- Мы благодетельствовали неблагодарных, - сказал он, - люди, не чтущие закон аллаха, подобны мышам, съедающим зёрна нашего благочестия. Люди развратные около нас - служители не бога, но шайтана. Сказано в писании: "Это - те, которые купили заблуждение за правый путь. Не прибыльна была их торговля, и не были они на верном пути".
- Как мы поступим с ними? - спросила биби, когда ишан замолчал.
- "Не распространяйте нечестия на земле", - так сказано в писании. Те, кто приобрёл зло, они - обитатели огня, они в нём вечно пребывают… С Энекути поговори сама. Габак-ходжам пусть придёт ко мне.
Утром, когда Энекути по своему обычаю пришла откинуть серпик в кибитке биби, та, не дослушав её приветствий, сказала:
- Уходите от нас, Энекути!
Толстуха вытаращила глаза и раскрыла рот от неожиданности.
- Куда?!
- За службу святому месту благословит вас аллах. Но ишану-ага вы больше не нужны. Уходите совсем.
Потрясённая Энекути, еле ворочая языком, пролепетала:
- Куда уходить?..
- Возвращайтесь в свой дом. И больше не появляйтесь у нас.
Энекути повалилась на колени, поползла к ногам биби.
- Госпожа моя, пожалейте! Что произошло?.. Какой враг наговорил вам на меня понапраслину?.. Кто сказал плохое слово о верной рабе ишана-ага?..
По её чёрному лоснящемуся лицу текли слёзы, смешиваясь с обильно выступившим потом. Она прижалась губами к ноге биби. Та брезгливо высвободила ногу, несильно толкнула ею Энекути в лоб.
- Встаньте! Не надо причитать. Ваши слёзы - притворные слёзы. Уходите отсюда и не смейте больше никогда появляться в ряду ишана-ага.
- Я не виновата!.. Я пойду к ишану-ага…
- Не смейте ходить к нему! - строго прикрикнула биби. - Я вам запрещаю! Немедленно убирайтесь в свои дом!
Однако Энекути не послушалась. Недаром говорят, что когда вода выше головы, неважно на сколько - на вершок или на десять. Терять ей было уже нечего. Поэтому она помчалась к келье ишана.
С порога, рухнув на колени, она вцепилась руками в волосы, рванула их и, протягивая к ишану руки с сальными седыми клоками волос, заголосила:
- Пир мой, убили меня! Госпожа прогнала! За что прогнала, не знаю… Заступитесь за верную рабу свою, пир мой!..
- Госпожа прогнала - с госпожой разговаривайте, - пробормотал ишан, делая вид, что читает коран.
- Не хочет слушать меня госпожа! Я ни в чём не виновата!
- Вот написано в святой книге: "Они пытаются обмануть аллаха и тех, которые уверовали, но обманывают только самих себя".
- Я не обманываю! Я всегда служила вам верой и правдой, пир мой! Вспомните мою службу!..
- Сказано: "Для них - мучительное наказание за то, что они лгут… Побойтесь уготованного неверным огня, топливом для которого - люди и камни".
- Я боюсь, пир мой! Я очень боюсь! Пожалейте меня!
- Сказал аллах: "Борись с неверными и лицемерами и будь жесток к ним".
- Не обижайте меня, ишан-ага! Разве я - капыр, неверный? Не обижайте!..
- "Мы их не обижали, но они сами себя обидели", - так сказано в писании. Я ничего не могу сделать для вас, Энекути, вы оказались нерадивым сопи. Госпожа решила вашу судьбу - разговаривайте с госпожой.
- Вы всегда доверяли мне! Говорили, что я самая верная ваша опора…
- Замолчи, женщина! Не кощунствуй! Не оскверняй уста дополнительной ложью! Сказал пророк: "Не опирайтесь на тех, которые несправедливы, чтобы вас не коснулся огонь". Иди, женщина, и оставь меня с моими молитвами!..
- Я понимаю! - закричала разозлённая Энекути. - Я понимаю, откуда всё это пошло! Вы поверили словам Огульнязик, да? А разве не она нарядила в мужскую одежду молодуху, которую дали вам на храпение, не она помогла ей бежать? Л кто ключ от ворот принёс? Кто помог коня украсть? Всё - она, а вы ей ещё верите!
При упоминании об Огульнязик ишан бросил быстрый взгляд на Энекути, но сразу же снова опустил голову, не повышая голоса, сказал:
- "Не облекайте истину ложью, чтобы скрыть истину" - так учил наш пророк Мухаммед, да будет над ним милость и молитва аллаха… Порицающий вещь священнослужителя порицает бога, а порицающий бога ввергнется в пламень - и будет там плач, и вопль, и скрежет зубовный. Иди, женщина. Я сказал всё. И козу подвешивают за свою ногу, и овцу - тоже.
Конечно, Энекути не поняла, что последней фразой ишан хотел сказать: каждый понесёт наказание за содеянное им. И ушла к себе домой злая и растерянная. Неожиданное решение ишана ломало налаженную жизнь, лишало дарового сладкого куска, к которому Энекути привыкла за время служения ишану Сеидахмеду. Да и вообще надо было всерьёз думать о средствах к существованию.
- Что-нибудь случилось, мама? - полюбопытствовала Джерен, когда Энекути ввалилась в кибитку.
- Провались ты! - раздражённо буркнула толстуха и со стоном опустилась на свою постель. - Голова что-то разболелась.
