X
Губы Евлампия Григорьевича совсем побелели. Он то потирал руки, то хватался правой рукой за лацкан фрака. "Бахвальство" братца душило его. А отвечать нечего. Он действительно не знает, что делается в этом "складе". И Марья Орестовна что-то туда не ездит. У ней вышла история, она не перенесла одной какой-то фразы от председательши. С тех пор не дает ни копейки и не дежурит, аршина холста не посылала… А этот "Капитошка" угостил его целым нравоученьем, перечислил и полушубки, и холсты, и аптекарские товары.
- Так-то оно и все идет у нас на Руси православной, - протянул Капитон Феофилактович и, прищурившись на гостя, подзадоривающим тоном спросил: - Читал, как вас с дяденькой-то ловко отщелкали, ась?..
Этого не ожидал Нетов даже и от Краснопёрого. Сам он - заведомо подстрекатель пасквиля и вдруг издевается как ни в чем не бывало!..
- А что же-с, вам это особенно приятно? - сумел он спросить, и голос его дрогнул.
- Да мне что? Не детей с вами крестить! Ругайтесь промеж себя, нам же лучше.
- Однако такая газета стоит того, чтобы ее судом…
- Судись, коли охота есть!.. Деньги-то все равно зря тратишь. Ну, найми Федора Никифоровича. Он тебя так распишет, что хоть сейчас в царствие небесное… Ха, ха!..
- Дядюшка тут припутан ни к селу ни к городу.
- Факты верные… Скаред и самодур… Он все в сторонке да потихоньку, ан и его - на свежую воду… Радуйся! Ведь тебя, брат, супруга в альдермены на аглицкий манер произвела… Ну, и стой за свободу слова, за гласность. Ты должон это делать, должон… Ха, ха, ха!..
Краснопёрый долго смеялся, покачиваясь на кресле. Ногу он задрал кверху.
Бледность Евлампия Григорьевича перешла опять в красноту. Он еще сильнее краснел от сознания, что не в силах сдержать себя, с презрением относиться ко всему этому "гаерству" и безнаказанной дерзости "мужлана" и "сивушника".
- Что ж, вы думаете, - заговорил опять Краснопёрый, - вам все в зубы будут глядеть?.. Хозяйничай, как знаешь, батюшка!.. Да я бы вас еще не так! Отдали самые сурьезные статьи в чьи руки?..
- Сведущие люди…
- Отчего шпыняют вас?! Оттого, что вы какого-нибудь голоштанного кандидатишку пошлете за границу отхожие места изучать, с меня же, как с платящего жителя, сдерете на его содержание, а потом позволяете ему мудрить и эксперименты производить!.. Эх вы!..
Он встал, подтянул свой костюм весьма бесцеремонно и пожал плечами.
Как же говорить после такого приема? Только срамиться. И переход-то нельзя сделать. К чему придраться? Или разговор перевернуть? На это Евлампия Григорьевича никогда не ставало и в заседаниях, не то что уж в подобном случае.
- Вы это напрасно, - выговорил он с большим усилием. Лучше всего было молчать, - разумнее и ловчее ничего не придумаешь.
- Да нечего!.. Газетная лапша хорошая штука для вашего брата…
- Мы не так к вам относимся…
- Кто мы?
- Да хоть бы дядюшка… и я тоже. До сих пор, кажется, имел я основание, Капитон Феофилактович, считать вас русским коренным человеком… Вы же меня и ввели к таким людям, как хотя бы Лещов Константин Глебыч…
- Да ты куда это ударился, сударь мой?
- Нешто мы изменили? Или передались, что ли? Вон другие себя величают всячески: либералы мы, говорят, западники… А я, кажется, все в том же духе…
- Надоел, Евлампий Григорьевич, надоел ты мне своим нытьем… Славянофил ты, что ли? Кто тебя этому надоумил? Книжки ты сочинял или стихи, как Алексей Степаныч покойник? Прения производил с питерскими умниками аль опять с начетчиками в Кремле? Ни пава ты ни ворона! И Лещов над тобой же издевался!.. Я тебе это говорю доподлинно!
XI
Дальше молчать было невозможно. Евлампий Григорьевич задвигался на стуле.
- Зачем же-с, зачем же-с, - заговорил он. - Я вовсе в это не желаю входить. Душевно признателен за то, что видел от Константина Глебовича. И хотя бы он за глаза… при его характере оно и не мудрено; но мы об этом не станем-с…
- Это твое дело! - перебил Краснопёрый.
- Не станем-с, - повторил Нетов. - Потому, кто же может в душу к другому человеку залезть. А вот, Капитон Феофилактович, мы с дядюшкой Алексеем Тимофеевичем думаем сделать вам совсем другое… сообщение.
- Какое такое сообщение?
Краснопёрый подпер себе руки в бока.
- Так как Константин Глебович очень плох, можно сказать в полном расстройстве здоровья, так мы и думали, по прежним нашим связям с вами…
- Ну-у?
- Как вы полагаете сами насчет местов, занимаемых теперь Константином Глебовичем?..
Лицо Краснопёрого изменило выражение. Он подался вперед всем корпусом.
- Как же тут полагать? Ты говори толком.
- Ведь желательно, чтобы, ежели после его кончины места эти останутся вакантными, человек стоящий получил главную силу и мог сообразно тому действовать.
