- Чего? - возмущенно возразил Заплатный. - Верст за семьдесят вверх по Каме? Нашел дураков.
- А вы разве умные? Как есть дураки. Кто сплавил судно на свою "самку"? Я, что ли? Вы сплавили… Да! Кто не желает служить - не держу… Старший матрос! Распоряжайся, а я пойду сосну маленечко.
Не хотелось снова забираться на глухой плес. Но что поделаешь? Куда уйдешь? До Чердыни, если пробираться туда, будет верст триста. Да едва ли Сорокин согласится добровольно выдать паспорта. А без паспорта в Российской империи жизнь совсем волчья. Кондряков сразу оценил положение и посоветовал:
- Садись, ребята, в лодки. Не все ли равно, знаешь ли, карчи доставать или бечеву тянуть. Все одно.
Оставив на судне старшину, старшего матроса и Катю Панину, мы с бечевой перебрались на берег запрягаться в веревочные лямки.
На берегу, растянув чалку, Заплатный припутал варовые петли, по одной на каждого, и мы выстроились один за другим вдоль берега.
- Тянем!
Медленно, а потом постепенно ускоряя шаг, мы гуськом пошли по глинистому берегу.
При обходе разных коряг, пней и ям канат ослабевал, а затем натягивался, как струна. Терялась устойчивость, меня болтало из стороны в сторону. На первой же версте заныли плечи, спина.
Немилосердно кусали комары. Я вначале, как мог, отбивался от них, а вскоре не стал на них и внимания обращать, так как боль в плечах была сильнее комариных укусов.
В полдень сделали привал. Катя привезла нам на берег обед. Все быстро и жадно поели и прикорнули у разведенного костра. Но через час пришлось снова впрягаться в бечеву.
Я выбивался из сил и в иные моменты уже не тянул, а тащился на канате. За моей спиной ворчал Спиридон Кошелев:
- Это тебе, углан, не качеля. Зачем висишь-то? Шагай, шагай, не оглядывайся.
Иногда он просто тыкал меня в спину кулаком, но от этого мне нисколько не было легче.
Перед моими глазами все время была голая спина Заплатного, усыпанная комарами. Я однажды не удержался, сорвал ивовый прутик и замахал им над спиной Андрея.
- Не машись, Сашка! - сказал Заплатный. - Первое дело - чем больше будешь махаться, тем больше будут одолевать, а второе дело - у меня кожа толстая, ее никакой гнус не прокусит. Давай лучше споем "По Дону гуляет". Видишь ту кривулю? С песней до нее быстрей дотянемся.
Заплатный запел:
С по Дону гуляет,
С по Дону гуляет…
Мы дружно подхватили:
С по Дону гуляет
Казак молодой!
И понеслась старинная казацкая песня по Каме-реке. Мы и не заметили, как дошли до излучины, где нас в тот день ожидал отдых.
Так, где бечевой, а где и с помощью якоря-рыскача, мы через неделю добрались до своей прежней стоянки.
4
Меня вызвал к себе в каюту старшина. Он сидел за столом в очках и щелкал на счетах. Поглядел на меня поверх очков, разгладил бороду и проговорил елейно:
- Опять месяц, слава богу, проробили. Сию минуту жалованье буду выдавать. Ну-кось, позови матросиков…
Один за другим, стали входить в каюту матросы. Чуваши вошли артелью и стали поодаль в уголке. Самый старый из них, Тетюев, быстро-быстро перебирал пальцами. Кондряков при входе ударился головой о притолоку.
- Выросла орясина - больше усольской девки. Башкой до потолка достает. Потри лоб, а то шишка вырастет, - посоветовал Сорокин.
К столу подошел Андрей Заплатный и уставился на старшину.
- Господи Исусе! Вытаращился на денежки. Отойди-ка подальше.
Андрей крякнул басом и отошел в сторону.
- Начнем, братцы, - сказал старшина. - Подходи, Василий Иванович седой.
К столу подошел Тетюев.
- Получай-кося давай свои кровные, заработанные. - Защелкали костяшки. - За месяц тебе причитается тринадцать целковых. Три рубля шестьдесят три копейки долой за харчи. Остается ровнешенько восемь целкачей с полтиной.
Тетюев подумал, что-то прикинул в уме и заявил:
- Господин старшой, больше бы я должен получить-то.
- Не сам считаю. Видишь - счеты. Они, брат, не обманут. Иди с богом. Следующий кто?
- Я! - сказал Заплатный и облокотился о стол.
- Вот лешак, господи прости. Да подожди ты маленечко… Давай сюда Василия Ивановича молодого! - приказал Сорокин.
Молодой чуваш Степан стоял в это время на вахте. Крикнули на палубу:
- Панко! Айда жалованье получать!
Степана пропустили к столу.
- Расписывайся, - предложил Сорокин.
- Мы неграмотные.
- Распишись за него, Ховрин.
Я расписался.
- Сейчас, Андрюха, ты получай. Дело надо по порядку делать. Денежка счет любит, - наставлял Сорокин.
Заплатный получил деньги, не считая их, положил в карман и, хромая, вышел из каюты.
