Она вздохнула и, дождавшись, когда Пётр повернул за угол, стала укладываться спать. Уже лёжа в постели, Лена вспомнила Басру, как она, неокрепшая после тифа, не помня себя от смущения, передавала с ним посылку. Потом был перелёт в Москву, его уверенность во всём, что он делал. И, наконец, первые дни жизни на Аляске. Вдруг внезапно для себя, она обнаружила, что в воспоминаниях последних месяцев её жизни почему-то всегда присутствует Гамов. Она неожиданно для себя укоризненно подумала: "Ой, Ленка! Да уж не влюбилась ли ты?" И тут же попыталась отогнать от себя эту мысль. "Да нет, с какой стати? У него семья. Вопрос должен быть закрыт. А потом, во время войны влюбляться – это неправильно". Лена закрыла глаза и попыталась уснуть, но сон всё не шёл. В полудрёме она проворочалась до утра, так и не уснув по-настоящему…
Вернувшись из клуба, Александр Сорокин с бортрадистом Васей Казаковым в ожидании командира решили попить чаю. Разжигая примус, который почему-то никак не загорался, Вася ворчал:
– Наверное, ещё не один раз придётся кочегарить эту керосинку, чтобы напоить командира горячим чаем, как ты думаешь, Пушкин?
– Думаю, что ты плохо знаешь Лену, она не будет долго держать Гамова, завтра ведь перелёт, – ответил Саша, который с полотенцем в руках направлялся в душевую. Он настолько привык к своему прозвищу, которое кочевало за ним по аэродромам с курсантской поры, что реагировал на него как на своё родное имя. В это время дверь открылась, и на пороге выросла фигура командира.
– А я что говорил, – рассмеялся Саша, увидев Гамова, – Ты, Вася, по молодости лет ещё плохо разбираешься в женщинах.
– Вы опять о женщинах, – вздохнул Пётр, снимая реглан. – О самолётах больше надо думать!
– А что это товарищ командир такой грустный сегодня? – не унимался бортрадист.
– А то и грустный, что пришёл, надеясь найти вас спящими, а вы тут беседы на женские темы разводите. Нам завтра лететь.
– Не ругайся командир, ты не прав. Во-первых, ты пришёл настолько быстро, что мы даже чай не успели приготовить, а вовторых, мы вовсе не о женщинах, а о Лене, которая правильно понимает ситуацию и не дала тебе разгуляться перед ответственным полётом, отправив отдыхать.
– Да ладно… – сказал Пётр, пройдя к столу и усаживаясь за него. – Так, где же ваш чай?
– Товарищ командир, даже такая современная техника, как примус, уступает скорости вашего передвижения и не успевает вскипятить чай, – ответил Вася. Он любил строить высокопарные фразы, что сейчас с удовольствием сделал. Победно взглянув на командира, начал доставать из серванта чашки и расставлять их на столе.
– Какой ты всё-таки ехидный человек, Вася. Ты бы брал пример со старшего товарища, что ли. Вот посмотри, Александр Сергеевич, опытный, боевой штурман, воевал, бомбил Берлин, а ведёт себя поприличнее, чем ты, не ехидничает так с командиром.
– Да не ехидничаю я, товарищ командир, а констатирую факт. А что касается штурмана, то я прислушиваюсь к его мнению, несмотря на то, что он старше меня всего на один месяц.
– На полтора! – поправил Василия Саша, выходя из душа и кутаясь в махровый халат.
– Ну вот, человек уже душ принял и даже тебя успел поставить на место, а ты говоришь о скорости передвижения. Это ты не умеешь обращаться со своей современной техникой.
В этот вечер чаек у них был круто заварен шутками, подначками друг над другом. Был он крепкий, горячий и всем нравился. Попили чайку и отправились отдыхать. Завтра предстоял тяжёлый день.
Будни перегона
Конвейер перегонки заработал без сбоев, отключаясь только по капризу погоды. В один из дней, когда улеглись страсти после первых перегонов, экипажу Гамова было поручено лидирование. Другими словами, он должен был привести группу самолётов-истребителей из Фербенкса в Уэлькаль. Лететь нужно было на самолёте А-20G "Бостон".
Тактико-технические характеристики самолёта А-20G "Бостон"
Самолёт А-20G "Бостон" американцы выпускали как многоцелевой бомбардировщик-штурмовик на заводах фирмы "Дуглас" в городах Лос-Анджелес и Санта-Моника в Калифорнии. Это была машина с двумя надёжными моторами "Райт-Циклон" воздушного охлаждения по 1800 лошадиных сил каждый, сообщавшими ей скорость свыше 500 км/час, так что она запросто уходила от "Мессершмидта".