Но Джерен обмануть было не так:то просто. Никакая голова у тебя не болит, подумала она, стряслось что-то посерьёзнее. Сейчас я сбегаю к Огульнязик и, может быть, узнаю, что это такое.
- Я пойду посижу с девушками, - сказала она.
- Иди! - отозвалась Энекути… - Иди хоть к Иблису на рога!
Она отвернулась к стене.
Уже стемнело, когда потянуло холодком от двери и у порога кто-то осторожно кашлянул. Задремавшая было Энекути встрепенулась:
- Кто?
- Это я, - негромко ответил вошедший.
- Проходи, Габак! - обрадовалась Энекути. - Сейчас я лампу зажгу!
Она быстро сбегала за кипятком, поставила перед Габак-ходжамом чай, коурму, наломала лепёшку. Наевшись, Габак-ходжам провёл ладонями по лицу, вознося благодарственную молитву, и пожаловался на несправедливость мира: ни за что, ни про что позвал его к себе сегодня ишан-ага и велел убираться куда глаза глядят. Даже не объяснил, за что выгнал, за что-то разгневался. Куда теперь идти, одному аллаху ведомо.
Энекути подумала и заявила, что утро вечера мудренее. Надо ложиться спать, а там видно будет, куда идти, что делать.
- Мне и спать-то сегодня негде, - пожаловался Габак-ходжам.
- Здесь ляжешь! - решительно сказала Энекути и принялась проворно стелить постель гостю.
В это время вернулась Джерен, разузнавшая всю подноготную о мачехе и её дружке, и поинтересовалась, кому это готовится постель.
- Вот ишан-ага будет у нас ночевать! кивнула Энекути на Габак-ходжама и вышла.
Джерен насмешливо, в упор разглядывала гостя. Он сидел, смущённо поерзывая, глядя в пол.
- У нас тесно, - сказала Джерен. - И холодно. У моей тёти есть специальная комната для гостей. Там и просторно и тепло. Сейчас я вам там постелю.
Она подхватила постель, разложенную мачехой для Габак-ходжама, и проворно убежала. Габак только молча вздохнул.
- Ты с ума сошла! - удивилась тётя, когда Джерен объяснила ей, зачем она принесла постель. - Куда я его положу? Да и зачем он мне нужен?
Джерен наспех рассказала ей о случившемся и, пока тётя охала, хваталась за ворот, плевалась и поминала имя аллаха и пророка, решила:
- Постелю ему в твоей старой мазанке. Там чисто. А ты для вида подбрось несколько щепок в оджак. Я побегу, а то, если мать вернётся, шум поднимет,
- Не поднимет! - сказала тётя. - А станет кричать, я сама приду - успокою её, напомню ей о чести дома, в котором жил мой брат! Я ей скажу, что значит чужой мужчина в доме! У нас, хвала аллаху, есть ещё люди, которые чтут законы. И не забывают, что у них на поясе висит нож!
Когда Джерен, вернувшись, объяснила Габак-ходжаму, как пройти в мазанку, пришла и Энекути,
- О чём ты толкуешь? - спросила она Джерен.
- О тётиной мазанке, - невинно ответила та.
- Что там, домовой поселился, что ли?
- Нет, домового там не видно. Просто я сказала тёте, что уважаемому Габак-ходжаму… простите, Габак-ишану негде переночевать, и тётя с радостью согласилась устроить его в мазанке. Она уже и печь растопила там и постель…
- Да как ты смеешь! - рявкнула Энекути. - Кто тебе позволил распоряжаться в этом доме?!
- Это дом моего отца, - скромно потупилась Джерен, сдерживая смех. - А я - дочь моего отца.
- Вот я тебе…
- Не надо, уважаемая Энекути-бай, - дрожащим голосом попросил Габак-ходжам, - не надо гневаться. Пусть не будет лишних разговоров… Мы пойдём в мазанку, где нам постелили. Там тепло и просторно, там нам будет хорошо…
И он на цыпочках, балансируя руками, вышел.
- Шлюха! - зло бросила падчерице Энекути.
Джерен усмехнулась:
- Если, мама, кто-то из нас заслужил это слово, то, наверное, не я.
- Поговори мне!..
- А почему я не имею права говорить? Я дорожу, честью этого дома…
- Провались ты в преисподнюю, шакалье отродье! Если я здесь уже не хозяйка, мне делать нечего. Я тут ни минуты не останусь!
- Что ж, - согласилась Джерен, - воля твоя. Тебя никто не гонит, но если ты сама желаешь уйти, то уходи. Забирай свой сундук с праведным и неправедным добром и иди.
- И уйду! Посмотрим, каково тебе будет одной!
- Проживу как-нибудь. Когда мама умерла, я знала, что у меня никогда не будет второй мамы. А когда папу призвал аллах, я поняла, что дом без опоры остался. Ты - не опора.
- Я это знаю, ишачка! - сказала Энекути. - Когда мой муж умер, я знала, что в этом доме для меня не осталось места. Завтра же заберу все свои вещи и уйду.
- Смотри, папины заодно не прихвати.
- У вас, у голодранцев, прихватывать нечего!..
Габак-ходжам, согревшись под тёплым одеялом, уже придрёмывал, когда заявилась Энекути и растормошила его. Жаркие объятия любвеобильной толстухи разогнали остатки сна.