В опочивальню без доклада впорхнула княгиня Дашкова. Подруги обнялись. Екатерина Романовна с тревогой взглянула на бледное лицо государыни. Под глазами залегли тени. В уголках губ скорбная складка. Еще вчера ее не было.
- Может, поешь, матушка? - княгиня уж было хлопнула в ладоши, чтобы принесли еду. Но Екатерина отмахнулась:
- Потом, не до еды сейчас. Достаточно кофе. Как там, все собрались?
Дашкова рассмеялась:
- Собрались - не то слово. Такого я еще не видывала. В дверях толпятся члены Священного Синода, сенаторы, придворные вельможи, послы, горожане, купцы - да что там толпятся. Позабыв про стыд, распихивают друг друга локтями. И все, чтобы увидеть тебя.
- Про Петра разговоры идут?
Дашкова тряхнула припудренными локонами.
- А какие могут быть разговоры? Тебе на верность присягать собираются, а не ему. Кстати, твоей милости ожидают и зарубежные послы. У каждого в руках манифест.
- И? - Екатерина спешно просовывала руки в легкое светлое платье. - Что они говорят? Что думают? В общем, рассказывай, какие настроения?
Дашкова налила себе кофе и поделилась собранными сплетнями:
- Большинство радуются, хотя и не могут прийти в себя. Оказывается, только Англия предполагала подобный поворот событий.
- Еще бы, - усмехнулась Екатерина. - Денег-то сколько ввалили.
- Все хвалят тебя в манифесте, - продолжала Дашкова. - И как ты такой крепкий пьешь? Так вот… манифест сегодня только разве что безграмотный не читал, да и то ему пересказали. Особенно понравилось, что в нескольких словах ты умудрилась развенчать образ прусского короля. Теперь французы надеются, что ты вернешься к прежним отношениям с ними. Австрийцы думают, что тоже своего не упустят. Ждут тебя.
Екатерина задумчиво смотрела на себя в зеркало. Хоть и не выспалась, а хороша!
- Надо Гришке сказать, чтобы не очень много водки раздавали, а то перепьются, - сказала она, наконец.
- Уже сделано, - княгиня с жадностью смотрела на аппетитную клубнику в глубокой миске. Съесть хотелось, а неудобно. - Изначально всем только по стопке раздавали. Да и водка быстро кончилась. Кто успел, тот и выпил.
- И еще, - на лбу императрицы появилась глубокая морщинка. - Во избежание беспорядков надо перекрыть все въезды в город и запретить движение по дороге Петербург - Ораниенбаум, чтобы император как можно позднее узнал о перевороте…
- А вот это мудро, матушка, - одобрила Екатерина Романовна. - Сейчас Разумовскому скажу. Скоро ли выйдешь?
- Скоро, - рассеянно ответила Екатерина. Сейчас ее больше всего занимал Петр. В суматохе последних часов она как-то о нем совсем забыла. А зря. Выигранная битва еще не есть выигранное сражение. Если вдуматься, то численный и военный перевес сейчас на стороне чертушки. У нее - несколько наспех собранных полков, солдаты которых в данный момент, мягко говоря, мало на что способны. Петр может рассчитывать на все армии, собранные в Ливонии для ведения войны против Дании, и на флот, стоящий у острова-крепости Кронштадта. На ее стороне эйфория, на его - желание защитить собственные интересы. Если Петр отдаст приказ, и войска начнут наступать и с суши и с моря, Санкт-Петербург не продержится и двух часов. Как только появятся первые сомнения в законности ее прав, вокруг в лучшем случае останутся человек пять-десять. Этим терять нечего. Остальные переметнутся на сторону Петра. С человеческой природой ничего путного не сделаешь. Как там русская пословица гласит, рыба любит, где глубже, а человек, где лучше. Пока лучше с ней, но как знать, может ветер переменится.
Екатерина мерила шагами комнату, думая. Допустим, Петр узнает о перевороте уже сегодня. Его действия? Точнее, действия его приспешников?! Ну, конечно - обеспечить полную поддержку российского флота. А она чем хуже? Императрица позвонила в колокольчик.
- Разумовского ко мне!
- Ваше величество?
- Кирилл Григорьевич, нужно немедленно отправить адмирала Талызина в Кронштадт. Пусть берет любых лошадей. Мне нужна поддержка флота.
- А… - начал свой вопрос восхищенный Разумовский.
- Я даю ему полную свободу действий. Главное - обогнать императора.
В три часа пополудни сияющая и спокойная Екатерина появилась в парадном зале Зимнего дворца. Оказывается, быть императрицей не только сложно, но и очень приятно.
Как только придворные склонились перед ней, Екатерина с любопытством подумала: а что сейчас делает Петр?
ГЛАВА 17.
В три часа пополудни в окружении придворных Петр выехал из Ораниенбаума в Петергоф. Настроение у государя было отвратительным: сказывалось похмелье. Даже любовница сегодня не радовала, а, напротив, лишь раздражала. Вчера они поссорились. Следы ссоры до сих пор багровели у него на скуле и синели у Елизаветы под глазом. Воронцова дулась. Но не из-за синяка, а из-за слишком маленькой свиты, которая. по ее мнению, умаляла величие императора. Генерал Миних, посол Пруссии барон Гольц, князь Трубецкой, канцлер Михаил Воронцов, сенатор Роман Воронцов, а также семнадцать придворных дам в парадных туалетах… и все. Разве так должен путешествовать император Российской империи?!