- Дальше что же, сударь мой, дальше-то?
- И чем раздоры иметь… и друг дружку ослаблять, не любезнее ли бы было, Капитон Феофилактович, в соглашение войти… Если вы к нам в тех же чувствах, как и прежде, то мы, с своей стороны, окажем вам поддержку.
- А ты думаешь, для меня невесть какая благодать на Лещова место сесть? - пренебрежительно спросил Краснопёрый. Он сразу уразумел, в чем дело, и уже сообразил, как надо поломаться. Коли сами залезают, стало, он им нужен… Газетные статейки подействовали.
"Подлец ты, подлец, - беспомощно бранился про себя Нетов. - И зачем я тебя улещаю?.. Надо бы тебя за пасквили к мировому, а то и в окружный… Ты же нас осрамил на всю Москву, и я же должен прыгать перед тобою".
- Хуже будет, ежели кто-нибудь из ваших заклятых врагов да попадет… - сказал с усилием Нетов. - Ведь вы опять в дела вошли. Кредит поднимается сразу и всякое предприятие.
- Тих, тих, а посулы знаешь!
- Почему же вы это за посулы принимаете? Надо предвидеть-с.
- Благоприятель еще жив, а мы уж рассчитываем, кого бы нам посадить, чтобы нашу руку гнули. Об одеждах его мечем жребий!..
- Это уж совсем напрасно, - рассердился въявь Нетов и встал. - Вам достаточно известно, Капитон Феофилактович, что я никакими аферами не занимаюсь. (Марья Орестовна не могла его отучить от "афер"); ежели я и дядюшка Алексей Тимофеевич об чем хлопочем, так это единственно, чтоб люди стоющие сидели на таких местах. И потом мы полагали, что вам с нами ссориться не из чего. Кроме всякого содействия, вы от нас ничего не видали.
- Ладно, ладно!.. Сейчас и петушится, ха, ха!..
Краснопёрый переменил тон.
- Была бы честь предложена! - вырвалось у Нетова. Но он тотчас же испугался и ушел в себя.
- Да ладно, я ведь не кусаюсь. А ты вот что мне скажи: это ты сам придумал насчет Лещова?.. Вряд ли!.. Дядюшка надоумил?
- Это все единственно… кто… я ли, дядюшка ли. Что для вас выгоду имеет, вы сообразите сами…
- Плох он нешто?.. - спросил вдруг Краснопёрый серьезно.
- Вы о ком, о Константине Глебовиче?
- Да.
- Оченно плох… Я вот к нему…
- Удостовериться, сколько дней проживет?
- Вовсе не так, Капитон Феофилактович, вовсе не в этих расчетах, а потому, собственно, что они просили насчет завещания.
- Пишет?
- Да-с… И дядюшку желали в душеприказчики.
- Тот не пошел… старый аспид?
- У них делов достаточно и своих…
- А ты?
- Мне также вмешиваться не хотелось бы… подписаться свидетелем, почему не подписаться…
- Улита едет - скоро ли будет… Лещов-то пять раз уж на моей памяти отходил, однако все еще жив. Он Господа Бога слопает.
- Не доживет до зимы.
- Ну и пущай его… Вам с дядей вот что скажу, друг любезный: загадывать нечего, можно и провраться… Коли вы оба со мной ладить хотите… так мы посмотрим…
- Мы надеемся, что вы, как и прежде, этих-то, которые над нами в издевку… и насчет русских и славян…
- Это ты не гоноши… Я - русак. В деревне родился… стало, нечего меня русскому-то духу обучать… А вы очень не тянитесь… за барами, которые… кричат-то много… Он, говорит, западник… Мы не того направления. Вы оба о том лучше думайте, чтоб кур не смешить да стоящим людям поперек дороги не становиться, так-то!
Краснопёрый встал и протянул руку Нетову. Больше не о чем было разговаривать. Хорошо еще, что проводил до приемной.
XII
Не много приятности предстояло и у Лещова. Но, видно, такой крест выпал, даром ничто не дается.
Всю дорогу - минут с двадцать - на душе Евлампия Григорьевича то защемит от "пакости" Краснопёрого, то начнет мутить совесть: человек умирает, просит его в свидетели по завещанию, учил уму-разуму, из самых немудрых торговцев сделал из него особу, а он, как "Капитошка" сейчас ржал: "об одеждах его мечет жребий"; срам-стыдобушка! Сядет у его кровати, ровно друг, а сам перед тем заезжал к такому "мерзецу", как Краснопёрый, сулить ему места Константина Глебовича. И зачем все это?.. Не мог он разве жить себе припеваючи? Ни забот, ни сухоты, ни обиды. Где хочешь… в Ниццу или в Неаполь, что ли, поезжай. Палаццо там выведи, певчих своих, церковь собственную… Так нет!.. Все подошло одно к одному; завелся и вырос внутри червяк - какое… целый глист ленточный, - гложет и гложет… И к людям таким попал в выучку: Лещов, Марья Орестовна. Теперь уж и нельзя назад, не пускает собственное прошедшее.
Ежится Евлампий Григорьевич в своей мягкой стеганой шинели. Ему не по себе, точно он перед припадком лихорадки. Слишком уж играли на его нервах, да и еще поиграют. У Лещова он засиживаться не станет… Нет!.. А дома-то?.. Что такое готовит Марья Орестовна? Господи!..