Вынужденный отъезд
Капитан Гамов, мучаясь в догадках по поводу вызова к старшему начальнику, быстрым шагом направился к нему.
Полковник Мачин встретил капитана радушно, поздоровался за руку и усадил напротив себя.
– Петр Павлович, перейду сразу к делу, ты знаешь, не люблю ходить вокруг да около. Хочу задать тебе один вопрос, что ты думаешь по поводу своей жёны? Работать ей становится все труднее и, как ты понимаешь, на роды здесь мы оставить не можем.
– Да, товарищ командир. Я планирую отправить её к матери в Москву и сегодня собирался с рапортом идти к командиру полка.
– Очень хорошо. Видишь, какая у меня хорошая интуиция. Дело в том, что послезавтра на Москву назначен перегон транспортного "Дугласа". Перегон будет проводиться не эстафетой, а одним экипажем. Кроме того, эта машина исполнена не в обычном транспортном, а в пассажирском, я бы даже сказал, в салонном варианте. Подготовь, пожалуйста, жену к отправке, в этом самолёте ей будет удобно и перелёт не доставит больших проблем. А послезавтра, в пять тридцать утра, – колёса от земли.
– Спасибо, товарищ командир, за заботу, – растроганно поблагодарил Петр. – Вы помогли мне решить серьёзную задачу. Очень не хотелось отправлять жену эстафетой. Сами понимаете, после каждой посадки – смена экипажа. А ведь экипажи разные, и на транспортниках встречаются неопытные товарищи. А уж о комфорте и не говорю.
– Всё очень хорошо понимаю. Тебя за штурвалом, к сожалению, отправить не могу, ты прекрасно знаешь, что у лидирующих экипажей сейчас горячее время. Я скажу Васину, чтобы подобрал пилота с опытом полётов на этом самолёте. Иди, готовь жену к отправке.
– Есть, товарищ командир, все сделаю. Ещё раз спасибо.
Прежде чем пойти домой, Гамов зашёл в штаб полка доложить командиру полка о решении Мачина. Он постучал в дверь и, не дождавшись ответа, вошёл в кабинет, в котором, кроме подполковника Васина находился начальник штаба полка:
– Разрешите, товарищ командир? – спросил Гамов, перешагнув порог.
– Да, заходи Гамов, я как раз хотел вызывать тебя.
– Товарищ подполковник, – обратился Пётр, – хочу доложить о разговоре с полковником Мачиным.
– Я в курсе, проходи, садись. Ты как думаешь, кого из твоих архаровцев можно послать в эту командировку?
– В принципе, лететь может любой экипаж, все опытные.
– Вот этого не надо, Пётр Павлович. Мы уже это проходили, все могут. Лететь должен пилот, имеющий опыт полётов на "Дугласе".
– Ну, тогда только старший лейтенант Прокопенко, он совсем недавно пришёл в эскадрилью с транспортного полка, где летал на таком самолете.
– Вот это другое дело. Прокопенко знаю, неплохой лётчик, против него не возражаю, а как у него экипаж?
– С этим сложнее, штурман у него молодой, в строю пока летает замыкающим.
– Нет, неопытного посылать нельзя, давай свои предложения.
– А предложение здесь может быть только одно – давайте посадим штурманом старшего лейтенанта Сорокина. И штурман с огромным опытом, и с Леной рядом будет близкий человек. Они очень дружны.
– Против кандидатуры Сорокина не возражаю. Начальник штаба, готовьте приказ, а ты, Пётр Павлович, дай команду экипажу и готовь Елену Александровну к отправке.
– Есть! – козырнул Гамов.
Через день рано утром Пётр провожал жену в Москву. Поднявшись в самолёт, он по достоинству оценил заботу полковника Мачина. Даже привыкший к тому, что американцы всегда уделяют особое внимание оформлению внутреннего интерьера, он был удивлён. Салон самолёта был несколько короче, чем на обычных транспортниках. На полу лежал красный ковёр, двенадцать больших удобных кресел стояли так, что в салоне было довольно просторно. В средине, у противоположного от входного люка борта, между креслами стоял стол.
Усадив жену в одно из кресел поближе к пилотской кабине, Пётр показал, как раздвигается кресло, чтобы можно было лежать.
– Я думаю, тебе здесь будет удобно.
– Что ты, Петя, о таком комфорте я даже мечтать не могла.
Вдруг за их спинами прозвучало:
– Надо привыкать Лена к тому, что жена командира эскадрильи, а в будущем жена командира полка, должна летать только с комфортом! – они обернулись на голос – в дверях стоял, сверкая белозубой улыбкой, штурман Сорокин.
– Ой, Саша, как хорошо, что ты пришёл меня проводить, – сказала, улыбнувшись, Лена.
– А вот это ещё один мой сюрприз, – проговорил Пётр. – Александр Сергеевич летит штурманом этого великолепного лайнера. Он будет сопровождать тебя до самой Москвы, где и передаст на руки мамаше.
