Росс торопливо закончил одеваться и спустился за Томом вниз по лестнице, а затем они заспешили вдоль домов Номер Один, Два и Три Речной фактории. По пути Том, как и обещал, подробно рассказал об инциденте, который произошел примерно три месяца назад и чуть было не положил конец всей торговле с Китаем. Он начался за час – или около того – до полудня двенадцатого декабря 1838 года. В то утро, во вторник, площадь, как и обычно, была заполнена массой людей. Местные жители пытались освободить иностранцев от груза их монет, последние, в свою очередь, пытались защитить свои карманы или, по крайней мере, употребить свои деньги с наилучшей выгодой. Несмотря на столь ранний час, среди толпы довольно активно действовали около полудюжины сутенеров. Каждый из них старался соблазнить потенциальных клиентов парой-другой часов, проведенных за несколько шиллингов с одной из "настоящих китайских женщин", многие из которых были на самом деле привезены из Сингапура или даже из Индии.
Миновав сад-лабиринт Новой Английской фактории, Росс и Том вышли на площадь. К ним пристал как раз один из этих самых сутенеров, выскочивший откуда-то со стороны Аллеи Го и остановившийся между двумя иностранцами. Росс сразу отмахнулся, показывая, что его не интересует предлагаемый товар, однако босоногий парень оказался настойчив. Он подступил ближе и принялся яркими красками расписывать на едва узнаваемом пиджине прелести своих женщин.
Отодвинув грудью в сторону невысокого китайца, Том выпалил что-то на кантонском диалекте, после чего тот моментально растворился в людской толпе.
– Пусть тебя не беспокоят такие, как он, – объяснил Том. – Если ты большой охотник до их товара, будет лучше обратиться к Го-куа, человеку из гунхана. Уж он-то знает, где в Кантоне можно найти настоящих, перво-чопных женщин.
Росс и Том двинулись дальше через площадь. Неожиданно Том остановился и показал на площадку недалеко от входа в Шведскую факторию, как раз на середине пути между Аллеей Го и Старой Китайской улицей.
– Вот именно там все и началось. На земле лежал большой деревянный крест. Рядом с ним китайский офицер и пара его подручных держали бедолагу по имени Го Лао-чинь, который, стоя с цепью на шее, выглядел как само отчаяние. Они на самом деле собирались поднять крест и прилюдно задушить бедного китайца цепью – на глазах всех иностранных рабочих.
Росс с недоверием посмотрел на Тома:
– Но за что?
– Его обвинили в продаже опиума, и власти решили казнить его прямо здесь, на главной площади. Так они хотели показать нам нашу роль в торговле опиумом.
– Что же произошло дальше?
– Группа наиболее видных купцов – Хантер, Линдсэй, Иннс, даже мистер Матесон – убрала крест и прекратила все это грязное дело, но к этому времени вокруг уже успела собраться большая толпа китайцев. Они пришли для того, чтобы только поглазеть, однако их было очень много, и одним криком площадь очистить было невозможно. Все бы обошлось, если бы некоторые наиболее горячие наши соотечественники не прихватили с собой на площадь палки. – Тут Том понизил голос и произнес заговорщицким тоном: – Официальная версия гласит, что именно крестьяне все начали, но я сам там был, и, поверь мне, на самом деле они только защищали себя от таких, как Джеймс Иннс и его помощники. Увещевания мистера Матесона и других более спокойных голов потонули в шуме начавшейся потасовки. Китайцы швыряли все, что только попадалось им под руку, – кирпичи, камни, большие комья земли, – и когда ситуация начала выходить из-под контроля, нам пришлось укрыться за стенами факторий.
– Кто-нибудь пострадал серьезно?
– Без этого не обошлось. Это было еще то зрелище, когда большинство из нас бросились в первые попавшиеся двери и забаррикадировались изнутри с помощью мебели и корабельных сундуков. Некоторые кидали на улицу через окна разбитые бутылки, надеясь остановить толпу, так как большинство нападающих не имели на ногах никакой обуви. Однако они чуть было не разбили дверь, пользуясь кольями из забора и тому подобным. Если бы не Го-куа и другие кохонги, нам был бы конец.
– Они вмешались и остановили это?
