2
В середине зимы в затон стали съезжаться судовые команды. В мастерских появились сезонные рабочие.
В праздники бурлаки с утра до вечера толпились у лавки Агафурова, судачили о войне, вслух ругали генералов, царское правительство. Слышались и совсем незнакомые мне слова: "революция", "кадеты", "большевики".
Каждое воскресенье я проводил в затоне, а потом, дома, приставал к Заплатному, и он, как мог, старался объяснить мне, что значит революция, какие такие большевики и почему бурлаки ругают царя.
В начале марта к нам со станции пришел плотник и по секрету рассказал, что будто бы царя в Петрограде скинули и скоро конец войне. На станции развешаны красные флаги, и господа дают всем пассажирам грамотки.
- Мне тоже один дал. Тонкая бумага, на курево хороша.
Плотник вытащил из коричневого кисета скомканный клочок газеты.
- Кто грамотный? Прочитай-ка.
Я взял бумажку. Меня окружили бурлаки. Некоторые из сезонников в самом начале чтения ушли от греха подальше, другие прослушали все до конца с большим вниманием. В газете было написано:
"…час дорог. Не медлите. Граждане, придите на помощь родине хлебом и трудом!.."
"По поводу передаваемых из Петрограда тревожных слухов, распространявшихся среди населения, объявляю, что долг верных сынов и граждан своей родины обязывает прежде всего к спокойствию и благоразумию. Вменяю себе, как представителю высшей государственной власти в Пермской губернии, в непременную обязанность употребить все меры к тому, чтобы вверенный моему попечению горнозаводский Урал, питающий оборону государства, снабжающий нашу армию оружием, спокойно и уверенно продолжал свою работу до победоносного конца.
Уверен в единодушной поддержке всего населения. Главноначальствующий, пермский губернатор Лозина-Лозинский. Екатеринбург, 1 марта 1917 г."
Дочитав объявление до конца, я стремглав бросился из затона. Плотник кричал вдогонку:
- Куда попер! Дай хоть на завертку. Попадешься мне, сукин сын! Я тебе заверну салазки!..
Все два километра до алебастровых разработок я бежал бегом.
- Андрей Иванович! - крикнул я, вбегая в кузницу.
Заплатный от неожиданности чуть не выронил из рук кузнечные клещи, у него уже готово было вырваться злое ругательство, но я предупредительно поднес к его носу объявление губернатора. Заплатный схватил бумажку, быстро пробежал ее глазами, погрозил кому-то кулаком и бросил клещи в угол.
- Идем! В затон!..
В воскресный день в затоне не было обычной работы. Только зимогоры кололи лед около судов, у своего сарая расхаживал подрядчик Юшков да по берегу шагал с палочкой Лука Ильич. У лавки Агафурова по-прежнему толпился народ.
- В Петрограде революция! - крикнул Заплатный Луке Ильичу, размахивая обрывком газеты. - Губернатор в Екатеринбург сбежал.
- Слава те господи! - И Лука от всей души, снявши шапку, перекрестился на восток.
- Сейчас, Ильич, не до бога, - нетерпеливо сказал Заплатный. - Собирай народ к котлу. Звони! Твое счастье.
Лука Ильич ударил в сигнальный колокол.
Первыми прибежали из зимовок ребятишки, потом пришли рабочие с околки льда, и потянулся из всех зимовок и землянок бурлацкий люд. Звуки колокола донеслись и до деревни Королевой. Оттуда большими группами шли к затону и бурлаки-квартиранты, и местные жители. Явился сам заведующий затоном Желяев. У него на груди был приколот красный бант.
Кругом гудела толпа. Андрей Заплатный влез на котел, и все стихло. Заплатный стал говорить:
- Товарищи! Царская власть перевернулась. Царя Николашку сбросили с престола. От нас здесь скрывают это, а мы спим. Так и проспим все.
Молча слушали Заплатного бурлаки. Многие - с радостью, кто и с тревогой. За такие речи и за их слушание еще вчера каторга была бы. А тут кто его знает, правду говорит Заплатный нет ли? Часть сезонников гуськом потянулась на лед затона.
После Заплатного вышел к котлу Желяев.
- Граждане, матросы! Государь император отрекся от престола. Государственная власть перешла в руки временного комитета Государственной думы и его председателя Родзянко. Никто от вас не думает этого скрывать…
Тишина прервалась беспорядочным шумом:
- Родзянко? Кто он такой?
- Война когда закончится?
- С заработком как будет?
- Наше теперь право. Довольно, поездили на нашей шее!..
Когда толпа немного поуспокоилась, Желяев заявил:
- А я вам говорю: довольно каркать! Свобода не для дураков. Расходитесь по домам, а завтра на работу! Кто не выйдет - уволю! Вместо вас много найдется. Что я говорю?!
Окрик подействовал. Бурлаки один за другим стали расходиться. Заплатного уже не слушали. К котлу подошел подрядчик Юшков и набросился на своих работников:
- Чего шары пялите, черна немочь! Свобода, свобода! Нет вам сегодня воскресенья. Работать надо. Всем в сарай явиться!
