Младших флагманов не удивила реплика с довольно откровенным выражением недовольства верховной властью. Среди офицеров королевского флота давненько поговаривают, что с кончиной отца короля, Карла XI, флот все более становится похожим на пасынка его величества…
Пригубив рома, адмирал не уклонился от взятого им курса:
- В самом деле, на первый взгляд, в летнюю кампанию его величество не бросил ни одного упрека нашему флоту, но мы и не заслужили ни одной похвалы. Припомните, в какую пушечную перепалку поначалу вступила наша эскадра с неприятелем, который пытался помешать высадке королевских полков. Слава Богу, эскадра англичан и голландцев вовремя подоспела и датчане присмирели. Только несколько странно, что адмирал Рук тут же получил приказ короля Вильяма не вмешиваться в наши распри с датчанами. Хорошо, что курьер с этой депешей прибыл, когда мы закончили высадку наших войск, иначе мы могли бы попасть впросак.
Анкерштерн запыхтел, раскуривая трубку и продолжал:
- Не в пример нашему юному сюзерену, король Вильгельм знает цену флоту. Не будь у него в Ганновере отличной эскадры, ему никогда бы не владеть английской короной.
Гости одобрительно закивали, а Нумере вспомнил прошлые времена - выбрал удачный момент. Английские моряки не любили короля Джемса, и голландцы беспрепятственно пересекли канал и высадились в Британии. Пять сотен транспортов и пять десятков кораблей под флагом Голландии выбросили на берег пятнадцать тысяч войск, и роковой приговор королю Джемсу был произнесен на деле. Флот Вильяма решил судьбу Англии.
Анкерштерн с довольной миной на лице поднял вверх большой палец левой руки, как бы подтверждая высказывание Нумерса, а Шеблад, улыбаясь, заметил:
- Нельзя забывать о странной нерешительности в ту пору короля французов. Мне до сих пор непонятно, почему Людовик не воспрепятствовал Вильяму? Ведь его флот, мог с успехом разрушить планы штатгальтера Голландии, но Людовик отправил его в это время в Средиземное море.
Никто не возразил, и стало ясно, что собеседники согласны с мнением товарища.
После небольшой паузы Анкерштерн возобновил беседу. Повернувшись к Нумерсу, он спросил:
- А что новенького на наших остовых румбах, дорогой Карл?
- В моих акваториях полнейший порядок, - благодушно проговорил Нумере, - в Финском заливе и наших крепостях на Неве моряки скучают. Их покой тревожит лишь крик залетных альбатросов. На Ладожском озере мы полные властители, а московиты забились в устьях рек, точно пескари.
Нумере глубоко затянулся, закашлялся и, отдышавшись, закончил важно:
- Но мы не даем им дремать и ради потехи шквальным огоньком подпаливаем их деревеньки на другом берегу. Наши матросики не забывают их пошерстить, при этом не упускают шанса прихватить все, что плохо лежит. Русские как очумелые убегают в лес.
Адмиралы, довольные шуткой, ухмыльнулись и не сговариваясь пригубили ром.
- И все же мы еще не отсекли напрочь московитов от моря, - неожиданно, прервав молчание, заговорил Шеблад.
Анкерштерн и Нумере недоуменно переглянулись, а Шеблад пояснил:
- Я имею в виду северный порт московитов на Белом море, Святого Архангела. Как-то я слышал сетования Уксеншерна, что там вольготно торгуют англичане, голландцы, французы. Без пошлин они берут там лес, пеньку, смолу, а главное, прекрасные меха
зверей, которыми славится Московия…
Продолжая беседу за обеденным столом, адмиралы, разомлев, вновь заговорили о юном короле, на этот раз восхищаясь его безудержной смелостью. При подходе эскадры к берегу к свисту ветра в судовых снастях прибавился посвист пуль, долетавший от ружейного огня датчан.
- Что это? - удивился Карл.
- Сиё поют пульки неприятеля, ваше величество, - поеживаясь, пояснил Вахтмейстер.
- О, такая музыка мне по душе, - беззаботно рассмеялся король, - я готов ее слушать бесконечно.
Когда началась высадка десанта, он вскочил в одну из первых шлюпок, направлявшихся к берегу. Солдаты пригибались под ружейным огнем и не решались прыгать за борт. Подавая пример, Карл бесстрашно выпрыгнул из шлюпки и сразу погрузился по шею в воду. Отфыркиваясь, он зашагал к берегу, размахивая поднятой шпагой, и тогда десятки и сотни пристыженных солдат как горох посыпались из шлюпок и, обгоняя короля, ринулись в атаку…
Обо всем этом вспоминали, дополняя друг друга, Анкерштерн и Шеблад. Глядя на них, несколько флегматичный по натуре Нумере в душе радовался, что ему пока выпало служить подальше от взбалмошного его величества…
Покидая метрополию, Карл XII неожиданно для окружения объявил, что в его отсутствие впредь всем иностранным послам следует обращаться только в Государственный совет.
