Глава V
В НОЧНОМ
Густые тучи покрывали небо. Непроглядная тьма нависла над Москвой. В воздухе пахло дождем, и где-то вдали тревожно мигали зарницы. Давно потухли свечи в боярских хоромах и лучины в избушках бедняков. Пусто и тихо было на улицах; лишь изредка слышалась унылая перекличка решеточных сторожей.
За городской заставой паслись лошади, выгнанные в ночное. У глубокого оврага, пересекавшего луг, горел костер; вокруг огня расположились четверо ребят в стареньких армяках и полушубках.
Спутанные лошади лениво бродили по траве. По временам шаги их замирали в отдалении. Тогда сидевшие у костра призывали коней протяжным тихим свистом.
Старшему из ребят, Гришухе Тютину, исполнилось шестнадцать лет; его товарищи были значительно моложе.
В ночное Гришуха Тютин явился не с пустыми руками: около него лежал топор, тускло поблескивая при свете костра.
- Степ, а Степ! Поди проведай лошадей, - сказал Гришуха.
Белобрысый Степка Казаков замотал взъерошенной головой.
- Ишь, хитрый! - плаксиво ответил он. - Так я тебя и послушал!
- Я сбегаю, Гришуха! - бодро вскочил младший из ребят - Ванюшка Ракитин, коренастый, широкоплечий мальчуган с круглым лицом и румяными щеками.
- Ты уж! - покровительственно молвил Гришуха. - Ладно, сиди, сам схожу.
Он заткнул топор за опояску и скрылся в темноте. Оставшиеся плотнее прижались друг к другу. Степка от усердия бросил в костер охапку сучьев и приглушил пламя.
- Эй вы там! - послышался зычный голос Гришухи. - Чего балуетесь?
- Дуй! Дуй! Дуй! - зашептали ребята.
Костер снова запылал, и ребята откинулись от огня.
Подогнав лошадей поближе, Гришуха вернулся. Егорка Марков тронул его за плечо.
- Слышь, Гришуха, дай-ка топор - я ветрячок вытесывать буду.
- Не сидится тебе без дела! - Гришуха подал топор.
Сухощавый, высокий Егорка ловко заработал топором, раскалывая на планки привезенный с собой чурбак.
Егорка Марков славился среди соседских ребят изобретательностью. У него немало было игрушек своей работы: птиц, хлопающих крыльями, дергунчиков, разноголосых свиристелок. Летом Егорка устанавливал на огороде необычайные чучела, которые вертели головой, махали руками и отгоняли воробьев от грядок с огурцами и горохом.
Егорка кончил ветрячок, повертел в руках, отложил в сторону. Ребят одолела дремота. Они поплотнее натянули армячишки, привалились друг к другу…
Вдруг из оврага донесся пронзительный разбойный свист.
Робкий Степка вскочил и рванулся прочь.
- Стой, дурашка! Куда бежишь? В темноте как раз и схватят! А сюда небось не сунутся… Видал, каков у меня топор?
Прошло минут пять - никто не появлялся. Ребята начали успокаиваться.
- Он пугал, - догадался Гришка. - Только с нас взять нечего.
- А лошади! - вскрикнул Ванюшка.
Гришка вскочил и бросился к коням. Скоро он вернулся, тяжело дыша.
- Все тут… Ух, напугался!
Он подбросил дров в костер. Ребята боялись уснуть, завязался разговор.
- Слышь, ребята! - шептал Степка, делая страшные глаза и прикрывая рот рукой. - Намедни воры забрались к купцу Федосейкину, что на Варварке торг ведет. Спит, значит, Федосейкин в горнице и слышит - стукнуло. Ему и помстилось - кошка. Он: "Брысь, проклятая!" - а в темноте кто-то как закричит: "Мя-а-а-у-у!" - да таким, братцы, голосом, что у него аж волосы дыбом встали.
- Да ну тебя, Степка! - перебил Егорка Марков. - И без того тошно…
- Не хошь, не надо, - равнодушно согласился Степка, но не утерпел и завел другой страшный рассказ.
Гришуха нечаянно взглянул в темноту и оледенел от ужаса: из-за ближнего пригорка тянулось что-то черное, косматое…
- У-у-у!! - взвыл парень не своим голосом.
Ребята прижались к нему, бледные, неподвижные.
- Смотрите, смотрите!..
Черное, страшное придвигалось ближе, подвывая по-щенячьи.
- А где Ванюшка? - вспомнил Егорка.
Ванюшки в самом деле не было. Он незаметно отполз от костра, вывернул полушубок и напугал товарищей.
Гришуха больно оттаскал озорника за волосы:
- Вот тебе! Вот тебе! Не пугай вдругорядь!
- Ребятки, я какое дело слыхал, - снова зашептал болтливый Степка. - Сухареву башню знаете?
- Как не знать!
- Там ребят собрали со всей Москвы и обучают грамоте… Порют, говорят!
- Эка невидаль! - откликнулся Ванюшка. - Когда грамоте учат, завсегда порют.
- Самый главный у них заправила - прозванье ему Брюс… Колдун и чернокнижник. Он черту душу продал… Моя тетка сама видела - лопни глаза! - как он летал ночью на дальнозоркой трубе…
- На чем? - переспросил Гришуха.
