И она ушла наверх, словно боясь накликать несчастье на тех, на кого смотрела. А ей вдогонку неслись музыка и смех.
Ламбрей, Тереза и Бобби расположились в маленькой гостиной, примыкающей к залу. После каждой фразы повисала длинная пауза. Бобби время от времени отпускал какую-нибудь шуточку, но никто из троих не вдумывался в смысл его слов. От зала их отделяла высокая резная дубовая дверь. Шум голосов то и дело заглушал звук патефона, и тогда легко можно было узнать гулкий бас Фонтена.
- Вы решительно не танцуете? - спросил Шарль-Арман.
- Слишком жарко, - ответила Тереза, с томным видом склонив голову.
- Да, действительно жара, - отозвался Шарль-Арман, откинувшись на спинку кресла и разведя руками.
Полулежа на диванчике времен Директории, Тереза улыбалась неизвестно чему, обнажая ряд белых зубов. Щека Бобби казалась чуть вздернутой из-за иронической складочки на подбородке.
Шарль-Арман поднялся и отдернул тяжелую штору.
- А вы не боитесь налета? - спросила Тереза, указав на зажженную люстру.
- Посмотрите лучше, какой красивый вечер, - пожал плечами Шарль-Арман.
Он услышал стук каблучков по полу - она подошла к окну.
Вечер действительно был великолепен. В небе висели огромные звезды, в долине лежал молочный туман, сквозь который то там, то тут просвечивали темные силуэты тополей. В глубине парка, как раз над высокой пихтой, звезды сложились в какой-то замысловатый рисунок.
Шарль-Арман взял Терезу за руку чуть выше запястья. Она стояла совсем близко, касаясь его плечом, локтем и бедром, и он уже не смотрел на небо, а, скосив глаза, разглядывал ее профиль, высокий лоб, нежное веко, тонкую линию носа. Аромат вечернего воздуха смешивался с легким запахом духов, исходящим от ее виска. Если бы за спиной не было Бобби, Шарль-Арман наклонился бы к Терезе и коснулся бы губами ее шеи. Ему хотелось сказать: "Давайте улизнем от него в парк!" Он начал подбирать слова, крутить фразу и так и сяк, боясь, что приятель его услышит. Но момент был упущен.
Тереза отодвинулась от него и снова уселась на диван. Ей показалось, что оба кавалера разглядывают ее ноги, и она быстро натянула на колени короткое платье.
Шарль-Арман упал в глубокое кожаное кресло, которое никак не вязалось со старинной обстановкой комнаты.
- Это кресло адмирала, - сказала Тереза.
Шарль-Арман чиркнул спичкой, и огонек высветил перстень на пальце и насмешливую улыбку, появившуюся на его лице. Он откинулся на кожаную спинку кресла и вдруг ощутил необыкновенный прилив счастья оттого, что он здесь, что вдыхает свежий ночной воздух и следит, как поднимается к люстре сигаретный дымок.
Его захватило странное ощущение свободы. Не было ни вчера, ни завтра. Война сожгла все мосты. Все связи с прошлым разорваны, будущее в тумане. Ни воспоминаний, ни надежд. И внутри он чувствовал такую же пустоту. То место в его душе, что занимала жажда удачи и приключений, оказалось свободным.
Рядом продолжали танцевать. В окно влетело какое-то насекомое и закружилось возле люстры.
- Ночная бабочка, - бросил Бобби.
Это будничное замечание было вполне в его стиле. Зато глаза утратили свойственное ему безразличие, и взгляд был живым и цепким. Заметив это, Шарль-Арман ощутил смутное беспокойство. Тогда он поймал устремленный на него взгляд Терезы.
И Шарль-Арман почувствовал, как пустота внутри вдруг вспыхнула красным светом.
Бабочка упорно продолжала бороться с люстрой. У Шарля-Армана зашумело в ушах, но бабочка здесь была ни при чем.
Кого из двоих мужчин предпочтет Тереза?
Ей уже давно льстило внимание Шарля-Армана. А сегодня… Сегодня она ощущала себя странно обновленной, и ничто, кроме биения сердца, было уже не важно.
Она попросила Бобби пойти поискать кузину Варнасе и, когда он вышел, сказала Ламбрею:
- Для начала сидите спокойно, чтобы мы могли поговорить.
Шарль-Арман посмотрел на нее. Он упрекал себя за то, что упустил момент, когда они стояли у окна. Он ведь тоже искал, куда бы отправить Бобби. Теперь по еле уловимому движению ресниц и губ Терезы он понял, что этот труд она берет на себя. Между тем он был уверен в ее чувствах почти так же, как в своих. Он знал, что когда прижмет ее к себе и прикроет глаза, то увидит сквозь ресницы кушетки времен Директории: они всегда возникали у него перед глазами, когда по коже пробегала дрожь вожделения. И эта мысль невольно вызвала у Шарля-Армана улыбку…
Ему вдруг показалось, что его позвали. Он вздрогнул и обернулся. В дверях стоял Бебе.
- Ламбрей! - уже в который раз повторял он. - Тебя требует лейтенант!
- Ладно, сейчас иду. Извините, Тереза, - сказал Шарль-Арман, склонившись в поклоне, чтобы шепнуть: - Я вернусь…
5
Проходя по залу, Шарль-Арман услышал крики:
- Эй, Ламбрей! Ты что, пренебрегаешь нашей компанией?
