2
Экспедиция остановилась на полдник около небольшой деревни Поликарповки. Стали разбивать лагерь и обнаружили, что нет подводы с хлебом. У телеги сломалась ось и ее где-то в пути чинили.
Хлеб решили достать в деревне. Пошли туда сразу Амалия Карловна, Паллас, Соколов и Зуев. Лучший хлеб, конечно, водился в богатой избе. Но в деревушке все избы ершились обтрепанными соломенными крышами, окна подслеповатые, закопченные дымом - избы топились по-черному, без труб.
Пустынно. Даже ребятишек не слышно. Возле одной избы остановились. Перед проезжими выросла старуха. Увидев господское платье, поклонилась до самой земли.
- Здравствуйте, бабушка! - обратился к ней Зуев. - Проезжие мы. Хлеба бы нам достать.
- И-и, родимые, - кланяясь, нараспев протянула старуха, - разве наш хлеб исть будете? У нас вся деревня с. Вознесения одну лебеду ест. Хлеб-то барину идет. Барщина у нас по четыре дня на неделе. Вот разве у Марфы. У них, кажись, еще хлеб ноне был. Эвон их изба-то, - и она показала своей сухой коричневой рукой с распухшими ревматическими суставами на взгорье, где стояли более исправные избы. На зов из избы вышла молодая, но уже надломленная тяжелой работой женщина. Отвесив низкий поклон, она на просьбу о хлебе с готовностью отозвалась:
- Слава те господи, мы с хлебом живем, мужик-то мой у барина в кузне.
Она вынесла и подала Амалии Карловне початый каравай.
- Весь тут, матушка барыня, не обессудь. Ежели мужик сегодня муку принесет, печь буду. Берите.
Амалия Карловна растерянно держала в руках плоский, плотный кусок, больше напоминавший камень, чем хлеб. С трудом отломив кусочек, она взяла его в рот. Отщипнул хлеб и Паллас. Василий и Никита хлеб не пробовали, такой хлеб им был знаком с детства.
- С корьем хлеб-то? - спросил Никита у хозяйки, которая с нескрываемой радостью бережно приняла возвращенный Амалией Карловной каравай.
- С корьем, с корьем. А кто же нонче из одной муки-то печет. Разве мы баре?
Так и возвратились в лагерь без хлеба. Василий и Никита рассказали Палласу и Амалии Карловне о том, что в непросеянную ржаную муку крестьяне добавляют высушенную и измолотую березовую кору. К роще шли молча. Паллас, недовольный тем, что не удалось достать хлеба, Амалия Карловна, пораженная нищетой, Никита и Василий, взволнованные воспоминаниями о своем детстве.
Тронулись в путь, так и не поев, в надежде, что через несколько верст встретится барская усадьба.
Дни бежали незаметно. Наступала осень. Василий освоился в экспедиции. Паллас отличал его за исключительное усердие, сноровку и любовь к знаниям.
- О... очень хорошо, очень хорошо! - торжественно произносил он, принимая от Василия описание растений или выслушав его мнение о прочитанной книге. - Наука любит труд. Вы есть способный ученик, я рад видеть в вас свой помощник!
3
Рано утром Василий на одной из стоянок направился к оврагу, где хотел посмотреть в осыпях почвенные отложения. Внимательно всматриваясь, Василий медленно шел по дну оврага, покрытому мелкими кустами. Солнце поднялось уже высоко и не по-осеннему стало припекать. Готовясь лазить по оврагу, Василий оделся проще: в полотняную рубаху и потертые штаны из грубой материи. Тяжелые ботинки он снял и закинул за плечи.
Перетирая пальцами глинистые породы, Василий вдруг услышал шорох. Что-то мелькнуло в кустах, и на дно оврага потекли струйки потревоженной сухой осыпи. Василий метнулся к кусту и увидел устремленные на него черные глаза голого до пояса мальчика. Штаны у него были из рваной овчины. Темная с оливковым оттенком кожа, острые скулы, сплюснутый нос, бритая до синевы голова с торчащей на ней черной косичкой выдавали в нем калмыка.
Мальчик, затравленно озираясь, старался весь втиснуться под небольшой кустик.
Василий присел перед мальчиком и протянул было ему руку. Калмычонок сжался, словно ожидая удара, зажмурил глаза, обнажил ровные белые зубы.
- Что ты, что ты? - успокаивал его Василий. - Я тебя не трону. Не бойсь, - и он убрал руку и даже несколько отодвинулся в сторону. Мальчик немного успокоился.
- Ты что, потерялся? Э-э, да ты по-русски-то не понимаешь!
Василий достал из кармана завернутый в чистую тряпочку кусок круто посоленного хлеба. Протянул мальчику.
- На, бери! - и он, улыбнувшись, кивнул головой. Опасливо взглянув на незнакомого ему человека, мальчик быстро, как зверушка, схватил с ладони хлеб и жадно вцепился в него зубами. Сидя рядом с мальчиком, Василий наблюдал за ним.
- Наголодался, - рассуждал он про себя, окончательно убедившись, что мальчик не понимает по-русски.
