- Время - да, - он уловил издевательские нотки. - А желание… тут все зависит от вас, Никита Иванович. Все в ваших руках. Так что там Париж?
- Стоит, - рассеянно ответил Панин, пожирая глазами Екатерину. Та заметила это и кокетливо прижалась к Нарышкину. Кровь ударила Панину в голову. По приезде он сразу навел справки об увлечениях великой княгини. Знал о бурном романе с Понятовским, слышал намеки о череде гвардейцев, доходили слухи и о возможной связи со Львом Нарышкиным. Неужели не только слухи? Неужели опоздал? Все эти размышления настолько четко читались на лице Панина, что Екатерина расхохоталась.
- Расслабьтесь, Никита Иванович, своим грозным видом вы портите нам все веселье. Неужели в парижских салонах принято так явно скучать в присутствии царственных особ?
- Простите, ваше высочество. Ваша красота вновь пленила меня, наложив печать восхищения на уста. Онемел от восторга, и, видно, своим смущением, нарушил общее веселье. Еще раз прошу прощение.
- М-м, - промурлыкала Екатерина. - Как интересно! Но знаете, граф, от смущения способ хороший имеется.
- Какой? - улыбнулся Панин, интуитивно почувствовав, что она готова сменить гнев на милость. - Расскажите!
- Как какой? Выпить, разумеется! - она дернула изящным плечиком. - Впрочем, вы, наверное, избалованы, французскими винами? Молчание - знак согласия. Ничего, мы вас быстро отучим. Против русской водки, думаю, возражать не станете? Есть у нас в России мастера ее готовить. Важно найти правильное соотношение и очистить ее, чтобы была прозрачной и вкусной. Так как? Выпьете?
Перед гостем появилась стопка с ледяной водкой.
- За встречу? - лукаво предложила тост Екатерина.
- За встречу, - нестройно поддержали ее остальные.
Ужин продлился до полуночи. Панин пил мало, украдкой наблюдая за Екатериной. Он запомнил ее мягкой, ласковой, игривой кошкой. А застал - необузданную, опасную и умную тигрицу. Второе сочетание возбуждало намного больше. Но сможет ли она простить его бегство? Сейчас он уже был в этом неуверен.
Екатерина чувствовала растущие сомнения Панина, и забавлялась с ним, как с игрушкой, когда-то очень любимой, а теперь… Она давно выросла из прошлых отношений, но ради любопытства собиралась их возобновить. Правда, всего лишь на одну ночь.
Когда нетерпение ее бывшего любовника достигло наивысшей точки, она хлопнула в ладоши:
- Хватит, господа! Слишком много удовольствий сегодня, больная голова - завтра.
Хмельная компания послушно поднялась и откланялась. Слуги убрали посуду. Панин неуверенно топтался на пороге.
- Вы что-то забыли, граф? - с любопытством спросила Екатерина, раскинувшись на постели в недвусмысленной позе. Интересно, решится он сделать первый шаг, или предоставит это ей.
Панин рухнул на колени.
- Ваше высочество!
- Когда-то ты называл меня императрицей, - с горечью проговорила Екатерина.
- И сейчас назову! - его била горячечная дрожь. - Я скучал без тебя.
- Зачем же уехал? - без особого интереса спросила великая княгиня.
- Императрица приказала, - брякнул Панин и тут же осекся. - А потом дела навалились, пришлось срочно ехать. Не успел предупредить.
- Для тебя есть только одна императрица - я! Или же меня любить изволишь, а на верность другой присягаешь?
- Катя!
- Ладно, все быльем поросло, что толку прошлое вспоминать, когда есть настоящее?! - хрипло отозвалась Екатерина, которую Панин уже грубо целовал. - Какой ты жадный, однако…
- Катя!
- Молчу, молчу… Ох!
Все-таки есть разница между животной любовью и любовью разумной, чувственной, заполняющей не только тело, но и душу. С гвардейцами было сладко, быстро и опасно, с Паниным по-прежнему легко, нежно и очень долго. Его губы скользили по стройному телу, вспоминая забытые уголки, впадинки и выступы.
Язык бережно касался напряженных сосков, похожих на два темно-розовых камешка. Руки блуждали по гладкому белому животу, спускаясь ниже и ниже. Как только пальцы достигли потайного местечка, Екатерина вскрикнула, забилась от пронзительной судороги. Потом еще и еще. Ноги разошлись, тело выгнулось, принимая его всего, без остатка.
- Быстро или медленно? - шепнул в самое ухо.
- Сначала медленно, потом очень быстро, - как же он хорошо ее знал, жаль будет потерять такого любовника снова, но предавший однажды предаст еще раз. Эту истину она давно уяснила. И не только с Паниным. А предательств и без него на ее век хватит. Ах, Станислав! Как же тебя не хватает! Додумать горькую мысль не успела, поддавшись извечному, убыстряющемуся, ритму. И когда до пика оставалось совсем чуть-чуть, мужчина замер, приподнявшись.
- Я скучал без тебя. Скучал. Ревновал. Тосковал. Хочу, чтобы ты это знала.
- Знаю, - выкрикнула Екатерина, - только, пожалуйста, ничего не говори сейчас и не останавливайся.