Оба заметно нервничали. В Петергофе должна была состояться встреча с императрицей. Петр боялся, что задуманный им план так и не свершится. Елизавета, в свою очередь, опасалась, что задуманный ими план свершится, но не так. Сменив гнев на милость, она в очередной раз задала надоевший обоим вопрос:
- Так что ты решил?
Петр устало потер ноющие виски.
- Мы приедем, она должна будет высказать свое почтение не только мне, законному мужу, но и тебе…
- А если не захочет!
- Захочет! - огрызнулся Петр. - Завтра мы пообедаем в последний раз, и ее величество отправится в Шлиссербургскую крепость. Затем развод, и венчание с тобой, моя страшная хромоножка.
Оба заметно повеселели. Петр хлебнул из походной фляги, чувствуя, как теплеет в горле и проясняются мозги. О разводе он пока старался не думать. Все утрясется - потом и как-нибудь. Если выбирать гнев Екатерины или больную ярость Воронцовой, он предпочтет гнев Екатерины. С ним намного легче справиться. Обед в честь именин императора придумала Воронцова. Ей показалось это удачной шуткой:
- Хоть поест напоследок!
И вот теперь, думая об этом "напоследок" Петр чувствовал себя не очень уютно. Как, впрочем, и последние месяцы. Эйфория после смерти императрицы давно прошла, на смену пришел страх. Несколько раз, допившись до скотского состояния, он видел в коридорах дворца призрак умершей императрицы. Она была в тканном серебром платье, в котором ее и похоронили, на желтом нарумяненном лице застыл немой упрек. Призрак следовал за ним по пятам, словно силился что-то сказать. Но как Петр ни напрягал слух, он не расслышал ни слова. Последний раз она приходила вчера. И чертушка впервые заметил на ее шее черные пятна - отпечатки чьих-то пальцев. По щекам катились восковые слезы. Она попыталась его перекрестить, но рука бессильно упала, словно между ними навеки протянулась невидимая прозрачная стена.
Он хлебнул еще, разгоняя тяжелые мысли. Воронцова к счастью молчала, разглядывая на скрюченной лапке его вчерашний подарок - тяжелый перстень с огромным бриллиантом. Все прекрасно: вон день-то какой стоит чудесный! Солнце, на небе ни облачка, в окна дует свежий приятный ветерок. И почему он решил, что вчерашний призрак сулил ему смерть?!
К императорской карете подскакал князь Трубецкой:
- Ваше императорское величество, мне сообщили, что в петергофской резиденции императрицы нет. Она в павильоне "Монплезир".
Петр равнодушно пожал плечами:
- Значит, так и не послушалась. Что ж, пусть пеняет сама на себя. Поворачивай к "Монплезиру". Нанесем императрице долгожданный визит.
Воронцова оживилась:
- Вот видишь, Петруша, а ты еще сомневался, как с ней поступить. Наказывать за строптивость нужно, наказывать!
- Накажем, - Петр лениво притянул ее к себе. - Сама и накажешь.
Через полчаса кареты остановились у павильона "Монплезир". Петр вышел из кареты, оглядываясь по сторонам. Не будучи слишком сообразительным, он не сразу понял, почему придворные выглядят такими растерянными.
Павильон казался мертвым. Двери и окна закрыты. Вокруг - тишина.
- Спряталась! - довольно отметил чертушка, вспомнивший об их детской забаве - игре в прятки. - Испугалась! Ха-ха! От нас не уйдешь! Раз-два-три-четыре-пять, я иду тебя искать.
Он пробежал по дорожке и распахнул дверь. Тихо. Пусто.
- Катерина! Выходи! Все равно тебя найду.
Ногой подал хрупкие дверцы в зимний сад. И пошел, сбивая кадки с редкими растениями и цветами. Бац! В сторону полетела китайская ваза с белоснежными розами. Бэмс! Каблук впечатался в ухоженную клумбу с привезенными из заграницы лилиями. Петр метался по оранжерее, круша все вокруг:
- Катерина!
Увидев при входе застывших придворных дам, приказал:
- Всем искать!
Дамы зашелестели платьями, брезгливо обходя развороченные вазы и комья мокрой земли. Тем временем Петр переместился в кабинет, отделанный в китайском стиле. Беглый осмотр показал, что императрицы нет и здесь. Император впал в бешенство и помчался в музыкальный салон. Потом в спальню. Вот ее вещи, небрежно брошенные на кровати, стульях. Вот парадное платье. Вот драгоценности, оставшиеся на туалетном столике. Любопытная Воронцова мигом сунула нос в шкатулку.
- Не трогай! - прошипел Петр. - Катерина! Выходи!
- Может, она гуляет, - предположила Воронцова, унизывая уродливые пальцы бриллиантовыми кольцами. Приказа Петра она, естественно, не послушалась.
- Где она может гулять? - заорал Петр. - Я-то здесь! И я приказал ей меня ждать.