- На дальнозоркой трубе… Такая труба: через нее всё-превсё по самый край света видно.
- Брешешь, Степка! - возмутился Гришуха.
Но Ванюшка возразил:
- Мой батька сам такую у немца видел.
- Коли так, ври дальше!
- Вылетел это он, братцы, на дальнозоркой трубе - и прямо на месяц…
- Это зачем же? - удивились слушатели.
- Пес его знает! Может, с покойниками разговаривать.
- Ох, ни в жизнь я в школу не пойду! - решил Степка, бледнея от страха. - Там всякому чернокнижью обучат и душу сгубят.
- Нет, я бы пошел! - мечтательно сказал Егорка. - Ей-бо, пошел бы. Насчет чернокнижья ты зря говоришь. Чернокнижному волшебству колдуны по тайности обучают. А в школе Псалтырь да Евангелие велят читать, цифирь показывают!
- Вона! Зачем тебе цифирь? Больно учен станешь!
- Вот и хорошо, что учен! С цифирью я всякому хитрому мастерству обучусь.
- Цифирь купеческому делу пригодна, - неожиданно вступился Ванюшка Ракитин.
Гришуха рассмеялся:
- Ты нешто в купцы метишь? Чем торговать будешь? Битыми горшками?
- Повремени насмешки строить, - серьезно, как большой, ответил десятилетний Ванюшка и добавил то, что не раз слышал от взрослых: - Москва тоже не одним часом обстроилась.
- Ох-хо-хо! - Гришка, схватившись руками за живот, захохотал, но вдруг остановился, лицо его стало серьезным. - Нам ли, бесштанным, в грамотеи лезть? Отцов наших задушили поборами, замучили. - Парень начал считать по пальцам, распялив ладонь: - Хомутовый сбор - раз! Подужный - два! Без хомута да без дуги лошадь разве запряжешь, ребята? А водопойное? Прорубное? С покосов? - Гришка сердито сжал кулаки.
- Что ты жалишься, Гришуха! - перебил Степка Казаков. - Не одним вам, ямщикам, тяжело. У тятьки намедни все дубовые гробы в казну отобрали.
- Гробы боярам да дворянам, верно, надобно стали! - хихикнул веселый Ванюшка Ракитин и смолк.
Гришуха сердито дернул его за вихор:
- Молчи, неугомон! В гробы те бояре наперед нашего брата заколотят!..
Разговор оборвался.
Ребята сидели, клевали носом. Очнувшись, подкидывали дров в костер.
Вдруг послышался шум, зашуршала осыпающаяся земля. Ребята вздрогнули, мигом слетел сон. Из оврага выкарабкался мужик в меховой шапке, в опрятном поношенном армяке и кожаных постолах. За спиной его была торба с чем-то мягким. Поглаживая черную курчавую бороду, нежданный гость остановился в нескольких шагах от костра и, улыбаясь, глядел на ребят. Те оторопели, а Гришуха ощупал топор - ловко ли лежит под рукой.
- Это он нас давеча напугать хотел? - прошептал Степка.
Гришуха утвердительно кивнул головой.
- Лошадок караулите? - хриплым, но приятным баском спросил мужик.
- А ты нешто не видишь? Давно приглядываешься!
Мужик посмотрел с недоумением.
- Нельзя ли у вашего костра посидеть?
- Садись, коли не шутишь, - неохотно пригласил пришельца Гришуха, а сам поплотнее обхватил топорище.
- Да вы меня, ребята, не бойтесь, - усмехнулся мужик, - я вам зла не сделаю.
- А свистел зачем? Лошадей отогнать хотел?
Мужик искренне удивился.
- Я свистел? Лошадей отгонял? Да что вы, братцы! По мне, конокрадство - самый тяжкий грех! И подошел-то я сюда только-только, ваш костер меня приманил.
Ребята начали успокаиваться.
- Чего же ты бродишь по ночам, как супостат? - недовольно спросил Гришуха.
- Вишь, как ты круто поворачиваешь, милок! Слова твои верные, да ведь не сам себе человек судьбу выбирает.
Егорка, смущаясь, достал из сумки краюху хлеба и кусок сала.
- Ты, может, дядя, голодный? На, возьми.
Мужик принял из рук мальчика еду. Через несколько минут он блаженно откинулся на спину, положив под голову торбу.
- Спаси тебя Христос, - ласково обратился он к Егорке. - Уважил дядю Акинфия, а то, признаться, с утра крохи во рту не было. А как звать тебя, паренек?
- Егоркой кличут.
- Егоркой… - многозначительно протянул Акинфий. - А ты, случаем, не стрелецкий ли будешь сын? Есть у меня друг закадычный, сильно ты на него обличьем смахиваешь!
У Егорки захолонуло сердце. Еще когда их семья быстро и без лишнего шуму перебралась из Стрелецкой слободы к Спасу на Глинищах, бабка Ульяна строго-настрого наказывала мальчику: "Ежели будут тебя пытать, какого ты роду, не говори, что из стрельцов. Не дай бог, прознают злые люди, что мы царский указ нарушили, из городу выгнать могут…"