– Вот это действительно сюрприз! – глаза Лены светились. Она знала, что Пётр любит её, но такой всеобъемлющей заботы не ожидала.
– Какие вы молодцы! Спасибо вам, – и вдруг, спохватившись, она захлопотала: – всё, Петенька, тебе пора. Ты стартуешь раньше нас. Беги, ещё увидимся в Уэлькале.
Пётр взглянул на часы и кивнул головой:
– Действительно пора, надо бежать. Саша, до Уэлькаля ты в полёте замыкающий, не потеряйся.
– Не волнуйся, командир, с таким ценным грузом не потеряюсь, лети спокойно.
Он проводил Петра до входного люка, а тот, задержавшись на мгновение, шепнул на ухо другу:
– Саша, позаботься о ней, я на тебя надеюсь.
– Будь спокоен, Петя, всё будет хорошо.
Прощальный обед
Прошумела победная весна 1945 года. Советская военная миссия на Аляске и после победы над гитлеровским фашизмом продолжала работать. Принятые самолёты, перелетев через Беренгов пролив, дальше шли уже не на юго-запад, в центр Сибири, а на Дальний Восток. Там продолжалась война с Японией.
Но пришёл конец и этой войне. На планете наступил долгожданный мир. Вторая мировая война стала достоянием истории. Фашистская Германия и милитаристская Япония потерпели поражение.
Три долгих года прошло с тех пор, как первые советские самолёты приземлились на Аляске. Выполнив задачу, военная миссия завершила свою работу и в сентябре 1945 года покинула американскую базу "Ладд-Филд". На запасном аэродроме Марково, куда перелетели герои первого этапа заполярной трассы, после торжественного построения, посвящённого возвращению на Родину, устроили праздничный обед.
Собравшись за одним столом лётчики, штурманы, инженеры, авиационные специалисты почтили память однополчан, погибших на разных участках трассы при перегоне самолетов. Второй тост был за вклад, внесенный в победу над врагом сотрудниками миссии и личным составом 1-й перегоночной авиационной дивизии. Выпили за боевое содружество советского, американского и английского народов, позволившее приблизить победу, сократить потери людей, танков, самолётов. Выпили за возвращение на Родину.
Обстановка, как это бывает в подобных случаях, стала менее официальной. Офицеры расстегнули крючки воротничков кителей, лица раскраснелись, разговоры за столом стали оживлёнными, непринужденными. И, конечно, все они сводились к войне и той роли, которую в ней сыграли самолёты, перегнанные по Алсибу.
– А помните? – заговорил один из лётчиков-истребителей. – Замполит зачитывал нам Указ о награждении полковника Александра Ивановича Покрышкина третьей звездой Героя Советского Союза, который сбил 59 немецких самолета. Я недавно прочитал в "Красной звезде" о том, что 47 из них он сбил на самолете "Аэрокобра". В его 9-й гвардейской дивизии два лётчика стали Героями дважды. Клубов сбил 31 лично и 19 в групповых боях, а Речкалов лично сбил 48 и 6 в групповых боях. В этой дивизии ещё пятнадцать лётчиков стали Героями Советского Союза. Не удивлюсь, если узнаю, что они летали на доставленных нами "Кобрах".
– Что касается героев, ты, Коля, всё правильно сказал, – поддержал его сидевший рядом с ним его друг, – но вот насчёт "наших Кобр", ты, брат, немного перегнул палку.
– С чего это ты взял?
– А с того, что капитан Покрышкин со своими товарищами получил 32 "Кобры" в Иране. Они своим ходом шли в Кировобад и далее на фронт.
– Спасибо за уточнение. Ты правильно сказал, что он получал самолёты для своего полка, а потом, когда стал командовать дивизией, сколько ему надо было самолётов? – поставил риторический вопрос Коля. – Я уверен, что доукомплектовывался он, в том числе и нашими "Кобрами".
– Да кто бы спорил, – улыбнулся его друг-оппонент, – Я только горд за то, что в победах героев есть и моя заслуга.
Так за разговорами и воспоминаниями закончился этот длинный день, ставший последним в их совместной работе. Эпопея полярных воздушных конвоев закончилась. А герои этой эпопеи разлетелись по городам и весям нашей страны, у каждого была своя служба, своя жизнь, своя судьба…
Эпилог
Начавшаяся сразу после победы холодная война больно ударила по перегонщикам Алсиба. Наложенная на эту страницу войны секретность обрекла на полное замалчивание всего, что было связано с Ленд-лизом. Участников полярных конвоев не только не вспоминали как героев – их даже не назвали участниками Великой Отечественной войны. Имела место парадоксальная ситуация: пилоты и штурманы, инженеры и техники награждались боевыми наградами, а участникам войны не были.
Холодная война привела к тому, что количество самолётов и судов, которые пересекли Берингов пролив за всё послевоенное время, можно по пальцам пересчитать. И мы, и американцы преуспели в том, чтобы наглухо отгородиться от соседа.
Читателю наверняка интересно узнать о том, как сложилась судьба наших героев в мирное время.