Мальчонка управился с хлебом быстро, слизнул крошки с ладони и зажмурился от удовольствия. Внезапно что-то зашуршало над головой, и перед Зуевым вырос здоровый рыжий парень в кафтане доезжего.
- Вот ты где, азиатская рожа! - крикнул он и со всего плеча хлестнул арапником калмычонка.
Кнут оставил на голом теле красную черту. Мальчик с тихим воем упал под ноги барского холуя.
- Пошто бьешь маленького?! - вступился, вскакивая на ноги, Василий.
- А ты кто такой? - уставился детина на Зуева. - Тоже, поди, какой беглый! - и ради простого озорства, так себе, мимоходом, доезжий полоснул арапником и Василия. Кровь бросилась Зуеву в лицо. Перехватив рукой арапник и рванув его к себе, Василий в бешенстве крикнул:
- Как ты смеешь?!
Удар здоровенного кулака сбил его с ног. Через полчаса со связанными за спиной руками Василий и мальчик калмык едва поспевали за лошадью. В сумерках подъехали к помещичьей усадьбе. Обессилев, они чуть не волочились на аркане. "Беглецов" бросили в подвал. Барину доложили:
- Афанасий беглого калмычонка поймал, с ним еще парень, видать, тоже беглый...
Вечером Василия хватились в экспедиции. Искали его всюду, но поиски результатов не дали. Отложили отъезд. Продолжали поиски и на другой день. Амалия Карловна уже не раз всплакнула.
На другой день, в двенадцатом часу, отставной штык-юнкер Харлов, почесывая волосатую грудь под расстегнутым бухарским халатом, пил ром с чаем и слушал доклад управителя. Поодаль стоял калмычонок лет 12-14 в красном халате с готовой для барина трубкой на длинном чубуке.
Юркий управитель с крысиным лицом, в камзоле с барского плеча докладывал барину о проведенном им допросе.
- С калмычонка что взять? Звереныш, азиат, разговору не понимает. Я вот и Ахметку с собой брал, - кивнул он в сторону "казачка" с трубкой, - так все равно ничего не дознался. Ну, да известно, дикость, ему в степь надо. Ничего, посидит немного в подвале, а там приучать к службе будем.
- Ну, а второй?
- Тут, батюшка Федот Петрович, не знаю, что и делать. Говорит, что учеником состоит в экспедиции какой-то. Грамотный хорошо. Показывал, что в иноземных языках сведущ. А все равно мужик. С другой стороны, Афанасий, того, вроде как здорово парнишку обличия лишил. В таком виде передавать его в эту экспедицию никак невозможно.
- Так что делать-то?
- А лучше всего об экспедиции этой нам парню веры на слово не дать. Мальчишку сего почитать беглым крепостным без хозяина и оставить у себя. И нам грамотный сгодится, в случае чего и продать на сторону можно. Деньги большие получим...
- Ну, смотри, быть по сему, но чтоб все шито-крыто было.
- Не извольте сомневаться, батюшка...
А в экспедиции строили всяческие догадки. Догадки догадками, а все же решили двигаться вперед, известив о случившемся губернатора.
Угроза крепостной кабалы нависла над Василием Зуевым. Барский холуй избил его сильно. Все тело ныло. Порой Василий впадал в полусон-полудрему.
Вдруг что-то легко стукнуло. Маленький калмык сразу же проснулся. Василий продолжал дремать. В прорези решетчатого окна в свете луны появилось лицо "казачка" Ахмета.
- Ока! - тихо позвал он по-калмыцки. Мальчик так же тихо ему ответил, и они быстро-быстро стали перебрасываться между собой короткими фразами.
Скоро разбудили и Василия. Склонившись над самым окном подвала, Ахмет взволнованно говорил ему по-русски:
- Твоя совсем пропадай. Барин тебя прятать хочет, себе оставлять, крепостной делать.
Только сейчас Василий понял весь ужас своего положения. Бежать, бежать скорее! Но как?
- Бежать надо. Помоги, - обратился он дрожащим от волнения голосом к Ахмету.
- Стена толстый, замок большой. Бежать нельзя.
- Что же делать?
Ахмет сам не знал, чем можно было помочь. Василий судорожно искал выхода. И вот мелькнула спасительная мысль. Нашел в кармане обрывок бумаги и обломок карандаша. Тут же при свете луны набросал на бумаге: "Сижу в подвале. Хотят объявить беглым и взять в крепостные". Из предосторожностей записка была написана по-немецки.
- Милый, выручай! - обратился он к Ахмету. - Записку сию доставь в село Покровское и передай кому есть из экспедиции. Скажи им, где я.
Маленький калмык тоже что-то быстро заговорил, обращаясь к Ахмету. Видимо, тоже просил за своего нового товарища.
- Ладно, давай! - в окно просунулась рука Ахмета. Посадив себе на плечи мальчика, Василий через него подал записку. Через несколько минут Ахмет был уже в степи, где, вскочив на одного из пасущихся в табуне коней, во весь дух поскакал в сторону Покровского.