Он прошел через вестибюль и вошел в комнату, служившую бригаде офисом. Там сидели Сен-Тьерри и Лервье-Марэ.
- Дорогой друг, я в отчаянии, - заявил Сен-Тьерри. - Полковник назначил вас обоих связными. Он звонил мне. Моя бригада обезглавлена. Вас переводят в штаб Школы. Мои поздравления, Ламбрей. Но я очень на вас рассчитывал, и мне жаль вас терять.
- Мне тоже, господин лейтенант, очень жаль с вами расставаться. А… когда мы должны ехать? - спросил Шарль-Арман.
- Прямо сейчас. Времени осталось только на сборы. И я должен дать каждому из вас хорошего проводника.
Он украдкой взглянул на Лервье и подумал: "А этому надо кого-нибудь покрепче".
- Вот что, Лервье, - сказал он, - вы пойдете со Стефаником. А вы, Ламбрей? С кем хотите пойти?
- С Дерошем, если можно.
- Ну нет, старина! Не уводите самых лучших. Почему тогда не Бруара, если уж у меня никого не остается? Нет, возьмите… ну, хоть Гийаде. Он же из вашей комнаты. И все четверо из лучшей моей комнаты! - вздохнул он.
На миг наступила тишина.
- Ладно… надеюсь, мы останемся… друзьями, - снова начал лейтенант и похлопал себя по рукаву, как бы обещая новые нашивки, словно война и не кончалась. - В любом случае на днях увидимся. Вы расстались с бригадой не насовсем. Теперь вы будете доставлять мне приказы.
Он сказал так потому, что на самом деле ни Ламбрей, ни Лервье больше к бригаде не принадлежали. И все трое прекрасно это понимали.
- Удачи, Ламбрей! - прибавил он, вставая.
- Удачи и вам, господин лейтенант, - ответил Шарль-Арман, щелкнув каблуками, которые из-за отсутствия шпор глухо стукнули.
Лервье-Марэ тоже встал навытяжку.
- И вам удачи, Лервье-Марэ.
- Счастлив был находиться под вашим командованием, господин лейтенант.
Во взгляде и рукопожатии Жака было столько силы, преданности и искренности, что лейтенант удивился и подумал, не ошибался ли он в своих суждениях об этом парне. И ему стало почти так же жаль расставаться с Лервье-Марэ, как и с Ламбреем.
Сен-Тьерри открыл перед друзьями дверь, и в комнату ворвались звуки музыки.
- Если хотите, последний вальс, - предложил он, улыбаясь. - Только недолго, ладно?
И дверь снова закрылась.
Войдя в зал, Шарль-Арман начисто забыл о существовании Терезы. Ему не терпелось предупредить Бобби, и он предоставил Жаку отвечать на вопросы, которыми их засыпали. Он быстро направился к выходу и, только взявшись за бронзовую ручку двери, вспомнил, как затуманился взгляд Терезы, когда он сказал: "Я вернусь". Ведь Сен-Тьерри дал ему немного времени… И вместо того, чтобы танцевать… Тому, кто уезжает, ни в чем не отказывают, даже если он едет всего за три километра…
Он открыл дверь. Лицо Бобби нависало низко-низко над лицом Терезы, губы их слились. Все продолжалось какую-то долю секунды, поскольку Бобби сразу же вскочил. В углах рта у него таилась лукавая усмешка.
- Сожалею, что помешал. Выше этажом вам было бы гораздо удобнее. Честь имею, я уезжаю связным. Enjoy yourselves - сухо бросил Шарль-Арман и вышел, дрожа от гнева.
Бобби переменился в лице и, забыв о Терезе, бросился вслед за Шарлем-Арманом.
Тереза Англад смотрела, как медленно поворачивается бронзовая дверная ручка. Она уже столько лет живет в Шеневе, но ни разу не замечала, какие здесь на дверях изящные ручки. И какое-то время она ничего, кроме этой ручки, перед собой не видела.
Шарль-Арман быстро пересек зал.
- Лервье, старина, в дорогу! - крикнул он.
Бобби удалось нагнать его только в вестибюле.
- Шарль-Арман, - сказал он, - ну ведь глупо расставаться вот так…
- Ой, мой милый, я тебя умоляю… - перебил Шарль-Арман. - Давай без телячьих нежностей. Очень надеюсь, что ты все же сумеешь соблюсти приличия. Это моя хорошая знакомая… и это я тебе ее представил. Я знаю ее мужа. В конце концов, это просто неприлично… - И поняв, что переборщил, совсем другим тоном добавил: - А я-то всегда считал тебя лентяем.
Бобби расхохотался, но глаза у него при этом были грустные.
В зал вошел Гийаде и спросил:
- Какой мотоцикл брать?
- Тот, что без пулемета, Гном. А мадам де Буа-Шасе там?
Вопрос был адресован лакею, который еще не ушел спать.
- Мадам виконтесса наверху, в это время она уже спит.
- Передайте ей, что я очень сожалею, что не успел с ней проститься.
- Слушай, Шарль-Арман, - сказал Бобби, - раз уж ты уезжаешь, возьми мои шпоры.
Но Шарль-Арман, казалось, его не слышал. Он уже вышел на крыльцо, но Дерош не отставал.
- Прошу тебя, возьми, - настаивал Бобби. - Какой из меня, в сущности, кавалерист? Вот ты - другое дело.
- Нет. Не вижу смысла.