Том указал на крышу Шведской фактории:
– Двое наших людей – Хантер и Най – вскарабкались на крышу Номера Четыре и перешли через Лунг-шунь и Фунг-тай. – Его рука переместилась вправо, указывая путь через соседние фактории. – Они спрыгнули на Аллею Го и бежали до тех пор, пока не достигли дома Го-куа. Тот вызвал военное соединение из Нанхайской магистратуры, и как раз, когда взбунтовавшиеся крестьяне вламывались в двери, солдаты прибыли к нам на подмогу. Нападавшие поджали хвосты и обратились в бегство.
Том и Росс направились к зданию таможни, которое стояло прямо у пристани. Подойдя поближе, они увидели куаи-пан, или "быструю деревянную лодку" – пассажирскую джонку на шестьдесят четыре места, спроектированную так, чтобы она легко достигала максимальной скорости. Эта предназначенная исключительно для речного плавания джонка имела большой парус на носу и немного меньший по размерам на корме. Скорость поддерживалась с помощью четырех двадцатипятифутовых йуло, или весел, которые уходили за корму вдоль руля. Рулевой и четыре гребца стояли на приподнятой палубе и должны были очень точно синхронизировать движения весел и руля, чтобы достичь скорости до двенадцати ли (четырех миль) в час.
Группа из четырех меньших куаи-панов, каждый длиной около тридцати пяти футов, причалила к берегу рядом с ведущим судном, и у края пристани уже собиралась большая толпа китайцев. Там же стоял ожидавший того, чтобы поприветствовать сходящих на берег, Го-куа – человек, которого Росс впервые увидел в гавани Вампоа, когда покидал борт "Селесты". Росс узнал его по темному церемониальному халату и синей шляпе с ярко-красной короной. Рядом с Го-куа, при полном параде, стоял британский морской офицер.
– Кто это? – спросил Росс, указывая на офицера.
– А ты разве ни разу не встречал генерального консула?
– Капитана Чарльза Эллиота? Нет, мы с ним не встречались, хотя я о нем и слышал. Я думал, что он будет выглядеть старше.
– Эллиоту пошел всего лишь четвертый десяток, а он уже успел проявить себя неплохим дипломатом, хотя я считаю, что ему придется нелегко с новым чынь-чаем. А вот, должно быть, и он сам.
Росс увидел, как Го-куа поклонился довольно полному мужчине, на вид которому было лет за шестьдесят. У мужчины были густые черные усы, длинная борода, на нем был надет зеленый парчовый халат. Прямо за ним стояла привлекательная молодая женщина в сиреневой накидке, полы и рукава которой были украшены черной тесьмой, расшитой красными нитками. Обувь женщины по стилю мало походила на обувь, которую носили представители привилегированного класса, и Росс предположил, что это всего лишь служанка в хозяйстве Лина Цзе-сю.
После того, как Го-куа представил Лина Цзе-сю капитану Эллиоту, он повел чиновника и его свиту, которая состояла из писаря, шести слуг и трех поваров, по площади к группе из трех паланкинов – закрытых носилок. Эти носилки были намного искуснее инкрустированы и красочнее расписаны, чем обычные, которыми пользовалось население по всему Кантону. К каждым носилкам было приставлено по восемь носильщиков. Лин Цзе-сю был препровожден к паланкину, который стоял впереди, сам Го-куа сел во второй, а молодая женщина – в последний. После этого паланкины были подняты носильщиками на плечи, и вся процессия двинулась вдоль Старой китайской улицы, сопровождаемая писарем Лина Цзе-сю, слугами и поварами.
– Пойдем посмотрим, что там происходит, – предложил Том, слегка подталкивая Росса по направлению к группе из полудюжины иностранных торговцев, стоявших у пристани и оживленно жестикулировавших. Среди них выделялся мужчина среднего роста с темными, начинающими редеть волосами, густыми бакенбардами, большими карими глазами и интеллигентным выражением лица. Росс узнал в мужчине Джеймса Матесона.
Матесон заметил приближение двух молодых людей и помахал им рукой.
– Робби, дружище, рад, что ты здесь! – крикнул он, выступая из кольца окружавших его мужчин. – Как вы изволите себя чувствовать, мистер Баллинджер? Я надеюсь, что Робби и его приятели уделяют вам должное внимание?
– О, разумеется. Все ко мне исключительно добры, – заверил его Росс.
– Хорошо. Нам бы не хотелось сердить вашего отца, – Матесон располагающе улыбнулся. – Что касается мистера Жардина, вернувшегося в Лондон поправить свое здоровье, мне бы ужасно не хотелось, чтобы его покой был нарушен гневом Эдмунда Баллинджера, эсквайра.
– Нам бы тоже этого не хотелось, – согласился Росс.