Книга профессора французской истории Бирмингемского университета посвящена жизни и судьбе выдающегося политического деятеля Франции XVII в. кардинала де Ришелье, сыгравшего заметную роль в истории Франции и Европы начала Нового времени. Книга написана на основе последних достижений современной исторической науки. На русском языке публикуется впервые. В настоящем издании опущен библиографический очерк, главным образом потому, что большая часть книг, включенных в него, недоступна российскому читателю.
Содержание:
Роберт Дж. Кнехт - РИШЕЛЬЕ 1
Неизвестный Ришелье 1
Предисловие 2
Глава I - Путь Ришелье к власти - (1585–1624) 3
Глава 2 - Премьер-министр Ришелье 7
Глава 3 - Триумф Ришелье 11
Глава 4 - Ришелье и высшая знать 16
Глава 5 - Ришелье и гугеноты 20
Глава 6 - Внешняя политика Ришелье - (1624–1635) 26
Глава 7 - Ришелье и война - (1635–1642) 31
Глава 8 - Ришелье, налогообложение и народные волнения 35
Глава 9 - Ришелье и абсолютизм 38
Глава 10 - Ришелье и экономика 42
Глава 11 - Ришелье как пропагандист 47
Глава 12 - Ришелье как покровитель литературы - и искусства 52
Эпилог 57
Хронология 59
Библиография 60
Примечания 60
Роберт Дж. Кнехт
РИШЕЛЬЕ
Неизвестный Ришелье
Полноте! - воскликнет читатель, взявший в руки эту книгу. - Да кому же он не известен? Действительно, кому? Довольно упомянуть имя Ришелье, чтобы из небытия возникла целая эпоха, воскрешенная более полутораста лет назад блистательным талантом Дюма-отца. "Дьявол в пурпурной мантии" - Арман Жан дю Плесси, кардинал и герцог де Ришелье обрел на страницах "Трех мушкетеров" свое поистине "второе рождение". Десятки поколений читателей судили, да и судят до сих пор, о его личности и государственной деятельности, основываясь на мнениях знаменитого романиста. В образе Ришелье подлинная историческая личность и герой романа соединились столь органично, что противопоставление исторической правды и художественного вымысла стало некоей трудно разрешимой дилеммой. Воистину, правы были братья Гонкур, когда писали: "История - это роман, который был; роман - это история, которая могла бы быть". Двадцатый век лишь закрепил положение, сложившиеся в веке девятнадцатом. "Правление Ришелье, и особенно его образ, - писала А. Д. Люблинская, - связаны теперь в воображении читателей Дюма и бесчисленных кино- и телезрителей с бессмертными "Тремя мушкетерами". Как бы вольно ни обращались сценаристы и режиссеры с тканью знаменитого романа, фигура кардинала как воплощения зла остается неизменной. Дюма следовал за своими современниками - историками романтической школы и литераторами. С той поры в науке Ришелье был множество раз "реабилитирован", и каждая новая работа приносит тому, все новые и новые доказательства
Но это - достояние специалиста. Послужит ли оно когда-нибудь созданию нового романа?. Вопрос, надо признать, и по сей день остающийся риторическим. Причин тому множество, но самой очевидной является, по-видимому, чрезвычайная скудность в отечественной исторической литературе биографических сочинений о жизни и деятельности одного из великих кардиналов, "сотворивших Францию". Появление в 1990 г. биографии Ришелье, написанной П. П. Черкасовым, и переиздание биографического очерка о Ришелье, вышедшего еще в конца прошлого века в "Биографической библиотеке" Ф. Павленкова, не могли коренным образом изменить сложившейся в отечественной историографии ситуации. "Литературный" Ришелье, как и прежде, довлеет над Ришелье "историческим".
По сути, тот Ришелье, которого "знает" у нас в стране массовый читатель - это Ришелье Дюма и, быть может, отчасти Ришелье Альфреда де Виньи и Виктора Гюго. Впрочем, и потомственный аристократ граф де Виньи и сын наполеоновского генерала Гюго - оба были весьма далеки от того, чтобы в своих произведениях приблизиться к разгадке "тайны" Ришелье. Если Виньи попытался "развенчать" Ришелье с правых, консервативных позиций, считая его подлинным творцом абсолютной монархии, уничтожившей "старинные доблести, вольный дух и независимость дворянства", то Гюго воспринимал кардинала "как символ деспотического антинародного правления". "Человек-символ" оказался столь магически неотразим, что даже историки-профессионалы нередко ошибались в его оценке, подчас "демонизируя" Ришелье, рисуя его всесильным гением, осуществляющим только свою личную волю. Однако подлинное историческое величие Ришелье заключается, разумеется, не в этом. Особое значение Ришелье в истории французского абсолютизма заключается в создании для фактически сделавшейся неограниченной королевской власти недостававших ей постоянных центральных и местных органов, при помощи которых эта власть могла бы непрерывно и успешно действовать. "Не преувеличивая значения его деятельности, - писал автор огромной семитомной "Истории кардинала де Ришелье" Габриэль Аното, - небесполезно все-таки вспомнить, как она примыкала к общей политике королей… Эта борьба (между знатью и королевской властью. - А. Е.), - продолжает историк, - еще не была окончена в ту минуту, когда Ришелье становится во главе правления, но, бесспорно, он следовал монархической традиции, когда наносил феодальной аристократии последний удар". Строго говоря, Аното не совсем прав в последнем своем утверждении. Окончательно с феодальной вольницей покончит лишь "великий век" Людовика XIV. Именно "король-солнце" положит последний кирпичик в величественное здание абсолютной монархии, но как раз это, по всей вероятности, создаст некую критическую массу, в силу которой оно тогда же даст трещину. Однако в целом Аното совершенно верно определил то, в чем, собственно, состоит историческое бессмертие Ришелье. Великий кардинал был одной из ключевых фигур в длинной веренице французских государственных деятелей и политических мыслителей, создавших абсолютную монархию как доктрину и реально действующий политический институт. Ришелье - подлинный сын своего сословия - дворянства и сын своего века не выходит за рамки эпохи и в какой-то мере является ее "визитной карточкой". Без Ришелье наше представление об абсолютизме XVIII в. будет неполным и совершенно недостаточным. С Ришелье это вполне историческое, а следовательно, и подзабытое понятие обретает свою реальность.
Разговор о конкретной исторической личности, да еще такого масштаба, как личность кардинала де Ришелье, как бы предполагает "суд" над кардиналом. Но еще сто лет назад Аното со всей твердостью и справедливостью высказал глубокое убеждение в бесцельности суда над Ришелье: "Лучше, - писал он, - стремиться к пониманию того, что он сделал, чем к пустой забаве рассуждений о том, что он должен был бы сделать".
Итак, что же он сделал?