Начальнику штаба: первое – подготовить приказ о запрещении перегона самолётов до особого распоряжения; второе – проинформировать командование перегоночной дивизии о сложившейся ситуации. Пусть внимательно проверят резинотехнические изделия на самолётах, которые уже находятся на советских аэродромах. Там они тоже летают над полюсом холода, и морозы у них покруче; третье – подготовьте информацию для Наркома Военно-воздушных сил с просьбой принять меры к устранению возникшей ситуации по дипломатическим каналам и, наконец, четвёртое – не забудьте сообщить о возникшей ситуации в особый отдел, а то начнут искать виноватых среди своих. Если вопросов нет – свободны.
Оставшись один, полковник Мачин через дежурного пригласил к себе переводчика. Буквально через три минуты в дверях появилась Лена Макарова, которая всем своим внешним видом показывала образец высокой организованности и дисциплины. Она была одета в тёмно-синий костюм. Сшитый по фигуре пиджак подчёркивал ее стройность, белоснежная блузка оттеняла тонкие черты лица.
– Товарищ полковник, – начала было докладывать Лена, но тот жестом прервал доклад и сказал:
– Проходи, Лена, садись поближе к телефону, будем говорить с американцами.
Лена приняла трубку из рук начальника, подождала пока тот наберёт номер и, услышав хрипловатое "Хелло!" прощебетала на чистейшем английском:
– Господин генерал, не могли бы вы уделить несколько минут для разговора с начальником советской миссии полковником Мачиным по весьма неотложному делу.
– Oh, yes, of course! Hello , Михаил, как дела? – прозвучало в ответ.
Исчерпав весь словарный запас русского языка, генерал продолжал разговор на английском…
Мачин поблагодарил генерала за помощь и ввёл его в курс дела. Понимая всю остроту проблемы, стороны быстро договорились о совместных действиях. После общения с Мачиным генерал Гаффни созвонился с учеными Аляскинского университета. Американские химики буквально за двое суток нашли заменитель одного из компонентов жидкости применяемой в гидросистемах самолётов, что сделало её более морозоустойчивой и пригодной к применению в условиях крайнего севера.
Учитывая то, что американцы в то время не выпускали над морозоустойчивой резиной, способной выдерживать сверхнизкие температуры, советский наркомат внешней торговли направил в Америку своего специалиста с рецептурой такой резины. Вскоре авиационная промышленность союзников начала выпускать самолёты, которые не боялись низких температур и были способны летать в любые морозы.
Катастрофа
А на авиабазе "Ладд-Филд", между тем, жизнь шла своим чередом. Вскоре стали прибывать самолёты, на которых резина была способна работать в любых климатических условиях. На тех самолётах, где во время сильных морозов резина пришла в негодность, она менялась прямо на стоянках. Постепенно самолёты, стоявшие на приколе, были отремонтированы и отправлены на фронт. Принятые меры позволили не допустить отказов авиатехники в полёте из-за низкого качества резины. Проблема была снята.
За два с небольшим месяца совместной работы приёмку машин у американской стороны отработали до мелочей. Она проходила по следующей схеме. Самолёты облётывали, а затем наземные специалисты осматривали их, проверяли работу всех систем на земле и готовили к перелёту. Истребители и бомбардировщики А-20 "Бостон" облётывали наши пилоты, а В-25 "Митчел" и С-47 "Дуглас", как правило, в небо поднимали американские летчик с борттехником, а работу всех систем в полёте проверяли наши инженеры.
В один из декабрьских дней 1942 года американцы предъявили к приёмке очередной "Митчел". Как повелось, облетывать его должен был американский экипаж, в состав которого были включены главный инженер приёмки подполковник Кисельников – для проверки в воздухе работы двигателей, приборов и систем самолёта, и инженер Радоминов – для проверки радиооборудования. Поскольку полёт был назначен на послеобеденное время, инженеры быстро пообедали и направились получать парашюты, без которых начальник приёмки полковник Мачин летать категорически запретил. Они вошли в ангар, подошли к кладовой, в которой хранились парашюты, но на двери висел замок. Старшины, отвечающего за их хранение и выдачу, на месте не было.
– И когда они будут читать плановую таблицу? Что ж теперь из-за недисциплинированности одного человека отменять контрольный облёт? – возмутился Кисельников. – Нет, я его определённо накажу.
В ожидании старшины они зашли в свою комнату, Борис Васильевич на всякий случай заглянул в шкафы, под столы и вдруг обрадовано воскликнул:
– Есть! Я так и знал, что найду, – радостно провозгласил он, вытаскивая из-под стола личный парашют полковника Мачина, который неизвестно как попал туда.
– Я не понимаю, чему вы радуетесь? – спросил Радоминов. – Парашют ведь только один.
