Гурлов покосился на него. Чаковнин продолжал дымить трубкой, не обратив внимания на приветствие.
- Или не узнали меня? - повторил Савельев. - Я секретарь князя Каравай-Батынского, Созонт Яковлевич…
Сильно хотелось ему в эту минуту подсесть к ним и предложить расправиться с князем по-своему, - сговориться бы да и покончить с ним!..
Увы! Ему опять не ответили.
Тогда он стал располагаться на другом конце стола; достал из погребца, который принес за ним работник дворника, нож, вилку, тарелки, флягу с вином, стаканы и завернутую в бумагу холодную говядину, курицу и прочую снедь.
- Что же, - усмехнулся он, - пока я на службе был - водили со мной знакомство, а теперь, как прогнали меня, так и знать не хотите?..
- Как прогнали? - встрепенулся Гурлов.
Созонт Яковлевич знал, чем взять его. Он нарочно соврал, что прогнан князем.
- Прогнали меня за вас, Сергей Александрович, за то, что не сумел захватить вас сегодня, - пояснил он весьма естественно. - И вот вы видите теперь человека, лишенного крова…
- Ну, и забодай тебя нечистый! - проворчал себе под нос Чаковнин, запыхтев своей трубкой.
- Винца не прикажете ли? - предложил Савельев, берясь за флягу.
Чаковнин взглянул на Гурлова, и оба они рассмеялись. Савельев налил себе полный стакан, отпил до половины и проговорил:
- Доброе винцо! Вы не думайте, что оно - того же состава, что и погубивший меня сегодня квас…
Такая откровенность поразила даже Александра Ильича, и он, подняв брови, глянул на Созонта Яковлевича.
- Я потому откровенен так, - сейчас же сказал тот, - что все равно терять мне нечего… Говорю вам, что человек я, лишенный крова. - Он принялся разрезать курицу и стал было производить это очень деловито, но вдруг поднял голову. - Напрасно вы изволите ко мне с таким презрением относиться! - воскликнул он. - Может быть, я и достоин его, но, во всяком случае, имею право на снисхождение. Вы думаете, дешево доставалась мне жизнь у князя? Только лютейшему врагу могу пожелать такую. Сколько я унижения перенес, сколько обиды, сколько слез огорчения пролил я втихомолку - знаю я да подушка моя! - Созонт Яковлевич так расчувствовался, что у него навернулись слезы, и он смахнул их. - Я вам прямо скажу, - продолжал он, - что лютейший враг мой, общий с вами, - князь Гурий Львович Каравай-Батынский. И не теперь стал он врагом моим, а всегда я чувствовал к нему омерзение. И вот истинно говорю вам, что ежели вы желаете предпринять что-нибудь серьезное относительно этого деспота, то я всей душой рад помогать вам! - Он проговорил это совершенно искренне и совершенно искренне желал войти в союз с людьми, которых считал врагами князя. - Вы, может, не доверяете мне? - сказал он снова, помолчав. - В таком случае я готов идти на испытание, согласен, чтобы вы испытали меня…
- А, забодай тебя нечистый! - крикнул Чаковнин, вдруг обозлясь. - Да что ты в самом деле, панибратствуешь с нами, что ли? Коли тут заезжий двор, так и всем ход дозволен, так и делай, что тебе тут требуется…
Савельев вдруг стал собирать тарелки и прибор в погребец и, не кончив этого занятия, потому что голос Чаковнина становился все грознее, выскочил из комнаты.
XVIII
Когда он уселся в экипаж, отдав предварительно точные и обстоятельные приказания дворнику, он постарался чистосердечно ответить себе на вопрос: если бы Чаковнин и Гурлов согласились на предложенный им союз и они все трое вернулись бы в Вязники - удержался бы он от соблазна выдать их? И он чистосердечно должен был признаться себе, что соблазн был очень велик.
Приказания, которые дал он, уезжая, заключались в следующем: дворник должен был отправить Гурлова с надежным ямщиком, который, куда бы тот ни велел ему везти себя, должен был непременно доставить его в город к заставе. Сделать это было легко, потому что Гурлов не знал дороги. Кроме того, все вероятия были за то, что сам он велит везти себя в город. На заставе ямщик должен был назвать своего седока, а там уже будут ждать его полицейские чины для того, чтобы взять. Ради того, чтобы обделать это дело, Созонт Яковлевич и поторопился отправиться в город. Не хотели они друзьями с ним стать, так пусть почувствуют, каков он враг.
Дворник получил от Савельева сто рублей - сумму очень большую - на подкуп ямщика и для собственного вознаграждения. В таких случаях, как этот, Савельев не скупился на княжеские деньги.
Гурлов с Чаковниным опять остались одни сидеть у стола.
Напрасно старались они придумать хоть что-нибудь для освобождения Маши. Гурлов, благодаря случаю, избежал насилия и имел возможность выбраться из Вязников. Чаковнин, как было условлено, привез ему его платье, ну, а дальше что? Теперь-то что они будут делать?
- Вы, как ехали сюда, Прохора Саввича видели? - спросил Гурлов.
- Видел! Сказал ему, что мы тут, на заезжем дворе, встретимся сегодня… А все-таки я говорю, что только прямой путь нам и возможен.
