- Это правда… Я завтра собираюсь, - проронила Анна Серафимовна и, подавая руку, спросила: - Марья Орестовна Нетова как поживает за границей?
Палтусов быстро поглядел на нее.
- Все хворает.
"Вот что!" - прибавил он про себя и, вернувшись на свое место, задумался.
XV
Она что-нибудь подозревает, думает, может быть, что он находится в связи с Нетовой, слышала, пожалуй, про их деловые отношения. Это надо разъяснить, показать ей все в настоящем свете… Он бы никак не хотел терять в мнении именно этой женщины.
Пьеса шла туго… Бенефициантке и первому любовнику удалась одна сцена. Публика вызвала их несколько раз, но Палтусов сидел равнодушно, не хлопал, рассеянно смотрел по сторонам. Малый театр потерял для него прежнее обаяние. Не мог он себя наладить на молодое настроение… Пьеса казалась набитой ненужными вещами, хоть она и шекспировская, обстановка раздражала своей бедностью, актеры читали глухо, деревянно… Совсем не то, что бывало, когда они брали в складчину ложу и после до петухов спорили у себя в номерах за пивом… Насилу дождался он следующего антракта. К Станицыной он не поднялся. Блондин и девица с косами оставались на своих местах.
Палтусов пошел в фойе и наткнулся на Пирожкова. Иван Алексеевич ходил, не снимая своей цилиндрической шляпы.
- Не то, - сказал ему Пирожков. - Хоть не ходи в Малый театр.
- Может, мы сами не те?
- У кого был талант, те изленились, а новые из рук вон плохи…
- А Тасю давно видели? - спросил Палтусов.
- Да она здесь! Я с ней в купонах обретаюсь, пожалуйте.
- Не посмотрела на траур свой?
- Что ж траур? Страсть у нее… В последней пьесе ingénue какая-то новая.
Пирожков взял Палтусова под руку и отвел за колонны.
- Спасибо, спасибо вам, дружище, - заговорил он, ласково глядя на Палтусова.
- А что?
- Да вот за эту девицу… Она мне все рассказала.
- Это пустяки.
- Однако вы, я говорю, сложная натура. И купцов изловлять мастер, и позывы у вас хорошие.
- А вы вот что, - перебил его Палтусов. - Пойдемте-ка к этой самой девице.
Он рассказал приятелю, какой разговор он имел со Станицыной.
Тот одобрил план.
Они поднялись в коридор.
Пирожков вошел в одну из дверок и показался оттуда минуту спустя, ведя за руку Тасю.
В черном суконном платье с узкими рукавами и отложным воротником, похуделая в лице, Тася смотрела совсем девочкой и, подойдя ближе к нему, сказала тихо:
- Вы на меня не дуетесь, Андрюша? - Она теперь так его звала.
- За что?
- А вот, что я в театре.
Палтусов пожал ей руку.
- Что я за цензор нравов?
- Так захотелось, так захотелось видеть эту дебютантку!
Оба приятеля решили, что страсть к сцене у ней - неисправимая. Палтусов предложил ей тут же познакомиться с Станицыной и прибавил - почему.
Тася немного призадумалась, но тотчас же взяла Палтусова за руку и пожала.
- Вы славный! Я думала, вы другой! Хорошо… Это самое лучшее. Ведите меня к вашей купчихе.
- В следующий антракт сойдите в фойе, а я ее приведу.
- Мне еще и потому полезно будет, - соображала вслух Тася, - я увижу там типы молодых купчих. Это нужно изучить.
- Ненасытная! - рассмеялся Пирожков.
- Да, это правда, - созналась Тася, - что только театральное, все это мне надо знать, жадность ужасная!
Тася увидела, что занавес поднимается, и бросилась в свою ложу.
XVI
Анне Серафимовне понравилась "генеральская дочка", так она назвала про себя Тасю. Она просила ее приехать посидеть запросто. Она не стала говорить ей тут же о месте чтицы или компаньонки. Ее такт не ускользнул от Палтусова. Когда она вернулась, Любаша, ходившая также в фойе вместе с Рубцовым, сейчас же спросила:
- Это что за девчурочка в черном?
- Родственница Андрея Дмитриевича Палтусова. Славная, кажется, девушка.
- Что же это она в сукне-то?
- Мать у ней умерла.
- Видно, не очень убивается.
- Ах, Люба, - остановила Анна Серафимовна, - до всего-то тебе дело!
- Она ничего… Должно быть, из оголтелых?
- А вам что? - вступился Рубцов. Он видел Тасю.
- Я люблю, когда с них фанаберию сбивают, - продолжала задорно Любаша.
- С кого? - спросил Рубцов.
- Да с дворянской дряни.
- Люба! - удержала опять Анна Серафимовна.
Люба поглядела на Рубцова, скосившего на особый лад губы, и почувствовала какую-то новую неловкость в его присутствии. Он был недоволен, но это-то и подзадоривало ее.
- Это господин Палтусов? - тихо спросил Рубцов Анну Серафимовну.
- Да…
Она хотела узнать: как он ему понравился, но побоялась резкого отзыва.
- Ловкий, по видимости, человек, - заметил Рубцов как бы про себя.