Получила жалованье Катя, расписался в ведомости Спиридон Кошелев, а Степа все еще стоял у стола и переминался с ноги на ногу. Надел на голову фуражку, потом снял ее, потом снова надел.
- Чего стоишь? - спросил его старшина. - Получил деньги и айда робить. Не я ведь буду за тебя вахтить.
- Я не получил еще жалованье-то. Ховрин Сашка расписался, а я не получил, - сказал Степа.
- Какое мое дело. Расписка есть в ведомости. Вот она, гляди. Не я расписывался… Испужался. Получай восемь целковых. Остальные скостить за харчи.
Я заметил, что старшина выдал Степе всего шесть рублей. Но тот с радостной улыбкой взял деньги и вышел на палубу.
- Спиря, расписался? - спросил Сорокин.
- Ага!
- С тобой тоже надо иметь расчет. Долой три рубля за харчи, да еще трешница, потому - не робил, а плавал со мной в Усолье. А в лодке грести какая работа? Подумай сам.
- Я премного благодарен тебе, Василий Федорович, не осуди… Баба тоже моя у тебя в хозяйстве…
- Правильно. Вот тебе пятерка, и квиты, Спиря…
Получил деньги чуваш Сергей косой. Дошла очередь до меня. Вдруг в каюту с шумом вбежал Андрей Заплатный.
- Обсчитал, старый грошевик, на полтину!
- Ничего не знаю, вот те Христос. Надо было считать, когда получал. Может, и врешь ты, кто тебя знает.
- Давай полтинник! - Заплатный стукнул кулаком по столу.
Чуть чернильница на пол не упала. Старшина вздрогнул.
- Ты не шуми. Обсчитаешь тебя…
- Давай деньги! - гремел Заплатный.
- Прими Христа ради, - Сорокин выбросил рубль.
- Мне чужих денег не надо. Получай сдачу. - И по столу покатился выкинутый Андреем полтинник.
Сорокин накрыл полтинник корявой рукой, бережно положил себе в карман.
- Не хочешь - не надо. Когда сдохнешь, я за упокой твоей души свечку поставлю.
5
Очищая реку от карчей и берега от деревьев, карчеподъемница ежедневно сплывала на несколько верст вниз по течению. Когда плыли мимо того места, где был сброшен Вахромей Пепеляев, Спиридон Кошелев напомнил старшему матросу:
- Ты, кажись, у этого куста скакал?
- Заткнись, ершова порода.
- Здорово! - сказал Кондряков и улыбнулся. - Так его, Спиридон. Ты, я вижу, начинаешь с начальством вслух разговаривать.
- Стал, значит, Спиря понимать, что к чему. Вот вслух и заговорил, - закончил мысль Кондрякова старый Тетюев.
А Спиридон вдруг взъелся на товарищей:
- Чего привязались? Все вы не лучше Вахромея. Рады, что я совсем зря болтаюсь на свете.
- А ты не болтайся, - поддразнил Кошелева Вахромей. - Отдал бабу на лето сорокинским холуям и форсишь…
Спиридон неожиданно схватил валявшийся на палубе колун и занес его над головой Вахромея. Тот с криком бросился в сторону. Михаил Егорович вырвал топор из рук Спиридона и сильным рывком усадил его на связку каната. Спиридон, совсем обессиленный, заплакал.
- Жестянщик я. Рабочим был. За что такая каторга? - говорил он сам с собой. - Вся душа голая.
- Пойдем, Ховрин, - сказал мне Михаил Егорович. - Пусть посидит один, подумает, как снова сделаться настоящим человеком.
Спустившись в кубрик, я вскоре забыл о Спиридоне.
Чуваш Тетюев вот уже больше месяца мастерил самодельную скрипку. Скоблил разные дощечки, склеивал их. Долго искал подходящее дерево на верхнюю доску - на деку. Для нее обязательно нужна елка, да не простая, а без сучков и некосослойная. Случайно в трюме он отыскал толстую еловую доску от старого ларя. И скрипка была сделана.
В деревне Тетюев выменял на старые рукавицы горсть конского волоса и связку сырых бараньих кишок.
- На что тебе эту падину? Не придумай на кухню тащить. Вытурю вместе с кишками, - бранилась Катя Панина.
Конский волос Тетюев использовал для смычка, а из кишок сделал струны.
Сегодня Тетюев решил испробовать свою скрипку.
- Неужели заиграет? - спросил я Андрея Заплатного.
- А почему ей не заиграть? Как настоящая.
- Все-таки интересно.
- Не шуми, - остановил меня Заплатный. - Слышь, настраивает.
- Я в третьем году в прислугах жила в Мотовилихе, - вполголоса рассказывала Катя Панина. - Хозяйский сын тоже на скрипке играл. Жалостливо.
- Ты его что, жалела? - пошутил Заплатный.
- Его-то? Да оставь ты.
Тетюев настроил скрипку и заиграл чувашскую песню. Перед ним на корточках сидел Степа с открытым ртом. Пришел послушать игру и сам Сорокин и попросил:
- Ну-ко, повеселее что-нибудь. Играть так играть. Грешить так грешить.
Тетюев заиграл плясовую.