Чаковнин настаивал на том, чтобы Гурлов оставался где-нибудь здесь поблизости, а сам он, Чаковнин, поедет к князю и поговорит с ним по-своему. Ему казалось, что он может заставить Гурия Львовича отпустить Машу, употребив в дело опять что-нибудь вроде мозаиковой крышки.
Гурлов возражал. Видимо, этот план вовсе не нравился ему. Но, со своей стороны, он не мог сделать никакого иного предложения, и потому они вертелись все на одном и том же, не приходя ни к чему положительному.
- Да неужели нам нет выхода? - громко проговорил Сергей Александрович.
- ю может быть, и есть! - послышался в дверях знакомый голос.
Гурлов вздрогнул. Чаковнин поднял свечу над головою и пригнулся, чтобы разглядеть, кто вошел. В дверях стоял Прохор Саввич.
- Громко изволите дебаты свои вести! - сказал он, улыбаясь. - Хорошо, что поблизости посторонних нет, а то даже в коридоре слышно…
- Вы каким образом здесь? - удивился и вместе с тем обрадовался Гурлов, вставая ему навстречу.
- С секретарским камердинером в бричке приехал, а теперь, как они проследовали благополучно дальше, остался здесь ради вашей печали.
Чаковнин, видимо, тоже обрадовался появлению старика.
- Садитесь - гостем будете! - проговорил он.
Прохор Саввич положил шляпу и трость и сел к столу.
- Так вы полагаете, государи мои, что выхода нет? - тихо сказал он, и морщины на его бритом выразительном лице разгладились доброю улыбкой.
- По-моему, выход один, - ответил Чаковнин, - я поеду и поговорю с этим князем начистоту, а он пусть подождет, - показал он на Гурлова.
- А ждать-то ему каково? - улыбнулся опять Прохор Саввич. - Вы думаете, усидит он вдалеке от Вязников?
- А отчего же ему и не усидеть?
- А зазнобушка? - спросил Прохор Саввич.
Гурлов смущенно потупился. Прохор Саввич сразу уловил главную причину, по которой не нравился Сергею Александровичу план Чаковнина и о которой ему не хотелось говорить.
- А, вам Александр Ильич рассказал все? - смущенно произнес он.
- Ничего мне Александр Ильич не рассказывал! У меня свои глаза есть, - возразил Прохор Саввич. - Вы думаете, что мне непонятно было, почему вы вдруг из Москвы вслед за ее приездом явились и о ней расспрашивали? Так расспрашивают лишь в том случае, если действительно любят. Я-то знал о ней, только ничего вам не рассказывал, потому что ничего не мог утешительного сообщить. Князь тиранил ее до сих пор.
- Ну, а теперь? - чуть слышно произнес Гурлов.
- А теперь, могу вам сказать, что с этой стороны не тревожьтесь. Гурий Львович хочет лаской ее взять, роскошь пред ней расточает, роскошью одурманить желает. Теперь она отлично обставлена.
- Ну, в этом отношении я Машу знаю, - вздохнул Гурлов, - роскошью ее не возьмешь.
- Ну, и отлично! - согласился Прохор Саввич. - Так вот, видите ли, - обратился он к Чаковнину, - молодцу не усидеть вдали от Вязников, все равно удерет и попадется, как кур в ощип… Надо обдумать дело как следует…
- Забыл я про это - забодай меня нечистый! - проворчал Чаковнин. - Ну, пусть едет в Вязники, а я поговорю с князем.
- А если он и слушать не захочет?
- Меня-то?
- Эх, Александр Ильич! Что один раз возможно, то не всегда повторяться должно. Теперь князь говорить с вами будет, конечно, с опаской. Ну, в крайнем случае, убежит от вас. Хорошо! А ведь та, из-за которой мы стараемся, совсем в его руках. Всякий наш промах на ней отозваться может!..
- Так что же делать? - воскликнул Чаковнин, начавший уже сердиться.
- Послушаться моего совета, - ответил Прохор Саввич.
XIX
Чаковнин, пыхнув большим клубом дыма, проговорил:
- Ежели по вашему совету нужно кому-нибудь два ребра вышибить - так я это сразу, а на фокус-покусы - извините, не мастер.
Он был немножко недоволен, как сочинитель плана, который провалился. Авторское самолюбие его слегка страдало.
- Секретарь Савельев видел вас здесь? - спросил Прохор Саввич.
- Видел.
- Вместе?
- Вместе.
- Нехорошо!
- Ничего нет нехорошего: он прогнан уже, - сказал Чаковнин.
- Это он вам сказал? Да? Ну, так он сказал неправду! Он послан в губернский город, чтобы начать там дело.
Чаковнин, пускавший дым мелкими кольцами, вставил только:
- Забодай его нечистый!..
- Теперь надо сейчас вам ехать в Вязники, - начал Прохор Саввич, - и сказать князю, что вы нарочно, мол, приехали к Гурлову сюда, чтобы узнать, куда он поедет, что утром сегодня вы его укрыли потому, что он не сказал вам, за что его преследуют, а потом, когда узнали, спохватились…
- Словом, наврать с три короба? Ну, что ж, я и навру, пожалуй… С волками жить - по-волчьи выть, видно!.. А вы как?