- Думаете, ловкий? - спросила она. - Вот, однако, не об одном себе хлопочет!
- Ну, это еще не Бог знает что… Родственницу пристроить…
- После, - остановила его Анна Серафимовна, указав на поднимающийся занавес.
Ей был неприятен тон Рубцова. И он сегодня недалеко ушел от Любы. Что у них, - а еще молодые люди, - за замашка: ко всему относиться с недоверием, с злобностью какой-то!
Она в течение акта раза два поглядела в сторону Палтусова. В антракте он издали раскланялся и уехал до конца пьесы. Он ей сказал наверху, что будет завтра в концерте. И ей показалось, как будто он желает говорить с ней о своих отношениях к Нетовой. Зачем это? Правда, она слышала разные вещи. Она им не верит.
Однако это ее все-таки тронуло. Значит, он дорожит ее мнением. А она думала, что он и знать ее не хочет. У него есть что-то и в голосе, и в движениях, и в словах, что ей особенно нравится.
- Тетя, - Любаша толкнула ее под бок, - вы куда-то мечтами унеслись.
- Ах, это ты?
- Право, унеслись… все этот душка штатский вас в такую мерехлюдию привел.
- Пустяки какие ты все говоришь, - сказала Анна Серафимовна и отвернула голову.
- Умен очень? - спросил ее Рубцов пять минут спустя.
- Вы про кого?
- Да все про вашего ловкача.
- Не зовите его так.
- Ну, не буду.
- Вы спрашиваете, умен ли? Вот как-нибудь, если у меня встретитесь, - поэкзаменуйте его.
- Нам где же-с!
Рубцов решительно не нравился ей в этот вечер. Она хотела пригласить его напиться чаю после театра, но не сделает этого. С ним она могла обо всем толковать: и о делах, и о своем душевном настроении, но о Палтусове разговор не пойдет; пускай они познакомятся. Да вряд ли сойдутся. Сеня горд, в людей не верит, барчонков не любит.
Конец шекспировской пьесы и маленькую комедию, где дебютировала новая ingénue, Анна Серафимовна прослушала с чувством тяжести в груди и в голове. Только на воздухе ей стало легко. Она привезла Рубцова и Любашу в своей карете и должна была развести их по домам. Любаша напрашивалась на чай, но Анна Серафимовна напирала на поздний час. И мать ее будет беспокоиться.
- А вы, Сеня, домой? - спросила Любаша.
- А то куда же?
Анна Серафимовна улыбнулась в темноте кареты… Люба начинала ревновать ее к Рубцову.
- Ну, вот вам и Шекспир! - крикнула Люба. - Такая пустяковина!.. И скучища непролазная!
- Это точно, - подтвердил Рубцов.
Спорить с ними Станицына не могла. Пьеса прошла перед ней точно ряд туманных картин.
Любашу завезли; Рубцов взял извозчика на полпути. Домой Анна Серафимовна возвращалась одна. Было уже около часу ночи.
XVII
Не спится Анне Серафимовне. Она живет все в тех же хоромах, лежит на той же постели, что и перед заключением "сделки" с мужем. Низ заперт и не топится. Да и верх бы она заперла, кроме спальни, столовой да детской. Зачем ей столько комнат? И вообще-то она не любит тратить по-пустому деньги… Просторных две-три комнаты, чтобы чистота была, белье тонкое, свету побольше. Платьев у ней много. На это она готова тратиться. По-старому-то лучше жилось, все было на своем месте; а теперь и мужчины и женщины вышли из пазов, ни к тем, ни к этим не пристали. Она это чувствует на самой себе. Что такое она? Вот хоть бы Андрей Дмитриевич Палтусов, как он на нее смотрит? И не купчиха, какие прежде бывали, и не барыня. Есть у ней в голове неплохие вещи. На фабрике надо многое уладить, казармы рабочих переделать, школу тоже по-другому устроить. "Затеи! - говорят разные кумушки. - Отличиться хочет, чтобы об ней в газетах написали, попасть потом в почетные попечительницы приюта или в председательницы общества".
Бьет два часа. Анна Серафимовна не спит.
Да, хорошо бы все это, что у ней есть на душе, разделить с милым человеком. Сеня Рубцов - малый умный и понимающий. Он не попрекает ее затеями. Только в нем чего-то недостает. Может быть, того же самого, чего и в ней нет. А все это-то и есть в Андрее Дмитриевиче Палтусове… Ей так кажется…
Десять раз перевернулась Анна Серафимовна с боку на бок. Тонкое полотно подушки нагрелось. Она и ее раза два перевернула. Она спит с ночником. В спальне воздуху много, и засвежело немножко. Чего бы, кажется, не спать?
Что ее за положение теперь! Вдова - не вдова, и не девушка и свободы нет. Хорошо еще, что муж детей не требует. По его беспутству, какие ему дети; но настанет час, когда он будет вымогать из нее что может этими самыми детьми… Надо заранее приготовиться… Вот так и живи! Скоро и тридцать лет подползут. А видела ли она хоть один денек света, радости, вот того, чем зачитываются в книжках?! Нужды нет, что после бывает горе, без риску не проживешь…