VIII
Надо было обойти остальные комнаты, посмотреть, заперта ли дверь в передней. Мальчика Мити, наверно, нет. Он играет на гитаре в кухне, в обществе повара и горничной. А следует приготовить закусить отцу. Он в клубе ужинает не всегда - когда деньги есть, а в долг ему больше не верят… Закуска ставится в десять часов в зале на ломберном столе. Мальчик должен постлать потом отцу и брату - одному в кабинете, другому в гостиной.
Тася завернула из коридорчика налево, в свою комнатку. Там стояла темнота. Она зажгла свечку, пошарив рукой на столике у кровати. У ней было почище, чем в других женских комнатах, но так же холодно и через день непременно угар. У окна письменный столик, остаток прежней жизни, с синим, теперь обтертым, бархатом и резьбой из цельного ореха. Есть у ней и этажерка с книгами и швейная машинка ручная, в пятнадцать рублей… Да теперь и шить-то некогда. Только в этой комнатке она совсем дома. Здесь она может уходить в себя, задавать себе разные вопросы и думать… Тут же и всплакнет. А больше ни при ком. Даже и с бабушкой - никогда!
Почитать старушкам? Она предлагала. Они долго просидят. А ей надо дожидаться брата Нику. Ника приедет поздно, часу во втором, а то и позднее. Днем она никак его не схватит. И смелости у нее нет настоящей, а ночью, когда все уснут, вот тут-то она и заговорит с ним как должно.
Книжку Тася взяла с этажерки. Это был том сочинений Островского. Она нагнулась над ним, просмотрела оглавление и заложила ленточкой на комедии "Шутники". И старухам будет приятно, и она прочтет лишний раз Верочку. Может быть, сегодня у ней выйдет гораздо лучше.
Со свечой она прошла в кабинет отца, где пахло жуковским табаком. На диване еще не было постлано. В зале не стояло закуски. В гостиной тоже не устроили спанья для Ники. Она дождалась прихода горничной Пелагеи - неряшливой и сонной брюнетки, послала Дуняшу за мальчиком Митей и всем распорядилась.
Старухи ждали ее. Она принесла книжку и присела к лампе. Катерина Петровна уже два раза вставала и прохаживалась по комнате до прихода Таси.
- Что такое, дружок? - спросила она.
- Пьесу, бабушка… Островского.
- Любишь ты этого Островского. А прежде об нем не слыхать было. Хмельницкий - вот был сочинитель…
- Я знаю, бабушка.
- Что знаешь-то?
- "Волшебные замки".
- Да, да… Альнаскаров. В благородных спектаклях все играли… И в Петербурге… и здесь… помню.
- Вы послушайте, - обратилась Тася больше к Фифине, - как у меня выйдет роль Верочки.
- Это дочь старичка? - спросила Фифина. - Ты нам читала.
- Да, - тихо ответила Тася. - Давно… Бабушка не узнает.
- Что, что? - весело спросила старуха.
- Ничего, бабушка, - подмигнула Тася и начала читать имена действующих лиц.
- Что это за фамилии нынче, - рассуждала вполголоса Катерина Петровна, лежа на кровати.
А того не думала бабушка, что она первая заронила в Тасю театральную искру… Сколько раз та, маленькой девчуркой, слыхала от бабушки длинные рассказы про театр, про Семенову, Сосницкого, Каратыгина, Брянского, Яковлева, мужа и жену Дюр… Катерина Петровна любила ездить и в русский театр. Тогда и дамы "хорошего круга" посещали представления новых пьес. И про французов шли такие же рассказы. Всех их знала Тася поименно. Была madame Allan, Плесси, а из мужчин Лаферьер, давно, когда еще мать Таси ходила в панталончиках. И про московский театр охотно говорила Катерина Петровна. От нее Тася узнала, что "Петровский" театр - так старуха называет до сих пор Большой театр - держал какой-то Медокс, как у него давали оперу "Русалка". Бабушка иногда напевала арию:
Приди в чертог златой,
О князь мой дорогой, -
а потом уморительно делала губами и повторяла стишки про каких-то "Тарабариков" и "Кифариков". Театр Медокса сгорел. И опять горел тот же театр недавно, перед крымской войной, когда Таси не было на свете. Еще простой плотник отличился, спас танцовщицу с крыши, медаль ему повесили и пьесу давали, где он выставлен героем. Бабушка хвалила Щепкина, Репину, знакома была с Верстовским. Он ей писал ноты в альбом, еще в Петербурге. И кто-то тут же рядом черным карандашом нарисовал его за фортепьянами… Знала Тася от бабушки, что в афишах печатали, с какого подъезда надо подъезжать к театру и с каким "лажем" будут приниматься ассигнации. Она и афишу такую видела.
И незаметно театральная зала получила для Таси особое обаяние. Она любила все в театре, какой бы он ни был: большой и роскошный или маленький, вон как в доме Секретарева или Немчинова. Ее охватывала приятная дрожь от запаха коридоров, газа, от вида капельдинеров, от люстры, занавеса… Три раза она была на репетициях благотворительных спектаклей. Один раз играла в комедии "До поры - до времени", ужасно сробела перед выходом, но на подмостках - "точно ее носили по воздуху ангелы". Об ней явилась хвалебная статейка в газетах. Всякой книге, роману, статье она предпочитала пьесу, русскую или французскую. Особенно такую, где есть "хорошая" женская роль.