Молодой король, по складу характера довольно замкнутый и молчаливый, почти никогда не делился своими сокровенными мыслями и замыслами даже с близкими из его окружения людьми, такими, как граф Пипер или льстивый фаворит генерал Аксель Спарре. Непомерно гордый и самоуверенный Карл безотчетно уверовал в свой гений, не желал слушать советов, особенно штатских людей в кружевных жабо. Запретив иностранным послам появляться в его ставке, он фактически поставил себя особняком среди европейских монархов и довольствовался докладами из Стокгольма о том, что происходит в Европе. В начале весны, получив одно из первых посланий Государственного совета в Дерптском замке, Карл разгневался.
- Эти пигмеи ничего не смыслят в стратегии, - горячился он, слушая своего постоянного спутника и советника первого министра, графа Пипера, - два моих заклятых врага, царь Петр и Август, должны быть поставлены на колени. Никаких сделок с Августом я заключать не намерей до тех пор, пока не изгоню его из Речи Посполитои и он не сложит оружие в Саксонии.
Граф Пипер привык к таким тирадам и заметил:
- Но, ваше величество, королевская казна почти пуста, а война против Саксонии и Московии требует слишком больших денег. Разумнее было бы искать покорства Августа мирным путем.
При упоминании Августа король снова разгневался:
- С этим негодяем я-таки разделаюсь рано или поздно. Деньги в Стокгольме найдут, пускай потрясут кошельки наших бюргеров. В крайнем случае займут у голландцев.
- Ваше величество, мы и так должны им, год не платим проценты.
Король остановился у пылающего камина и продолжал разговор, будто и не слышал доводов первого министра.
- Мне нужны только пушки, ядра, порох и рекруты. Моя армия сама себя прокормит на неприятельской земле. Я не намерен быть жалостливым к иноземцам. Каждый мой солдат стоит дюжины жизней этих русских и польских плебеев.
Карл подошел к столу, где лежал ворох карт, и жестом пригласил своего министра:
- Первый удар мы направим на Московию. - Король провел линейкой по карте к Новгороду и Пскову. - Для этого подождем пушки и порох из Стокгольма, потом перебросим два полка драгун из Сконе и пехоту из Голштинии. Я уже дал указание генералу Стюарту готовить план похода. Я намерен пополнить армию и местными рекрутами из Лифляндии.
Пипера всегда удивляла молниеносность решений, принимаемых королем. Между тем Карл переворошил карты на столе и наконец нашел то, что нужно.
Несколько минут прошло в молчании. Карл, выпрямившись, усмехнулся.
- Наши матросы в Стокгольме и Карлскроне наверняка беспробудно пьянствуют в тавернах, а флагманы занимаются пустопорожними беседами. - Король небрежно махнул кружевным платком вдоль карты. - Вы помните, дорогой граф, что Уксеншерн
не раз твердил мне, что русские беспошлинно торгуют с англичанами и прочими европейцами через свой порт на Севере. Так вот, я решил заткнуть эту отдушину, заодно и отвлечь внимание царя Петра от наших планов.
Глядя на несколько опешившего первого министра, Карл повелительно произнес:
- Итак, граф, берите бумагу, чернила и перья. Мы не откладывая отправим повеление нашему Адмиралтейству.
Не ожидая, пока Пипер расположится за столом и привычно сочинит предисловие королевского указа, король рублеными фразами излагал наставление о снаряжении весной эскадры с десантом в Белое море для пресечения русской торговли с европейскими странами. Приказ не оставлял никаких сомнений в конечных целях экспедиции.
- Сжечь город, корабли, верфи и запасы продовольствия, - с каким-то упоением диктовал король, - после того, как высаженный экипаж успеет согласно воинскому обычаю захватить пленных и уничтожить или разрушить все, что может быть
приспособлено к обороне, каковая задача, должно надеяться, будет исполнена при помощи Господа Бога…
В отличие от лютеранских кирх Европы, в православных храмах на Рождество Нового, 1701 года перезвон колоколов звучал по-иному. В Пскове и Новгороде, Смоленске и Твери, да и во многих других городах, весях и монастырях немало звонниц помалкивало. Грустно чернели они пустыми глазницами в окрест на снежных просторах. По царскому указу с колоколен в сугробы летели большие и малые колокола, кололись на части. Осколки медных колоколов грузили на сани, везли на переплавку на Пушечный двор. Под Нарвой полки оставили полторы сотни пушек, почти всю армейскую артиллерию.
Прихожане испуганно глядели на происходящее, в душах царило смятение, - "никак антихрист вот-вот наведается". Священники в приходах насупленно помалкивали об истинных причинах происходящего, православные в страхе крестились: "Свят, свят, изы-ди, сатана…"
Ни днем, ни ночью не знал покоя в те дни царь Петр, на счету был каждый день, каждый час. Одного остерегался он, как бы шведское войско не двинулось к Москве.
Весть о разгроме принес поручик при Шереметеве, Павел Ягужинский6 . Рядом стоял новгородский воевода Ладыженский.