– Ничего в порядке исключения слетаю один, проверю и радиооборудование, или ты не доверяешь?
– Да о чём вы, Борис Васильевич! Вам я доверяю больше, чем себе. Просто для одного человека очень большой объём работы.
– Ничего, справлюсь, а ты тут проведи беседу с этим старшиной, я вернусь, всыплю ему, – он взял парашют за лямки, повесил его на плечо и зашагал к самолёту.
Был обычный контрольно-испытательный полёт. Иногда таких полётов совершалось по нескольку в день. Профиль полёта выглядел примерно так: взлёт, полёт по коробочке, посадка. За это время американский экипаж выполняет полётное задание, а советские специалисты проверяют работу всех систем во время полёта. Подобные полёты были обычной, рутинной работой. Всё было отработано.
Самолёт вырулил на старт. Винты его бешено вращались, увлекая тяжёлую машину к старту. Мощные струи воздуха поднимали снег, сосредоточенный по бокам рулёжной дорожки, и безжалостно бросали его назад, создавая иллюзию снежной вьюги. Инженер по радиооборудованию стоял у ангара и смотрел вслед взлетающему лайнеру.
Радоминов чувствовал себя не очень хорошо. На душе было както неспокойно. Вот переложил свою работу на Бориса, теперь ему за время полёта нужно выполнить работы в два раза больше, чем обычно. "Ну, ничего, отработаю", – подумал он, успокаивая самого себя.
Радоминов видел, как самолёт разбежался, приподнял переднюю ногу, затем оторвался от земли, пролетел несколько контрольных секунд в горизонтальном полёте над полосой и пошёл на набор высоты. Полёт начался стандартно, ничего не предвещало беды. Вдруг в конце аэродрома, на высоте примерно около ста метров, машина внезапно накренилась на правое крыло, затем клюнула носом, перевернулась в воздухе и камнем рухнула вниз. Клубы чёрного дыма и взрыв, сопровождаемый огненной вспышкой, завершили картину катастрофы.
На аэродроме резко зазвучала сирена. Выруливающий было на старт очередной самолёт съехал на край рулёжной полосы и остановился, давая возможность проехать пожарной машине и скорой помощи, которые мчались к месту падения. Вслед за ними пронёсся джип руководителя полётов…
Авиаторы тяжело переживали потерю главного инженера. Он за короткий срок сумел завоевать безграничное доверие и у лётчиков, и у инженерно-технического состава, и у американских коллег. Похоронили Бориса Васильевича со всеми воинскими почестями на кладбище города Фербенкс.
Незаменимых людей нет. И на его должность назначались офицеры, но если честно сказать, такого авторитета среди авиаторов, каким пользовался Борис Васильевич Кисельников, в последствии больше не имел никто.
Причину катастрофы выясняли недолго, она была очевидна. Банальная ошибка пилотирования, которую допустил молодой американский пилот, унесла жизнь замечательного советского человека и двух американских лётчиков.
Полёт особой важности
Было позднее утро. На приборной доске американского бомбардировщика стрелки часов показывали начало девятого, но до рассвета было ещё часа полтора. Полярная ночь прочно удерживала свои позиции.
Накануне Петра Гамова вызывал к себе командир полка. По вечерам пилотов без крайней необходимости никто никуда не вызывает.
– Заходи, Гамов, заходи, давно ждём.
Осмотрев кабинет, пилот увидел, что кроме командира полка здесь сидел начальник штаба и незнакомый, спортивного телосложения человек в штатском.
– Пётр Павлович, знакомься – это дипкурьер Соловьёв, – начал он после того, как Гамов примостился на краешке стула за столом для совещаний.
– Валерий, – назвал себя незнакомец и протянул руку. – А как вас зовут, я знаю, – лицо Соловьева расплывалось в доброжелательной улыбке.
Гамов пожал руку, кивнул головой, улыбнулся в ответ и вопросительно посмотрел на командира.
– Перед тобой, Пётр Павлович, будет стоять серьёзная задача. Нужно доставить очень важный, секретный груз, идущий по линии МИДа в Марково. Поскольку транспортник придёт нескоро, а груз нужно доставить быстро, принято решение отправить его на перегоночном самолёте. Погода сложная, аэродром закрыт, поэтому посылаю тебя. Возьмёшь пассажира, – командир кивнул головой в сторону Соловьёва, – он сопровождает груз. Завтра из Марково его вместе с грузом, также на перегоночном самолёте, отправят дальше по трассе.
– Когда вылет? – спросил Гамов больше для формы, практически зная, какой ответ получит.
– В пять утра, машину уже готовят к вылету.
– Есть, вылет в пять утра, разрешите идти?
Командир полка кивнул головой и добавил:
– Сопровождающий с грузом будет на стоянке в четыре тридцать.
Гамов козырнул и вышел из кабинета.