Играл в Москве в первый раз Росси. Мать еще тогда выезжала. Они абонировались. Мать восторгалась его голосом, лицом, покупала карточки, ездила представляться ему. Тася не пила и не ела после "Лира", "Макбета", "Ричарда III". Ей минутами казалось, что стоит только захотеть, и создашь "Деву Орлеанскую", "Марию Стюарт", "Василису Мелентьеву". Она запиралась по ночам и громким шепотом читала монологи. Но трагедия не шла. Раз она бросила взгляд на себя в зеркало и начала хохотать. Так смешна она самой себе показалась в роли Марины у фонтана, в диалоге с Димитрием. Тут она почувствовала, что ей надо изучать, о чем она может мечтать… Но учиться? У кого? В консерватории?.. Где же!.. Она одна во всем доме… Как мать бросить?.. Да и средства нужны. Теперь о плате за ученье нечего и думать. Есть две старушки, им можно каждый вечер читать и слушать самое себя. У бабушки свои взгляды. Она не понимает теперешнего театра. Фифина все молчит…
IX
Тася дошла до того места в комедии "Шутники", когда отец зовет дочь и Верочка выглядывает из окна. Выглянуть неоткуда было Тасе. Она вытянула шею и сделала милую мордочку. Фифина поглядела на нее в эту минуту и улыбнулась.
- Так? - радостно спросила Тася.
- Не знаю.
- Ах, тетя, - она иногда называла ее тетей, - что это вы какая? Никогда от вас ничего не добьешься.
- Что такое? - вмешалась бабушка.
- Да вот я выглянула в окно, спрашиваю Фелицату Матвеевну - похоже ли, какое выражение?
- Да откуда же ты выглянула-то? - весело спросила Катерина Петровна.
- Ах, бабушка, какая вы, право… Из окна. Направо от зрителей окно. Ну, Верочка и выглядывает из него.
- Хорошо, - ласково выговорила Фифина.
Она знала, что у Таси есть страсть к театру, но помочь ей советом она не могла. Для нее все было "хорошо".
Тася продолжала чтение. Она меняла голос, за мужчин говорила низким тоном, старалась припомнить, как произносил Шумский. И его она видела в "Шутниках" девочкой лет тринадцати. Только она и жила интересом и содержанием пьесы. Фифина считала про себя свои петли. Бабушка дремала. Нет-нет да и пробормочет:
- Continue, mon bijou…
Но Тасе ловко. Она привыкла к этой безмолвной аудитории. Точно она одна в комнате. Пред глазами ее театральная рампа, рожки газа, проволока, будка суфлера. Она бегает по сцене, дурачится, смеется, ласкает старого отца. Потом она видит, как наяву, сцену под воротами Китай-города. Это не она, а бедный чиновник, страстно мечтающий о том, как бы ему чем-нибудь скрасить жизнь своей доченьки. Вот он нашел пакет с пятью печатями. Как он схватил его… Тася чуть не уронила лампу.
- Что, что такое? - просыпается бабушка.
Фифина отвечает своим неизменным простоватым тоном:
- Ничего, maman.
Тасе ужасно весело. Но тотчас же затем охватывает ее горькая обида жалкого Оброшенова. Она не может продолжать. В горле у ней слезы. Губы ее сводит книзу от усилия не расплакаться.
Бабушка громко всхрапнула. Фифина как будто понимает. В последнем акте надо Верочке пройтись по сцене светлым лучом. Тася не спрашивает самое себя: удастся ей это или нет? Она играет в полную игру. Все вобрала она в себя, все чувства действующих лиц. Ее сердце и болит, и радуется, и наполняется надеждой, верой в свою молодость. Если б вот так ей сыграть на настоящей сцене в Малом театре!.. Господи!
Тася закрыла глаза. Книга выпала у ней из рук.
- Все? - невозмутимо спросила Фифина.
- Да, - чуть слышно выговорила Тася. Бабушка опять проснулась.
- Continue, - шепчет она, - continue, chérie.
- Она кончила, maman, - докладывает Фифина.
- А?.. Уж конец!.. Сколько же тут актов?.. Пять?..
Тася молчит. Она сидит с закрытыми глазами. Ей не хочется выходить из своего мирка. Перед ней все еще движутся живые люди с такими точно лицами, платьем, прическами, какие она видела в театре лет больше восьми назад.
Верочку играла тогда ее любимая актриса…
Но было ли у ней столько чувства, и огня, и веселости, как у Таси, вот сейчас?.. Кто решит, у кого справиться?
- Merci, дружок, merci!.. - бормотала Катерина Петровна. - Сна не было… а теперь… я чувствую, что засну…
- Бабушка милая!.. За откровенность спасибо! Почивайте…
- А который час?
- Скоро двенадцать, - сказала уверенно Фифина.
- Пора и спать, - выговорила, зевая, Катерина Петровна. - Ты кончила, Фифина?
- Я сейчас постелю, maman.
- Дайте я! - вызвалась Тася.