте показания капитана, чтобы ни одного слова не было пропущено, - сказал он, обращаясь к советнику, составляющему протокол.
- Вы ошибаетесь, благородные синьоры, - твердым голосом заявил Монтесекко, - его святейшество разрешил, правда, перемену правления Флорентийской республики, на которое жаловались сами же флорентийцы, как Франческо Пацци и архиепископ Сальвиати, но он самым решительным образом запретил проливать кровь.
- Значит, мудрый Сикст думал, что правление республики может быть свергнуто без кровопролития и Медичи могут быть устранены живыми? - с ядовитой усмешкой заметил Петруччи.
- Я говорю правду, - торжественно произнес Монтесекко, - и клянусь в этом кровью Спасителя.
- Говорите, говорите дальше! - покачав головой, сказал Петруччи.
Монтесекко рассказал, как граф Джироламо посылал его к Лоренцо, и граф Джироламо, по его словам, тоже изменил свое намерение и приказал ему приведенное тайно к воротам Флоренции войско отослать назад, но заговорщики действовали быстро. Медичи предполагалось схватить и арестовать во время парадного завтрака в честь кардинала, но так как Джулиано был не здоров, то решили выполнить план в церкви, во время обедни.
- Осквернение храма с согласия папы и архиепископа! - воскликнул Петруччи.