И снова тесное объятие, похожее на древний танец.
И снова долгожданная смерть.
Маленькая смерть. Сердце на мгновение замерло, а потом вновь забилось.
Тяжело дыша, Панин откатился на спину. Положил потную руку ей на живот. Екатерина не шевельнулась, хотя очень хотелось отодвинуться. Сейчас, когда ее желание полностью утолено, а месть вычерпана до конца, она мечтала, чтобы Никита ушел.
Тот почувствовал изменчивое женское настроение. Возникла долгая пауза, переходящая в мучительную неловкость. То ли уйти, то ли остаться. То ли сказать, то ли промолчать.
Екатерина тянула молчание глубокими глотками, украдкой поглядывая на любовника из-под длинных ресниц.
- Славно ты с ширмами придумала, - придумал он, наконец, тему для альковного разговора. - Ни за что не догадаешься, что здесь происходит.
- Это не я придумала, - усмехнулась Екатерина. - А тот, кому было нужным остаться здесь незамеченным. Я не возражала. Люблю лабиринты.
Панин побледнел, поняв намек.
- Ты его сильно любила? - спросил он через какое-то время.
- Я с ним дышала, жила, ничего не боясь, - ответила Екатерина. - А потом родила от него дочь. Вряд ли к этому можно что-либо добавить. Любовь - это не только красивые слова и томление тела. Любовь - это свобода.
- И ты так просто говоришь о том, что обычно принято скрывать? - удивился Панин.
- Я изменилась и многому научилась за это время. Повзрослела. Учителя были хорошие: одиночество и несчастья. С такими учителями заново начинаешь ценить собственную независимость и свои желания.
- В любви?
- Во всем, - Екатерина перекатилась на живот, приняв свою любимую позу. Длинные волосы, пахнущие цветами и травами, шелковым ковром закрыли подушку.
- А будущее как видится? Свободным и…величественным? - осторожно спросил Панин и тут же пожалел об этом, почувствовав, как напряглось ее тело.
- Никак, - с деланным равнодушием ответила Екатерина. - Живу сегодняшним днем и не устаю благословлять ее величество, одарившую своей милостью и любовью. - Ты сейчас ступай. Не люблю засыпать с ЧУЖИМИ людьми. За ширмой можешь одеться.
"Чужой, оказывается. Лучше бы пощечину дала, - обиженно подумал Никита. - Не так бы было и больно. Попользовала как жеребца и выбросила за ненадобностью".
"А чего ты хотел? - в свою очередь мысленно спросила Екатерина. - Доверия и дружбы? Любви? Я бы рада, да не могу. Не прощаю предательства, граф. Так глупо устроена. Теперь только от тебя, Никита Иванович, зависит, останемся мы друзьями или врагами. Сама предпочту дружбу, а ты, скорее всего, захочешь отомстить. И мсти себе на здоровье, коли силы на то и имеются. Но в постель к себе я тебя уже никогда не пущу. Хотя стоит ли давать подобные обещания, когда впереди целая жизнь?"
Панин неловко собрал разбросанную одежду, прикрывая появившееся брюшко, и скрылся за ширмой, не сказав любовнице ни слова. Екатерина не торопила с решением. Время покажет, была ли она права или нет.
Как только за Паниным вдалеке захлопнулась дверь, к Екатерине заглянула Прасковья Брюс.
- Не спишь, матушка?
- Нет. Думаю.
- О чем?
- Не нажила ли я себе только что нового врага? Панин слишком умен и полезен, таких людей лучше в друзьях держать.
- Раз умен, значит, врагом не станет. Пока нейтралитет выдержит, а потом на твою сторону переметнется. В фаворитах такой точно не задержится - во-первых, думает много, во-вторых, его только на разик и хватит.
- Подслушивала? - беззлобно уточнила Екатерина. - Ладно, не отвечай. Знаю, что подслушивала. То-то шорох и сопение за ширмой слышала. Любишь ты глазеть на чужие ласки.
- О твоей безопасности радела, - со всей горячностью, на которую и была способна, возразила фрейлина.
- Радела ты, положим, о своем любопытстве да интересе. Если Панин укрепится, кто ж мне тогда молодцов поставлять будет? Без работы останешься. Кстати, как там поручик Хвостов? Готов к бою?
Брюс презрительно отмахнулась:
- Да что поручик… Слаб он по второму разу в этом деле оказался, да и обучен плохо. Боюсь, заскучаешь сразу. Я тебе другого кавалера намедни нашла, такой красавец, что глаз не отвести, а уж горяч, отважен - м-м!
- Неужели лучше Салтыкова? - сонно улыбнулась императрица.
- Лучше!
- Лучше Станислава?
- Лучше! - заверила Брюс, укрывая государыню теплым одеялом. - Завтра увидишь и не устоишь!
- И кто такой? - последовал слабый, но любопытный зевок.
- Григорий Орлов.
ГЛАВА 11.
Григорий Орлов всегда верил в свою счастливую звезду. Впрочем, точно такие же чувства разделяли и четверо его братьев. Высокие, статные, красивые и необыкновенно выносливые, они с завидной регулярностью совершали подвиги и на полях сражений, и в постелях высокородных дам.