3
Затон постепенно замирал, потому что у казны не было денег на ремонт судов. Судовые команды расходились из затона. Закрылись алебастровые выработки.
К нам в избушку пришел хозяин и велел убираться вон. Пока мы выносили на улицу свои пожитки, хозяйские работники уже вскрыли крышу избушки. Она была разобрана до бревнышка. Мы с Андреем Ивановичем оказались как на пепелище.
"Вот тебе и революция, - думал я, - какая мне от нее польза? Сплошной обман. Андрей Иванович говорил, что после революции будет хорошая жизнь. А что получилось? Ночевать - и то негде".
Развели мы костер и поставили котелок с картошкой. Андрей Иванович, как бы угадывая мои мысли, объяснил:
- Знаешь, Ховрин, что получилось? Царя-то сбросили, а холуи его остались. Вот и нет у нас ничего. Погоди! Солдаты бегут с фронта не с голыми руками, да и у нас на плечах не капуста. Доживем, не горюй, Сашка, доживем до хорошего времечка… А пока бери рябчика. - Заплатный сунул мне в руку горячую картофелину.
Переночевавши у костра, мы на рассвете поднялись в гору и пошли по размытой весенними ручьями извилистой дороге. С горы пойма Камы была видна на десятки верст. Среди белых пятен плывущего льда чернели весенние воды. В Королевском затоне, как игрушечные, стояли на приколе деревянные суда. Из трубы дома заведующего струился серый дымок. Я, прощаясь, глядел на знакомые места, а Заплатный ни разу даже не обернулся. Скоро мы вошли в лес.
Хороша лесная дорога весной! В воздухе смолевые запахи наливающихся почек. Верхушки елей усыпаны капельками красных ягод. Снег, еще оставшийся кое-где в ложбинах, тает и испаряется прямо на глазах. Сквозь сырой дерн глядят белые подснежники, первые наши весенние цветы.
Не жарко и не холодно - как раз в меру. Такая ласковая погода бывает только раз в году - перед цветением черемухи.
Вечером мы миновали Полазненский завод и вышли на речную пристань, где народ ожидал с низов первый пассажирский пароход.
Все хибарки на берегу были заняты. Горели костры. Пришлось и нам устраиваться у огонька. После дня ходьбы я быстро заснул, а Заплатный всю ночь прослонялся на берегу среди народа.
Утром, позавтракав остатками картошки, мы стали советоваться, куда нам двинуться и что делать дальше. Из затона ушли и обратно не воротишься, да и делать там нечего.
- Поедем, Ховрин, на сплав, - предложил Заплатный. - Скоро на сплаве самая горячая пора. Вчера говорил тут с ребятами. Советуют на Обву ехать.
…Лед на Каме поредел. Из-за косы показался первый пароход, до отказа набитый пассажирами. Они сидели на обносах, на носу, на корме, не говоря уж о палубах. Мы опасались, что пароход не пристанет к нашему берегу. Но опасения не оправдались. Чем больше пассажиров, тем больше дохода хозяину. Пароход медленно подвалил к яру.
По трапу, переброшенному на берег, мы с трудом забрались на корму. А там - ни вперед, ни назад, никуда не проберешься.
С грехом пополам мы с Андреем Ивановичем приспособились на решетчатом обносе. Я перекинул через решетку опояску и привязался, чтобы не свалиться в воду. На корме и пошевелиться невозможно, а все-таки в самой гуще людей пиликала неугомонная гармоника.
Настала холодная майская ночь. Сбоку тянул ветерок, поддувало с кормы. Корма постепенно угомонилась. Пассажиры засыпали в самых смешных и неестественных позах. Как будто кто-то собрал со всего света уродов и свалил их в общую кучу. Задремал и я. Вдруг Андрей Иванович тычет меня под бок:
- Не спи! Простынешь… Чуешь, откуда-то падиной пахнет?
Пароход подошел к какой-то пристани, и мы оказались под ветром. Нас снова и еще более резко опахнуло неприятным запахом. Андрей Иванович спросил шутливо:
- Эй! На корме! Какой петух у вас протух?
В этот момент заскрежетал румпель.
- А не задавило ли кого? - предположил я.
- Все может быть, - ответил Заплатный. - Пассажиры! Посторонись!
Расталкивая спящих, мы взобрались с обноса на корму.
Из-под щита, которым закрыт румпель, торчали ноги в стареньких сапогах.
- Так и есть… Доездился бедняга.
У пассажиров сон как рукой сняло. Через вахтенного, матроса вызвали капитана и объяснили, в чем дело.
- Сказывай! Пьяный, может быть.
- Мертвый, а не пьяный. Самого тебя засунуть под румпель, не много попоешь. Задержи пароход. Ведь мертвое тело…
- Стану я из-за всякой швали пароход задерживать. И так иду с опозданием… Эй, в рубке! Какого дьявола третий свисток не даешь?
Пароход дал последний свисток и спешно отвалил от берега.
Только утром на строгановской пристани сняли с парохода мертвеца…
От пристани до устья Обвы недалеко. Мы наняли паренька, который за пятачок довез нас на лодке до самой гавани.