Подстать скорости было и вооружение. Для штурмовки в носу машины было сосредоточено шесть огневых точек: четыре 20 мм пушки и два крупнокалиберных пулемёта "Кольт-Браунинг" калибра 12,7 мм. Спарка таких же пулемётов стояла и в кабине стрелка-радиста.
Для советских специалистов необычным было ещё и то, что для обслуживания этого самолёта вместе с ним поставлялось несколько комплектов отличного инструмента, включая "Г"-образные мощные фонарики, бортаптечки с дефицитными по тем временам лекарствами, бортпайки, маскировочные чехлы, запасные радиопередатчики и радиоприёмники.
Всё было прекрасно, за исключением одного – отсутствие штурма нской кабины. Это серьёзно усложняло работу штурманов, а при дальних перелётах на необорудованных трассах делало её невозможной. В дальнейшем эти машины, попадая в СССР на фронтовые аэродромы, быстро переоборудовались для боевых вылетов. Наши умельцы в авиаремонтных мастерских, своими руками изготавливали переднюю кабину для штурмана.
Перед вылетом к экипажу подошёл главный инженер Кисельников. Он отвёл в сторону Гамова и Сорокина.
– Как собираетесь лететь, ребята?
– Как всегда: взлёт, полёт, посадка, – попытался отшутиться Пётр. У них созрело решение, но оно шло в разрез с инструкциями и посвящать руководство в предстоящее нарушение правил он не хотел.
Кисельников знал Гамова еще по Басре. Он ценил его как пилота и уважал как человека. Именно поэтому при составлении плановой таблицы перегон этого самолёта Кисельников порекомендовал поручить экипажу Петра.
– Петя, я серьёзно. В наших условиях передний обзор необходим штурману. Если у вас предложений нет, то могу порекомендовать выход из ситуации, правда, он не совсем удобный, и с некоторым нарушением инструкции, но это выход. Осенило сегодня ночью.
– Да у нас тоже есть решение, – сказал Гамов, понимая, что старшему начальнику негоже рекомендовать выход из положения, заставляющий лётчиков идти на нарушение, лучше это взять на себя.
– И что же вы придумали? – спросил инженер, разгадав манёвр.
– Штурман доложит, это его идея, – сказал Пётр, хлопнув Александра по плечу.
– Вариант один, – начал свой доклад Саша. – В этом самолёте за спинкой командирского кресла есть ниша – "гор-грот". Я лягу в эту нишу и из-за головы командира буду прекрасно видеть не только природный ландшафт, но и приборную доску командира.
– С парашютом не влезешь.
– Парашют оставлю у радиста. Лучше лететь без парашюта, чем заблудиться с парашютом.
– Ну что же, моё предложение было таким же. Желаю удачного перелёта, – Кисельников пожал лётчикам руки и направился к себе на приёмку.
– Интересный мужик, – заметил Гамов, когда Борис Васильевич отошёл на достаточное расстояние. – Он и в Басре никогда не делил на моё и ваше. Казалось бы, своё дело сделал, принял машину, а перегон – это уже не его епархия. На самом же деле, думает, как нам помочь, ночью его осенило… И ответственности не боится. С такими приятно работать.
Подъехал командир полка. Начальник штаба дал команду строиться на предполётные указания. Построились быстро и организованно, дело было привычное. На правом фланге – экипаж ведущего бомбардировщика, рядом с ним в две шеренги пилоты истребителей, а в конце строя экипаж замыкающего бомбардировщика во главе с Николаем Блиновым, тем самым Блиновым, с которым Гамов летал ещё в Басре. Отдавая приказ на перелёт, командир полка довёл до перегонщиков его особенности, погоду на маршруте, расчётное время прохождения ориентиров. В заключении сказал:
– Напоминаю ещё раз. Командиром группы является командир лидирующего бомбардировщика старший лейтенант Гамов. Группа летит клином. Головная машина лидера, истребители справа и слева на расстоянии видимости. С этой минуты и до возвращения в Фербенкс для всех вас начальника кроме Гамова нет. Всё ясно?
– Так точно! – хором, но нестройно ответили пилоты. Мысленно они уже были в полёте, и в строю находились, отдавая дань воинской дисциплине и не ими заведённому авиационному порядку.
– Всё, желаю удачи! – комполка сделал паузу, прошёлся взглядом по строю от правого фланга до левого, посмотрев в глаза каждому стоящему в строю и закончил:
– По машинам!
Строй распался. Лётчики побежали к своим самолётам. Через несколько минут мёртвая тишина утреннего аэродрома взорвалась рёвом авиационных моторов, которые потащили свои машины, сдерживаемые пилотами, к старту.